«Если», 2003 № 02 - Журнал «Если»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит. Только начать. Федерация уже шлет сюда свободный тоннаж, всех поднимет. А на тех кораблях, что здесь — только челночить: поднимать и передавать на супертранспорты. Но сперва — это самое важное — всех, у кого отобрали время, все отработанное биосырье, пропустить через… как это называется? Ну, где их сажали на стулья… экстракторы, да. Переключить аппаратуру на реверс. Гони всех монтарей — твоих и тех, что ждали на плацу…
— Это еще зачем? Их ведь тысячи, десятки…
— Объясню. Да, их много. Но можем успеть.
— А толку? Планета-то закрыта.
— Была. Но энергии на это уже нет. Только и хватит на трассу. Да и Главный компьютер подстрахует.
— У тебя и там рука?
— Если бы только рука…
— Ладно. Сейчас перекроем накопители, все равно туда уже почти не капает…
— Обожди еще минуту.
Они уже вошли в эллинг и приближались к нам — хотя и не очень быстро, потому что женщину Иванос тащил на плече: силы, казалось, оставили ее.
— Ива! Она что — без сознания?
— Не пойму, — сказал он, опуская ее на пол и переводя дыхание. — Недавно еще была жива.
Я опустился на колени. Не сразу нашел слабенький, редкий пульс. Подняв голову, сказал старшому:
— Надо Кроху снять, и вот ее уложить на то место…
— Думаешь, там мягче?..
— …уложить, накрыть полем и подать — осторожно — ХТ-2. Малыми дозами.
Моя головная боль усилилась до того, что я мог и сам потерять сознание; за все приходится платить. За все — и за неимоверно разбухший мик, вобравший в себя массу информации.
— Что ты говоришь?
— Подать-то мы можем, но приборы на нее не рассчитаны. А вдруг…
— Ей осталось несколько минут. До экстрактора не донесем. Весь ресурс выкачан. А мы будем его возвращать. До исходного рубежа…
Иванос схватил меня за рукав:
— Ра, это что… Ты что говоришь: эта старуха разве?..
— А ты не разглядел? За столько времени?
Впервые в жизни удалось увидеть, как краснеет генерал Иванос. Да и в последний раз, наверное.
— Ну, — сказал он, оправдываясь, — вообще-то не я, а Чугар. Как только они изолировали планету, я не смог…
— Это сохрани для вечернего чая. А сейчас…
Я умолк, глядя, как меняется, оживает, молодеет лицо под защитным полевым куполом.
— Сейчас возглавь эвакуацию. Ты ведь генерал. А ребята помогут. Поднимите хотя бы один корабль, дайте всеобщий сигнал — и федералы так и посыплются. У них длинный зуб вырос — за нашу эскадру…
— Действуем.
Я глядел им вслед, когда со стенда до меня донеслось слабое:
— Эй…
Я повернулся. Увидел. И отключил защиту. Склонился к молодому лицу.
— Люча, милая…
Она проговорила уже более четко:
— Проси прощения за свое…
Да, характер у нее не изменился.
— Прости, Люча. Сам не знаю, что тогда на меня напало…
— Прощаю. Теперь можешь меня поцеловать.
И только потом, когда губы оторвались от губ:
— Спасибо, Ра…
27.Улар исчез из мироздания, когда корабль, на котором мы находились, последним из всех разгонялся, чтобы нырнуть в сопространство и взять курс на Теллус.
Я ожидал взрыва, но ничего не произошло. Просто планета перестала существовать. Видимо, все высвободившееся запасенное ХТ-2 унесло Улар в другое пространство, о котором мы не знаем совершенно ничего — или же в то время, давным-давно минувшее, когда планеты еще не было.
Ну, я занимался тем, что освобождал голову от дикого объема информации — и от боли. А когда чуть полегчало, сказал Лючане:
— Все же тебе надо было Вратарю хотя бы речь отладить — прежде чем вот так взбрыкивать.
На что она, усмехнувшись, ответила…
Но это уже наши семейные дела, и посторонним тут делать нечего.
Литературный портрет
Даниил Измайловский
Тест на человечность
Сейчас уже трудно в это поверить, но Владимир Михайлов фантастом становиться не собирался. «Знакомые литераторы издавали альманах на русском языке. Им хотелось иметь в альманахе что-нибудь фантастическое. Ну, если есть заказ… Я писал с удовольствием. Сначала рассказ. Рассказ перерос в повесть. Повесть напечатали. Это была грань 50-х и 60-х годов. Может быть, потому, что напечатали меня легко, без правки и сокращений, я решил фантастику не оставлять и на реалистическую прозу некоторое время не отвлекаться». Не отвлекается он и по сей день.
В мемуарных записках «Хождение сквозь эры» («Если» № 7, № 8, 2000 г.) В.Д.Михайлов довольно подробно рассказал о своем житейском пути, так что нам остается напомнить лишь основные вехи биографии писателя.
Родился Владимир Дмитриевич Михайлов 24 апреля 1929 года в Москве. С выбором будущей профессии он «определился» уже в раннем детстве: «Я понял, что буду писателем, лет в семь — без всякой иронии, здесь, в Москве, гуляя по переулку. Это была даже не мысль. Я шел по летнему дню и вдруг узнал. Это знание с детства хранило и сопровождало меня». Правда, признавался Владимир Дмитриевич, видел он себя в этом будущем отнюдь не писателем-фантастом, а поэтом. Много лет спустя в предисловии к единственной своей стихотворной книжке «Разнолетье» (2001) он напишет: «Никто из нас (фантастов, пишущих стихи. — Д.И.) не считает себя поэтом и не претендует на признание в таком качестве…»
Но и стихи, и фантастика — все это было потом. Ему исполнилось всего 9 лет, когда мать объявили «врагом народа». Потом очередь дошла до отца. В 1945-м, оставшись один (отец умер годом раньше), 16-летний подросток перебрался к родственникам в Ригу. Здесь он поступил на юридический факультет Латвийского университета, но довольно скоро бросил учебу. Позже он повторно вернулся в университет, но уже на филологический факультет.
В 1950-е В.Д.Михайлов начал публиковаться — как журналист и поэт, работал в редакции журнала «Дадзис», а в мае 1963-го Владимира Михайлова назначают главным редактором самой респектабельной республиканской газеты «Литература ун максал» («Литературная газета»). Но «оттепель» закончилась, и его сняли — за «излишний либерализм».
Именно с журнальной деятельностью связана одна кратковременная, но очень важная страница в биографии писателя. Я имею в виду легенду перестроечных 80-х — литературный журнал «Даугава», где некоторое время писатель занимал пост главного редактора.
А потом начались неизбежные проволочки в ЦК и на собраниях в Союзе писателей Латвии. Закончилось все разгоном редакции русскоязычного журнала. А еще год-два спустя «маленькая, но гордая» Латвия обрела свою «национальную идею». В начале 1990-х В.Михайлов, подобно многим русским латышам, уехал в Москву из любимой, но ставшей вдруг чужой Риги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});