Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер

— О, да! — улыбнулась Таис мечтательно.

Они вздохнули и подумали каждая о своем… и об одном и том же:

Мечта о нем меня в ночи сжигает,А утром снова к жизни возвращает…

Почта задерживалась, и это было странно. Таис начала беспокоиться не на шутку. Уж не случилось ли чего? Она ходила к прорицателям, но те давали уклончивые ответы, а сердце предчувствовало недоброе. Наконец прибежала взволнованная Геро с целым ворохом писем: от Неарха, Птолемея, Александра. Свое она уже прочла по дороге и выпалила с порога:

— Все в порядке, сядь, не беспокойся. Александр жив, здоров, заговор раскрыт.

— Заговор?!

— Не дошло до заговора, все обошлось. Александр не пострадал.

— Они покушались на Александра?!

— Все казнены.

— Кто… кто посмел?!

— Димн, Никанор, Аминта, Деметр, Филота.

— Филота?! Правая рука Александра?! О, Афина! — Таис схватилась за голову, потом трясущимися пальцами стала разламывать печать на письме Александра, Геро помогла ей. Таис пробежала глазами письмо, но зрение ее не ухватило ни слова «заговор», ни имени Филоты. Тогда она принялась за письмо Птолемея, ожидая там полного отчета, и не ошиблась:

«…некоторые подлые, малодушные злоумышленники строили планы покушения, идея которого принадлежала Димну. Дружок его Никомах, узнав об этом, хотел предупредить царя и обратился с этим к Филоте, тот же не дал делу хода и умолчал об опасности. Через два дня Никомах рассказал обо всем пажу Метрону, который все и доложил Александру. Димна арестовать не удалось: он или покончил с собой, или был убран кем-то из заговорщиков. Филота же оправдывал свое молчание тем, что „не принял всерьез болтовни мальчишек“. Посоветовавшись с Пердиккой. Леоннатом, Гефестионом и Кратером, Александр решил, что это преступление должно расследовать и судить войсковое собрание, что и было сделано. Были выслушаны все свидетели. Александр сам выступал перед войском, зачитал письмо Пармениона к Филоте, которое подтвердило подозрение, что если даже Филота и не был организатором заговора, то идея его совпадала с его собственными умыслами. Александр сказал следующее: „Какие должны быть мысли у человека, который молчит, зная, что на его царя готовится покушение? Мысли, которые бывают у убийцы. Отпрыску рода, представляющего цвет аристократии, я доверил защищать свою жизнь. Не раз вы, солдаты, просили меня о том, чтобы я берег себя. И вот я вынужден просить спасения у вас, у ваших мечей“.

Эти слова вызвали у солдат гнев, и некоторые хотели казнить Филоту тут же, но Александр настоял, чтобы Филота воспользовался правом сказать слово в свою защиту. Филота божился, что не имел преступных намерений, но под пытками признался, что желал гибели своему царю, и его руку направлял Парменион. Все предатели, в том числе и Парменион, казнены, судьба снова хранила нашего божественного царя, вокруг которого все сплотились еще тесней…»

Филота никогда не был симпатичен Таис. Таис определяла свое отношение к людям, опираясь на интуицию, на шестое чувство, хотя никогда не показывала человеку, что он ей неприятен, что само по себе было большой редкостью. Многие недолюбливали Филоту за высокомерие и спесь. Но Александр ценил его как полководца, доверял ему и его отцу самые высокие и ответственные посты. В глазах Таис они имели все, на что только могли претендовать: власть, богатство, почести. Все, кроме ума. Как мог Филота подумать, что, убив Александра, он сможет стать на его место, стать из второго первым?! Ведь Александр уже давно не первый среди равных, а лучший среди всех и единственный в своем роде, и его место принадлежит только ему. Кто, кроме Александра, способен осиливать то, что осиливает он! Как никто, кроме Атланта, не в состоянии удерживать землю на своих плечах, так и Александр — единственный, кто может нести свое бремя. Бред Филоты, что Александр своими успехами обязан армии Филиппа и полководческому таланту его и Пармениона, казался бредом всем, и не только Таис, далекой от военных дел. Ведь армия Филиппа уже давно стала армией Александра и переросла себя прежнюю не на одну и не на две головы. Разве Филипп провел ее через пол-ойкумены, разве он выиграл бесчисленные малые битвы и три грандиознейшие, равных которым не было в истории? Битвы, которые были обречены на заведомый провал, битвы, которые невозможно было выиграть ни по человеческой логике, ни по всем законам стратегии и тактики!

Таис в своих размышлениях не хотела умалять значение армии, действительно отлично вышколенной и вооруженной. Но и в этих качествах она не стояла на месте благодаря неустанным заботам Александра. Так же, как и сам Александр не стоял на месте, а шел в своем развитии семимильными шагами, сплавляя жизненные уроки со своими способностями, умом и стремлением к аретэ-добродетели. Пусть спорят философы, является ли благородство-аретэ врожденным качеством или ей можно научиться. Александр в этом вопросе удовлетворял как критериям Гомера, будучи по рождению «агатой» — благородным, так и требованиям Сократа и Платона, которые считали, что аретэ можно и нужно учиться, вырабатывая привычку к благим деяниям, мудрым, справедливым мыслям, мужественным поступкам.

Дед Александра Аминта III, его дядя Александр II, отец Филип — все три предшественника Александра на македонском троне пали от рук своего ближайшего окружения: родственников, пажей или телохранителей. Такая семейная история вынуждала Александра ненавидеть предательство. Почему за твое добро тебе платят лихом? У Таис сжалось сердце: как должен был чувствовать себя Александр, чудом избежавший удара в спину от своего друга? Не от врага-перса, а от человека, которого знаешь всю жизнь, к которому без всяких опасений поворачиваешься спиной. Каково было ему осознать, что ты пригрел змею на своей груди. А взять на себя ответственность вершить человеческую судьбу? Каково отправить ближайших соратников — своего друга и друга отца — на смерть, вырвать из своей жизни? Ах, как нелегко далось Александру это решение…

Но злодеи знали, на что шли, знали, чем рисковали в случае неудачи, их никто не неволил. Вина Филоты была доказана, Парменион же был казнен без суда и следствия. Но у необходимости свои жестокие законы. Александр не мог оставить его в живых по многим причинам. Старый генерал пользовался слишком большим влиянием в армии, особенно среди солдат-ветеранов. Он имел под своим началом большое войско и деньги, на которые смог бы нанять еще большую армию для открытой борьбы с Александром. А на борьбу он поднялся бы непременно. Во-первых, по закону кровной мести — отомстить за сына и, во-вторых, потому, что строил в душе планы свергнуть Александра, если верить показаниям под пытками Филоты. Ох, уж эти пытки. Гефестион рассказал потом Таис, как рыдал Александр на его груди, когда в соседней комнате пытали Филоту, как будто мучили самого Александра.