Контрольный выстрел - Василий Головачев

— Я не один,— медленно сказал Баренц, темнея.— Со мной взвод гуррах с аппаратурой зондажа. Я убивать вас не буду, вас убьет зондаж. У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда,— раздался сзади ровный голос, и в помещение вошел Габриэль Грехов собственной персо­ной. Не обращая внимания на готового открыть стрельбу Баренца, прошел на середину комнаты, мельком взглянул на полуодетых Ставра и Видану, на пустую бутылку шам­панского на столике возле кровати.

— Идите, ребята.

— Я... буду... стрелять! — скрежещущим голосом про­изнес Баренц.

— Идите, идите.— Грехов подтолкнул растерянную Видану к выходу.— Старик шутит.— Повернулся лицом к Баренцу и шевельнул пальцем. Комната с гулом кач­нулась, изменила форму, сжалась и снова стала преж­ней.— Пусть дети уйдут, Ярополк, а мы поговорим.

Ставр хотел возразить, но встретил черный, бездонный взгляд Грехова и повел Видану к двери, захватив по пути одежду.

В коридорчике они оделись, заняли кабину метро, вы­шли в Софии, поднялись на холм, освещенный лучами вечернего солнца. Ставр поцеловал девушку в щеку, но Видана удержала его:

— Что происходит, эрм? Почему Баренц... там... с ору­жием? Он с ума сошел?

— Нет, Дана, его запрограммировали.

Глаза Виданы расширились, она закрыла губы ладонью.

— Боже мой! Что же теперь будет?

— Не знаю. Грехов найдет выход. Кстати, ты совер­шенно не обратила внимания на... мой... на меня...

— Обратила, мой милый. Ты теперь похож на метал­лическую статую, разве что чуть более теплую. А вот ты —действительно не заметил...

— Что?

— Я тоже сделала Д-прививку, так что мы теперь не­разлучны. Уговори Грехова, чтобы он взял меня с вами. Я просила, но он отказал.

Ставр долго смотрел на зябко вздрагивающую девушку, на губах которой играла легкая улыбка, осторожно обнял, словно драгоценную вазу из хрупкого хрусталя, поцеловал в губы.

— Ты очень красивая на фоне вечернего солнца.— От­ступил на шаг, откровенно любуясь ею.— Но ведь кто-то должен ждать меня здесь, дома? Какой еще стимул может гнать интраморфа из дальних далей на Землю?

— Лицемер! — Она сердито топнула ногой, отверну­лась.— Уходи, видеть тебя не желаю.

Когда она повернулась обратно, его уже не было рядом, и душа девушки рванулась следом, плача и смеясь, обни­мая и целуя...

В бункере Железовского уже никого не было, и Ставр завернул к Баренцу, который жил на окраине Северомор­ска. Однако воеводы дома не оказалось. Постояв в задум­чивости у дверей, Ставр сел в такси и вернулся обратно к метро, с горечью пережив встречу с бандой ублюдков на аэрах, которые с визгом и хохотом облили светящейся краской монумент Славы на берегу Кольского залива, воз­веденный в честь моряков, погибших во время Второй ми­ровой войны, сотни лет назад.

Мир не менял своих ориентации на вседозволенность и продолжал смеяться, любить, веселиться, искать наслаж­дений, беситься и ненавидеть, несмотря на неумолимое при­ближение «конца света» в паутине нагуалей. Те же, кто это ощущал, спешили воспользоваться своим знанием, презирая всех, в том числе и самих себя, возводя свои потребности в ранг высшего закона, отрицая нормы морали и этики.

Проводив глазами армаду «ангелов ада», закусивших удила, Ставр повернул аэр на восток и вскоре вылетел из городской визуально-рекламной зоны, остановил такси над лесом, оглянулся.

Сзади над ночным городом вставали столбы и облака света, носились рои цветных огней, пронзали небо трассы звезд, струи искр соединялись в слова и образы, распада­лись, чтобы снова собраться в объемные фигуры и радуги реклам. Ветер принес шум, беспечный смех, крики, об­рывки музыки, и Ставр, передернув плечами, бросил ма­шину вниз, к метро.

Однако точно такая же светошумовая феерия встретила его и в Брянске, где жил Грехов. Ставр не стал выходить прямо в доме Габриэля, а решил воспользоваться такси и пожалел об этом, когда наткнулся точно на такую ком­панию, что и в Североморске. С окончательно испорчен­ным настроением он снизился и на бреющем полете, на высоте не более метра над водой, добрался до владений Грехова, расположенных на обрыве над Десной.

Никто не бросил ему упрека в задержке экспедиции, хотя все давно уже были готовы к походу.

— Извините за опоздание,— сказал Ставр без особого раскаяния. Повернулся к Грехову, который возился над каким-то живым с виду черным слизняком.— Что вы... сделали с Баренцем?

— Ничего,— оглянулся Габриэль.— Он будет спать в одном из моих ранчо до нашего возвращения. Надевай-ка вот это,— Грехов ткнул пальцем в «слизняка».

— Что это?

— Твой новый костюм взамен «бумеранга». Д-прививка дает тебе возможность носить защитную оболочку из «чи­стой энергии».

— Но мне необязательно...

— Мы пойдем туда, где люди жить не могут, и защита понадобится солидная. Эта штука — подарок Сеятеля, можно сказать, кусочек его плоти. С ним тебе не страшны будут никакие низкоэнергетические процессы вплоть до ядерного синтеза или распада.

— А... остальные... как же?

— За нас не беспокойся,— поднял отсутствующий взгляд Ян Тот.— Мы с Диего в Д-прививках не нужда­емся, а наш друг Мориончик имеет свой защитный костюм.

— Кто это — Мориончик?

— Мы есть вот,— ответил, входя в комнату, скалооб­разный чужанин.

Диего Вирт засмеялся, дружески потрепал Ставра по плечу, и тот молча принялся стаскивать с себя «бумеранг».

«Слизняк» растекался по телу упругой, покалывающей электрическими разрядами пленкой, и прошло немало вре­мени, прежде чем Ставр привык к новому костюму, уга­дывающему желания, подчиняющемуся любой мысленной команде и вообще ведущему себя как дополнительный, но вполне естественный орган человеческого тела. Он мог фор­мировать дополнительные конечности, оружие — типа лазера или «универсала», мог встраивать в себя другие виды оружия от парализатора до аннигилятора «шукра» и кайманоидских уничтожителей, а также любую другую аппаратуру и сна­ряжение. Кроме того, костюм утилизировал все отходы ме­таболизма и превращался в любой вид одежды, вплоть до «хамелеона», костюма-невидимки. Еще несколько лет назад, до изобретения уников, такой костюм мог бы произвести неизгладимое впечатление, нынче же Ставр не пришел в восторг от возможностей новой одежды, и не в последнюю очередь потому, что «чистую энергию» мог носить далеко не каждый человек. Если уж новая Д-кожа меняла не только энергетику тела, но и психику испытателя, то «сверхкожа», то есть «чистая энергия», тем более прида­вала человеку новые качества, превращала его в «птицу пространства», свободную от пут земного тяготения, смены дня и ночи, воздуха, привычного образа жизни.

Ставр даже начал было опасаться, не изменится ли его психика до такой степени, что он забудет и родителей, и Видану, и вообще Землю, но Грехов, тонко понимающий состояние контрразведчика, успокоил его:

— Не уходи в самоанализ слишком глубоко, мальчик. Как говорили в древней Индии, ты теперь — дигамбара, то есть «одетый пространством», не более того. Природа лепила тебя миллионы лет, и база твоя — база человече­ского существа с его трагической раздвоенностью. Даже мне не удалось сбросить с себя ярмо человеческих эмоций и желаний, хотя' я и вышел за пределы смысла жизни. Но в общем-то дальнейшая твоя судьба зависит только от тебя, от твоего ума, запасов духовности и воли. Не уве­рен — не берись за дело совсем.

— Я — воин! — помедлив, мрачно ответил Ставр.

— Тогда все в порядке. Поехали, орлы.

Но в этот момент кто-то вышел из кабины метро, боль­шой и сильный, заглянул в гостиную. Они увидели перед собой Аристарха Железовского.

— Пришел проводить,— сказал тот вслух.— Уж про­стите старика за сентиментальность. Возвращайтесь с «се­рым призраком» или лучше с Конструктором. Только пусть он не слишком сильно трясет Систему.

— Хорошо, что зашел,— сказал Грехов.— Передай на­чальству «контр-3», что К-мигрантов необходимо нейтрали­зовать в первую очередь. Найти и уничтожить! Иначе они наделают много бед. Было время, когда с ними можно было договориться, теперь же в их психике произошли необрати­мые изменения. Этот случай лечению не поддается.

— Да, я знаю.

— Гуррах тоже не подарок, но их мало, и с ними нужно говорить на их языке, языке насилия и равнодушия. Проиграв, они уходят. Их цивилизация практически вы­родилась. Вселенной не нужны такие сверхагрессивные, хотя и технически талантливые существа, и мне их жаль. И еще: как только появится эмиссар-два, уходите в под­полье. До нашего возвращения.

— Как мы это обнаружим?

— Почувствуете. Прощайте, Аристарх. Железовский качнул головой, отступил.

— Ну уж нет, прощаться я не намерен. Желаю удачи!

Ставру очень хотелось обнять деда Виданы, но он бо­ялся, что эти суровые люди, в окружение которых он попал, его не поймут.