Жертвы Северной войны - Варвара Мадоши

Людям свойственно умирать. И всем свойственно умирать. Но чем лучше человек, тем, почему-то, больше вероятность преждевременного исхода.

Эти два часа прошли замечательно.

Эти два часа прошли ужасно.

Том млел от одной возможности быть рядом с Элисией… что-то эдакое бродило в нем, не пытаясь даже выбраться на волю. Просто… просто было хорошо. И одновременно горько. Однако в жизни гомункулуса все время было это «горько», поэтому «хорошо» он научился ценить куда больше остальных людей. Или просто — больше людей?..

Но настал момент, которого Том так боялся: Элисия посмотрела на наручные часы, нахмурила брови (Том не знал этого, однако в такие моменты девушка становилась удивительно похожей на отца), и сказала:

— Вот что… Шеф просил, чтобы в это время я вернулась в гостиницу. Может быть, сдвинулось что-то.

— Что сдвинулось? — спросил Том.

Дело в том, что Элисия так и не рассказала ему причины, по которой она вместе с Эдвардом приехала в Драхму. Только самое общее, канву событий — впрочем, это было уже гораздо больше, чем допускалось для «несекретных» слушателей. Том и не претендовал на иное. И то, как он подозревал, перепавшим крохам информации он был обязан отнюдь не личному знакомству с Элисией — личному знакомству с Элриками. В особенности, с младшим.

— Что-то, — туманно ответила Элисия. — Но может быть, и ничего. Поэтому, если Эд меня отпустит, я весь вечер буду свободной. У тебя нет никаких дел?

— Вроде бы, нет, — Том пожал плечами. — То есть я вполне могу проводить тебя до гостиницы и подождать, пока ты не перекинешься с Эдвардом парой слов.

— А почему подождать? — Элисия наморщила лоб. — Разве ты с ним поболтать не хочешь?.. Вы тоже давно не виделись.

— Мы никогда не были большими друзьями. Это по меньшей мере.

— Ну как хочешь, — в свою очередь пожала плечами Элисия. — И сиди букой, если тебе так больше нравится.

Они дошли до гостиницы — благо, гуляли по центру, где все близко — и Том остался ждать в холле. Днем холл пустовал, и скучающая, розовощекая девушка за стойкой нет-нет да и кидала на Тома, мрачно нахохлившегося в дорогом кресле, жалостливый взгляд: притащила легкомысленная девица с собой мальчонку — небось, племянник или младший брат, брошенный на опеку занятыми родителями, — сама, небось, загуляла с поклонником, а мальчишка сиди и жди. Скучай.

«Ревнуй».

Том действительно ревновал. К чему?.. Ведь ясно же, что у нее ничего нет с…

«К тому, что она его любит. Любит не так, как меня. К тому, что он человек, а я нет. К тому, что у него есть брат… был брат… а у меня нет. К тому, что у него есть жена и дети, а у меня…»

Ладно, у Тома не может быть ни жены, ни детей, ни брата. Благодарить надо, что хотя бы отец есть… ох, знать бы кого: Лето, Ишвару?.. Знать бы — уж икнулось бы господу от томовых благодарностей!

Вдруг двери лифта отворились, и в холл почти вылетел герой недавних томовых уксусных размышлений, Эдвард Элрик собственной персоной. Черное кожаное пальто, которое стало известным в определенных кругах не менее красного, что Стальной Алхимик таскал в молодости, он сменил на черный же тулуп с капюшоном по местной моде. Как-то они называются?.. Доха?.. Толстое зимнее одеяние прибавило низкорослому алхимику габаритов и внушительности. Но не напористости — напористость, как всегда, была при нем. Эдвард Элрик неизменно умудрялся заполнить собой все имеющееся пространство, так что взгляды всех присутствующих неизменно обращались к нему. Как ни странно, высокая, стройная, похожая на закутанную в меха амазонку Элисия изрядно терялась на фоне своего шефа. Мышка и мышка — мимо пройдешь, не заметишь. Мышка бежала, хвостиком махнула…

Том заметил бы Элисию всегда. В любой толпе. Сейчас она была особенно хороша: порозовевшая от жары, торопливо застегивающая расстегнутый было полушубок. При этом девушка пыталась одновременно поправить шарф и шапку. Трюк, который обязательно провалился бы у любого другого человека, если только у него не три руки, ей удался с блеском.

— Вот ты где! — взгляд Эдварда остановился на Томе с начальственной властностью, которая начала появляться у него… когда?.. Да, собственно, лет семнадцать назад и начала. До этого была властность не начальника, но самоуверенного мальчишки, которому кажется, что весь мир должен поступать по его хотению. Ей-богу, мальчишка нравился Тому больше…

— Ага, именно здесь, — развязно сказал Том. — Какие-то проблемы, Стальной?

Он не стал добавлять «малявка», однако несказанное можно было легко прочесть в конце фразы. Ага, вот такие мы… И плевать, что Эдварда Элрика теперь редко называют давним прозвищем, и плевать, что сказанное можно истолковать скорее не как завуалированное оскорбление, а как попытку сделать приятное старому… другу?.. ну не врагу же: не из-за чего им больше враждовать и нечего делить.

Вопреки ожиданиям, Эдвард не зарычал, скорее как-то мрачно, приветственно оскалился.

— Дело сдвинулось, — сказал он. — Хотел бы с тобой перекинуться парой слов, да недосуг. Вернусь — поговорим.

— Я еду с вами, — вдруг сказал Том.

Почему сказал, зачем сказал — непонятно. С чего бы это им брать с собой кого попало?.. Ведь ясно же, что предстоит именно дело… которое сдвинулось. И, скорее всего, в направлении изрядно опасном.

Эдвард прищурился.

— Хотя бы как охрана Элисии. Сомневаюсь, что у тебя тут много штатных людей.

Брови Эдварда чуть приподнялись.

— Мои боевые навыки ты должен помнить. А я… я просто посижу в машине. Ничего лишнего я не увижу. Я не в курсе никаких секретов.

Тут Том врал: он был в курсе всей ситуации, сложившейся вокруг Жозефины Варди, ее помощников в Дхарме, высокопоставленных и не очень, и вообще… По крайней мере, насчет той части сведений, которые собирал сам. Не знала как раз Элисия, и для нее приходилось выстраивать камуфляж.

— Когда я отказывался прокатить детей на машине? — ухмыльнулся Эдвард.

«Прибью поганца!» — Том чуть было не бросился вперед. Сдержался: потому что Элисия прижала к губам меховую рукавичку, скрывая смешок. В глазах ее плясали веселые искорки, но веселье не было обидным.

А даже если бы и было…

Том давно понял: на Элисию он не мог обижаться. Совсем не мог. Даже если она просто была рядом, любая обида уходила, стекала как с гуся вода.

Небольшая легковушка, которую Эдвард Элрик снимал на прокат, въехала на холм, с которого дорога спускалась в Долину Нищих. Собственно, сама Долина оказалась внизу, как на ладони: неширокое пространство, окруженное со всех сторон пологими холмами. С одной стороны, правда, долина спускалась к морю — насуплено-холодному, мрачному в это время года. Совсем рядом с городом — и десяти километров не отъехали. А на холмах, небось, по весне цветет та самая горная сирень. И горная вишня тоже где-то рядом. Подцветает.

Дураку ясно, что Долиной Нищих это место прозывалось в насмешку. Селились, здесь, говорят, век назад быстро разбогатевшие в горниле промышленной революции… Город с тех пор почти не приблизился: Гита, столица Драхмы, не росла в этом направлении. Прежние нувориши успели заматереть, женить сыновей и внуков на представительницах знати прежней и поотдавать дочек замуж за их же братьев и племянников… короче говоря, пустить корни в здешнюю мерзлую землю. И Долина Нищих стала респектабельнейшим местом.

Вот и особняк нынешнего Второго Товарища Управителя Ведомства Внешних Сношений (завернули как, завернули!.. Ну точно… сношаются, и внешне, и внутренне, и по-всякому… на наши деньги просто: заместитель министра иностранных дел) располагался именно здесь. Правда, пару месяцев назад Товарищу Министра вдруг ни с того ни с сего вздумалось его продать (правда, за кругленькую сумму) некой организации, известной как Братья Утренней Звезды.

Два дня назад, когда Эдвард Элрик и Том Кертис встретились на детской площадке на окраине Гиты, они уже успели поговорить об этом.

— Слишком явно, — произнес Эдвард, темнея лицом. — Какого черта… что, посторонний какой дом не могли им предоставить?.. Подстава, явная подстава.

— Да? — хмыкнул Том, бывший Гнев, дернув щекой. — А почему сам начальник Особого Отдела, Эдвард Элрик, рискуя шеей и конспирацией, едет в условно дружественную державу, участвуя в каком-то рутинном расследовании? Не подстава ли?

Эдвард смолчал. Он мог бы сказать: «У меня свои причины!» Он мог бы сказать: «Это не рутинное расследование! Убит мой заместитель, черт побери!» Он смолчал. Потому что знал: Тому наверняка есть, что сказать еще. Быть может, у местного МИДа тоже есть свои причины.

А у кого их нет?

На площадке играли дети: катались на ледяной горке. В одиночку, парами, тройками, «паровозиком». Весело смеялись, валялись в снегу, отряхивались от снега… Кто знает, может быть, родители этих детей жгли Ризенбург… а потом их убивали наступающие войска Мустанга? Может быть, сами эти мальчики и девочки, когда вырастут…