Когда закон бессилен - Борис Бабкин

—    А Клоун где? — свистящим шепотом спросил побледневший Зяблов.

—    Мертв, — ответил Шугин. — У меня не было выбора. Клоун разговаривал с женой старого пасечни­ка. Она бы его описала, и милиция, несомненно, вышла бы на вас.

—    Он прав, — поддержал Феликса внимательно слушавший его Зимин. — Правда, плохо, что Воло­шин жив. А кто те люди, что на пасеку приехали? — скорее себя, чем Феликса, спросил он. — И что за придурок позвонил по ноль два? Покрутив головой, он выматерился. — Басов этот, гнида! — с ненави­стью вспомнил он пбдполковника.

—     Если бы не он, — кивнул Шугин, — мы сде­лали бы этого Волошина.

—    Почему ты их нё доделал? — раздраженно спросил майор.

—    Я думал, менты прикатили, — признался Фе­ликс, — поэтому и машину бросил. Через лес на шоссе вышел. А тш автобусом до...

—    Чъя машина? — перебил его Зимин.

—    Да хозяин на пасеке остался, — буркнул Шу­гин.

—    С пасеки трое, — вздохнул майор. — Племян­ник Ризова, какой-то Мухин и один неизвестный. Но скоро узнают, кто. И если он один из твоих... — Зимин многозначительно замолчал. Увидев в его глаза угрозу, Феликс уверенно заявил:

—    Из тех, кто со мной был, никто ничего не скажет.

—    Дай-то бог, — усмехнулся майор. Повернув­шись к бледному Зяблову, хлопнул его по плечу. — Успокойся, ничего страшного пока нет. К тому же рот мы этому парню, если начнет откровенничать заткнуть успеем. Ты вбт что мне скажи: что ты наме­рен делать с гостями из столицы и с Валькиной матерью? Ивачев уже вроде как бы негласный розыск объявил.

—    Не знаю, — покачал головой Зяблов. — К тому же не это сейчас главное. На Волошина за последнее время произведено несколько покушений. Тут уже и дураку понятно, что для этого есть веская причина. Я вот чего опасаюсь, — вздохнул он. — Как бы этим делом вплотную Москва не занялась. Ведь дело о сгоревших машинах так и висит в воз­духе.

—    И что из этого? — равнодушно сказал Зи­мин. — Думаешь, сейчас мало таких дел? Формули­ровка проста — бандитская разборка. Тем более, что там убиты уголовники из Казахстана. Сам понима­ешь, — подмигнул Зимин, — это...

—     Идиот! — взвизгнул Зяблов. — Ведь жену и дочь Волошина убили рядом с тем местом. Неужели непонятно, что эти два факта можно связать?!

—     И что? — спокойно спросил Зимин. — Воло­шин сразу ничего не сказал. Почему он промолчал о номере? Почему просил сначала несостоявшегося зятя узнать, чья это машина? Да потому, что боится! А сейчас тем более. Но убирать его все равно надо, потому что он сейчас опять-таки из страха, и может начать говорить. Правда, сейчас о некоторое время не опасен. В больнице с нервным расстройством. Сейчас гораздо опаснее Ирина. Потому что из-за учительни­цы этой, куклы чертовой, она в себя приходит. Надо было ее раньше брать!

—    Раньше нельзя было, — с сожалением сказал Зяблов, — и не знал я, кого Ивачев вызвал. Я даже растерялся сначала, когда ее увидел. И если дочка ее не появилась, не знал бы, что с ней делать.

—    А вот когда она тебя по харе звезданула, — захохотал майор, — ты сообразил, что делать!

—    Хватит! — крикнул Зяблов. Майор, уперев­шись руками в стол, подался к нему и процедил с кривой усмешкой:

—     Не путай меня со своими прислужниками. Лучше решай, что делать будешь. Ивачев уже ищет учителку.

—    Значит, Георгий положил тебя в больницу под чужим именем? — удивленно раскрыла глаза Вален­тина.

—    Я это узнала уже после, — грустно улыбну­лась мать. — Он приехал ко мне, а я как раз лежала в больнице. Жора почти силой увез меня в Москву. Я-то считала, что мне уже никто и ничто не помо­жет. А...

—    Мама! — со слезами воскликнула дочь. — Почему ты мне не написала? Я бы...

—    Значит, он не отдавал тебе мои письма, — чуть слышно проговорила Валентина Анатольевна.

—    Сволочь! — Валентина, прижавшись к плечу матери, заплакала. — Я во всем виновата... прости меня... мама... милая...

Лежавший в стены на старом матраце Георгий застонал и открыл глаза. Женщины бросились к нему.

—    Жора, — над наклонилась Валентина Ана­тольевна, — как ты себя чувствуешь? У тебя рана на спине. И голова разбита. Ты не шевелись. Не...

—    Откройте! — прервал ее громкий крик доче­ри. — Немедленно выпустите нас! Откройте! Вызови­те Константина Федоровича!

—    Перестань, — негромко попросила мать. — Мы здесь уже почти сутки. Не тот человек Зяблов, чтобы выпустить нас. Он понимает, чем это для него кончится. Ведь он Ириного мужа у...

—     Мама! — испуганно воскликнула Валенти­на. — Ты понимаешь, что говоришь? Неужели ты думаешь...

—    А тут и думать нечего, — прохрипел Геор­гий. — Твой папуля точно так же поступил бы. А он и Зяблов из одной колоды.

—    Значит, ты думаешь, что он нас убьет? — за­кричала Валентина.

—    Доченька, — мать прижала ее к себе, — не бойся...

—    А ты сама как бы поступила? — Георгий с трудом сел.

—    Как ты смеешь так говорить? — рассердилась Валентина.

—    А ты забыла про пчеловода? — насмешливо напомнил Георгий. — Ведь с твоего благословения Богунчик к нему Хирурга повез. Или...

—    Прекрати! — закричала она. Валентина Ана­тольевна, растерянно переводя взгляд с дочери на Георгия, хотела что-то сказать. Помешал ей скрип открывающейся двери. В небольшую освещенную тремя лампами дневного света комнату без окна во­шел Рахим. Быстро осмотревшись, отступил в сто­рону.

—    Немедленно выпустите нас! — бросаясь к две­ри, воскликнула Валентина.

—     Не надо! — ухватив ее за руку, отчаянно за­кричала мать. Вырвавшись, дочь подбежала к Рахиму. Легким толчком в грудь он отбросил взвизгнувшую от боли женщину.

Дотронувшись до замотанной разорванной майкой головы, Георгий попытался встать. Валентина Ана­тольевна удержала его.

—    Позовите Константина Федоровича! — с нена­вистью уставившись на Рахима, потребовала Вален­тина.

—    Сейчас вы будете обедать, — равнодушно ска­зал узкоглазый. — Хозяин придет, когда сам захочет.

— Вы понимаете, что делаете? — спросила Ва­лентина Анатольевна. — Это же преступление! Вы ответите за это!

—    Как он, доктор? — взволнованно спросил Фе­октистов пожилого врача.

—    Ранение тяжелое, — вытирая руки, уклончиво ответил врач. — Ему в грудь йсадили заряд картечи. Он потерял много крови, — замолчав, одернул халат.

—    Он будет жить? — тихо спросил капитан.

—    Мы делаем все возможное, — врач опустил голову.

—    Ты мне прямо скажи! — подступив к нему вплотную прорычал Сергей. — Без этих своих меди­цинских терминов. Жить подполковник будет?

Зяблов, задумчиво смотревший на телефон, вне­запно ожил.

— А что? — пробормотал он. — Стоит попробо­вать. Я убью сразу двух зайцев, если получится. И Волошина уберу руками москвичей. Веды в конце концов у них всегда были нелады. А сейчас тем более. Я окажу ему услугу, а он, в свою очередь, мне. И вот тогда, — с неожиданной яростью вспомнил он Зими­на, — майор, ты научишься разговаривать со мной так, как я этого заслуживаю.

— Павлик, — простонала Галя, — сынок.

—    Она очнулась! — радостно воскликнула сидев­шая рядом медсестра.

—    Галина Семеновна, — моментально оказав­шись возле кровати, тихо спросил молодой худоща­вый человек в наброшенном на плечи белом хала­те. — Что хотели от вас ворвавшиеся на квартиру люди?

—    Товарищ капитан! — сердито проговорила медсестра. — Она еще не пришла в себя! Да что же ты делаешь, ирод! — схватив сотрудника угро за руку, она отдернула его от раненой. — Я сейчас врачу пожалуюсь!

—   Да вы поймите, — прошептал капитан, — у нее пропал сын. Вы представляете, что может слу­читься с мальчиком? Нам нужно...

—    Вы не отдаете себе отчета в том, что говори­те, — услышал он недовольный голос. Обернувшись, увидел сухощавую высокую женщину в белоснежном халате и строгих очках. — Лапина только что пришла в сознание. Ее беспокоит сын. Как вы думаете, что она почувствует, узнав о том, что сына украли?

Швед запер машину и быстро пошел к больнице. Он спал всего два часа, но усталости не чувствовал. Всю ночь и утро он потратил на разговор с теми, кто занимался или был причастен к похищению детей. Но ничего не узнал. Правда, один недавно освободив­шийся уголовник за определенную сумму сказал, что видел знакомого по лагерю и, насколько помнит, тот упоминал какого-то Стаса, чьи заказы он выполнял. Как понял Швед, этот Стае не брезговал ничем, лишь бы прилично платили. Швед позвонил Растогину. Он поверил, что Растогин не имеет к пропаже Павлика не малейшего отношения, и сообщил то немногое, что емуудалось узнать. Растогин, в свою очередь, сообщил ему фамилии и клички убитых налетчиков. Все трое были, как говорится, залетными. Их связи и даже просто лагерные знакомства сотрудникам мили­ции ни о чем не говорили.