Условия человеческого существования - Дзюнпэй Гомикава

— Кадзи, стреляй! Чего смотришь?! — кричал запыхавшийся Хасидани.

Примерно в двухстах метрах от него две косули пересекали короткое пространство от рощи до ближней сопки. Казалось, они не бежали, а летели по воздуху. С того места, где стоял Хасидани, стрелять было бесполезно, но на всякий случай он выстрелил. Косули рванулись в сторону и стали уходить в заросли. Солдаты, расставленные через каждые пятьдесят-шестьдесят метров, открыли по ним беспорядочную стрельбу, но тщетно, животные скрылись за сопкой.

— Чего ты зевал? — разорялся Хасидани. — С твоего места только и стрелять!

— Так ведь они не бегут, а летят… — оправдывался Кадзи. — Исправлюсь, господин унтер-офицер!

— Я с подпоручиком пари заключил, что наш взвод принесет не меньше двух косуль! Они обычно парами ходят или по трое. Одну я беру на себя. Как уложу, ты стреляй! Чтоб стрелковый взвод не взял косулю…

Кадзи попросил разрешения переменить место, чтобы стрелять вдогонку, а не наперерез.

Хасидани эта идея понравилась. Он пошел вместе с Кадзи, Ветер далеко разносил крики и пальбу загонщиков, прочесывавших рощу.

— Что это Синдзе чудит? — неожиданно спросил Хасидани. — Таким увальнем всегда был, а тут вдруг не подступись, так и лезет на рожон.

Кадзи ответил, что последнее время тот сильно устает.

— Что, жаловался?

— Никак нет. Просто я как-то дежурил ночью, смотрю, он стоит такой измотанный, бледный. Совсем как Охара стал…

— А-а, Охара… — досадливо отмахнулся Хасидани. — В печенках у меня сидит этот Охара.

Охара, согласно приказу, бродил по роще, время от времени оглашая воздух криками. Ему приказали кричать, вот он и кричал: «а-а-а»! — и шел, и снова кричал. Когда же наконец придет ответ от Томиэ! Скорее бы комиссия, устроиться бы ему денщиком или кочегаром на кипятильник. Маневры окончательно доконали его. Еще один марш-бросок с полной выкладкой, и он помрет. Проклятая стрельба. Хасидани ненавидит его за очки. Он белая ворона среди них. Все радуются его унижению. Хоть бы Кадзи посочувствовал. Ведь вовсе не обязательно было попадать в мишень с закрытыми глазами. Да и с завещанием этим! Мог бы хоть намекнуть, что все равно прочтут. Он не стал бы писать такое.

Охара брел, опустив голову. На поляне поднял боевой патрон. Видно, унтер обронил. Охара, положив патрон на ладонь, долго рассматривал его. Маленькая, меньше мизинца пуля наповал убивает самого крепкого человека. Сколько людей погибло от такой вот пули! Почему же у Охары они ни за что но попадают в цель?

Охара собирался уже бросить патрон, но вдруг вспомнил, что они на строгом учете. Необходимо заявить о находке. Охара спрятал патрон в карман кителя, но снова вытащил, зажал в ладони и вдруг подумал, что в этой находке есть особый смысл. Он должен был найти на поляне патрон, это судьба, рок. Охару всегда поджидает злой рок, вот и сейчас он подкараулил его. «Таким, как ты, лучше подохнуть!» — сказал ему Хасидани. Лежа в лазарете, он не раз вспоминал это. Он никчемный, ни на что не годный человек, не лучше ли ему самому покончить с собой? Война все равно доконает его. Лучше самому наложить на себя руки. Патрон все решит, в нем освобождение от горького позора.

Охара спрятал его во внутренний карман кителя. Нечего беспокоиться, унтер вывернется, если у него потребуют отчета об израсходованных патронах. Ничего не случится, если этот патрон останется при нем. В казарме он его надежно спрячет. Этот патрон решит все.

Смерть приблизилась, стала реальной. -

— Ты последи за Охарой, — бросил Хасидани. — За такими собаками нужен глаз да глаз.

— А что? — с притворным простодушием спросил Кадзи.

— Деру дать может, вот что. Думаешь, меня устраивает ловить его и расстреливать как дезертира?

Хасидани усмехнулся. Кадзи едва заметно покачал головой. Господин командир взвода ошибается. Кто убежит, так это Синдзе. А Охара может наложить на себя руки. Этому Хасидани есть о чем призадуматься. Каково ему будет, если в его взводе объявятся дезертир и самоубийца? Хасидани, разумеется, не лучше других унтер-офицеров, но и не хуже. А тут на его голову сразу свалятся два ЧП, считающиеся верхом позора для армии. Да, Кадзи должен что-то предпринять, чтобы Охару хоть на время оставили в покое. Кадзи понимал, что помочь им — и Охаре и Синдзе — может только он…

В роще прогремел выстрел. Хасидани сжал винтовку.

— Идут!

На этот раз шесть косуль выскочили из рощи и, развернувшись веером, пошли к сопкам.

Кадзи решил бить с колена, но густая трава мешала, и он выпрямился.

Хасидани стрелял по ближней косуле. Кадзи целился в ту, что ушла дальше остальных. Выстрелили почти одновременно. Та, в которую бил унтер, упала с прыжка, косулю Кадзи будто подкосило, а вслед за ней покачнулась и упала еще одна.

— Три?!

Хасидани сорвался с места, Кадзи — за ним. Третья косуля еще барахталась, силясь встать.

— Как же это ты? Сразу двух? — Хасидани не мог скрыть зависти.

— Чистая случайность.

— Ну и здорово! Вот бы взглянуть сейчас на рожу подпоручика! Да прикончи ты ее.

Кадзи приставил винтовку почти под лопатку косуле и закрыл глаза.

Кадзи чистил винтовку, когда его позвали в канцелярию.

— Бегом! — дежурный ухмыльнулся. — Свидание.

Все лица повернулись к Кадзи. Свидание… Приказ о выступлении не произвел бы такого эффекта. Рука Кадзи замерла на полпути, он стоял, нелепо уставившись на дежурного.

— А кто? — спросил унтер Сибата.

Дежурный солдат сделал непристойный жест.

Кадзи показалось, что он сейчас потеряет сознание. Приехать в такую даль!

— Есть! Иду!

Кадзи зачастил шомполом. Старайся, не оплошай! Смотри, какой замечательный день.

— Бегом! — заорал Сибата. — Нечего прикидываться!

Охара потянулся за шомполом.

— Я дочищу. Беги.

Кадзи протянул винтовку Охаре.

— Рядовой второго разряда Кадзи идет в канцелярию! — доложил он Сибате.

— Иди скорее, не то ее кто-нибудь утащит.

— У-у, скотина! — простонал кто-то из старослужащих.

— На границу забралась…

Кадзи не мог скрыть волнения. Но куда она денется ночью? Тащиться в темноте на станцию тридцать километров? Не пойти ли поплакаться Хино, чтобы разрешил проводить ее?

Коридор до канцелярии показался нестерпимо длинным. Сердце бешено колотилось где-то под самым горлом.

В канцелярии Митико не было. Хино повернул к Кадзи жирное, улыбающееся лицо.

— А, нарушитель нравственности!

Но где же Митико?

— По особому распоряжению рядовому второго разряда Кадзи разрешено до утренней поверки пользование комнатой в домике за казармой. Получай свою увольнительную.

Кадзи стоял, не в силах поверить тому, что сказал подпоручик.

Встретив Митико полчаса назад, Хино спросил, где же она думает остановиться.

— Даме приехать в такую глушь крайне неосмотрительно, — галантно заметил он.

— Мне бы только повидать его, больше ничего не нужно, — сказала Митико.

— Я только за этим и приехала.

— Обратный поезд будет завтра после полудня. Вы пойдете одна, ночью, пешком?

— Я прошу разрешить свидание, пойду пешком.

— О, вы смелая женщина. Так уж и быть, вы получите свидание, ночуйте здесь. Однако помните, мадам, что это делается в виде исключения. Воинские казармы — не гостиница. Вы можете подать дурной пример.

Митико поблагодарила. Хино, вдыхая сладкий запах женщины, исходивший от этой солдатской жены, смотрел на нее сверху вниз, как повелитель, оказавший милость.

Точно так же он смотрел теперь на Кадзи.

— Свидание свиданием, — сказал унтер Исигуро, сидевший за другим столом, — но чтоб без глупостей. Чтоб ничего криминального не передавал! Не то завтра обыск учиню, раздену ее донага!

Кадзи повернулся и вышел.

Комната в домике за казармой принадлежала унтер-офицеру, посланному недавно на спецподготовку. Прежде чем взяться за ручку двери, Кадзи потрогал лицо, он сильно оброс. Нет, не неряшливость, просто не хватает времени побриться. Губы высохли и потрескались. Кожа на руках стала дубленой. Форма сорт второй, третий срок носки. Ни дать ни взять бродяга. И все это увидит Митико, увидит, как он опустился.

Митико улыбнулась, когда он открыл дверь, но тут же погрустнела.

— Ну вот, я и приехала. Как ты себя чувствуешь?

— Как ты решилась, в такую даль…

Закрыв дверь, он прислушался к шороху за стеной, потом осторожно коснулся ее.

— Очень тебе трудно?

Кадзи покачал головой.

— Ничего, привык… Вот сегодня охотились на косуль… — Кадзи посмотрел в окно. — Попросить мяса? — он снова взглянул на Митико, потом перевел взгляд на серые стены.

— Теперь тепло, легче. А зимой досталось…

Митико смотрела на его губы.