Верховная королева (Туманы Авалона - 2) - Мэрион Брэдли

Кевин ласково провел пальцем вдоль ее века. Было холодно, а покрывала они сбросили; друид вновь заботливо укутал ее плащом.

- Некогда и я побывал там, и слышал их музыку... - промолвил он отрешенно и задумчиво. - В том месте я вовсе не был калекой, и женщины их надо мною не насмехались... Может статься, однажды, когда избавлюсь я от страха безумия, я вернусь туда... Они показали мне тайные тропы и сказали, что я могу приходить, когда хочу... все благодаря моей музыке... - И вновь тихий голос его прервался, и наступило долгое молчание.

Моргейна задрожала всем телом и отвела взгляд.

- Надо бы нам вставать. Если наша бедная лошадка не превратилась за ночь в глыбу льда, сегодня мы доберемся-таки до Камелота.

- А если мы явимся вместе, - негромко отозвался Кевин, - там наверняка решат, что ты приехала со мной с Авалона. Не их это дело, где ты жила... ты - жрица, и над совестью твоей не властен никто из живущих, ни даже их епископы или сам Талиесин.

Молодая женщина пожалела, что нет у нее пристойного платья; судьба ей явиться к Артурову двору в одежде бродячей нищенки. Ну да ладно, ничего тут не попишешь. Под неотрывным взглядом Кевина она привела в порядок волосы, затем, словно между делом, подала ему руку и помогла встать. Но во взгляде его вновь отразились настороженность и горечь; и от внимания молодой женщины это не укрылось. Кевин окружил себя сотней частоколов молчания и гнева. Однако же, когда они с Моргейной выбирались наружу, он коснулся ее руки.

- Я еще не поблагодарил тебя, Моргейна...

- О... ежели тут причитаются благодарности, так обоюдные, друг мой... или ты сам не понял? - улыбнулась она.

На мгновение изувеченные пальцы сжали ее кисть... и тут, словно в ослепительно-яркой вспышке, она увидела изуродованное лицо Кевина в окружении кольца пламени, искаженное от крика, и огонь, огонь повсюду вокруг него... огонь... Похолодев, Моргейна резко высвободила ладонь и в ужасе воззрилась на своего спутника.

- Моргейна! - воскликнул он. - Что такое?

- Ничего, пустое... ногу свело... - солгала она. Кевин протянул руку, чтобы поддержать ее, но Моргейна уклонилась от помощи. "Смерть! Смерть на костре! Что это значит? Такой смертью не умирают даже худшие из предателей... или она просто-напросто увидела то, что случилось с ним еще в детстве, когда он и получил свои увечья?" Миг Зрения, при всей его краткости, потряс ее до глубины души, как если бы она сама произнесла приговор, обрекающий Кевина на смерть.

- Пойдем, - коротко бросила она. - Пора ехать.

Глава 15

Гвенвифар в жизни своей не хотела иметь ничего общего со Зрением; разве не сказано в Священном Писании, что довольно для каждого дня своей заботы [Мф 6:34]? За последний год, с тех пор как двор перебрался в Камелот, о Моргейне она почти не думала, а вот нынче утром пробудилась, помня сон про Моргейну: о том, как Моргейна взяла ее за руку, и повела к кострам Белтайна, и велела возлечь там с Ланселетом. Окончательно стряхнув с себя дрему, королева готова была рассмеяться фантазии столь безумной. Ясно, что сны насылает сам дьявол, ибо во всех ее снах ей давали советы столь порочные, что христианской жене к ним и прислушиваться грех. Чаще всего в роли советчицы выступала Моргейна.

"Ну что ж, двор она покинула, и вспоминать мне про нее вовсе незачем... нет-нет, я вовсе не желаю ей зла, пусть себе раскается в грехах и обретет мир в какой-нибудь обители... желательно, подальше отсюда". Теперь, когда Артур отрекся от своих языческих обычаев, Гвенвифар чувствовала, что могла бы быть счастлива, Если бы не эти сны... в которых Моргейна подсказывает ей всевозможные низости. А теперь вот сон так и преследовал ее, в то время как она вышивала для церкви алтарный покров, преслеловал столь неотступно, что королева со стыда сгорала: ну, можно ли вышивать золотой нитью крест, думая при этом о Ланселете? Королева отложила иглу, прошептала молитву, но мысли неумолимо возвращались к прежнему. Артур, когда она попросила о том под Рождество, пообещал загасить костры Белтайна по всей стране; Гвенвифар находила, что следовало бы сделать это куда раньше, да только мерлин запрещал. До чего же трудно не любить старика, размышляла про себя королева; он так мягок и добр; будь он христианином, так превзошел бы всех священников. Но Талиесин утверждал, что несправедливо это по отношению к сельским жителям - отнимать у них простодушную веру в Богиню, радеющую об их полях и урожае и наделяющую плодовитостью человека и зверя. И, право же, чем могут грешить эти люди; целыми днями напролет они трудятся в полях и возделывают землю, чтобы собрать по осени хоть малую толику хлеба и не умереть с голоду; до греха ли им? Напрасно было бы ждать, что дьявол - если, конечно, он и впрямь существует - возьмет на себя труд искушать таких людей.

- Стало быть, в твоих глазах это не грех, что отправляются они к кострам Белтайна, и предаются там разврату и похоти, и свершают языческие обряды, возлегши с чужими мужьями? - отпарировала Гвенвифар.

- Господь знает, жизнь их радостями небогата, - невозмутимо промолвил Талиесин. - И думается мне, нет в том большого зла, что четырежды в год, при смене времен, бедолаги веселятся и делают то, что доставляет им удовольствие. Не вижу я причины любить Бога, что задумывается о таких пустяках и объявляет их греховными. А в твоих глазах это тоже грех, моя королева?

- О да, еще бы; любая женщина-христианка скажет то же самое: разве не грех это - уходить в поля, плясать там в чем мать родила и предаваться похоти с первым встречным... грех, позор, бесстыдство!

Талиесин со вздохом покачал головой:

- И все-таки, моя королева, никто не вправе распоряжаться чужой совестью. Даже если в твоих глазах это - грех и бесстыдство, ты полагаешь, будто знаешь, что правильно для другого? Даже мудрецам не все ведомо, и, возможно, замыслы Господни шире, нежели мы, в невежестве своем, прозреваем.

- Ежели я в силах отличить добро от зла, - а я в силах, ведь и священники тому учат, и в Священном Писании о том говорится, - тогда разве не должно мне страшиться Божьей кары, если я не создаю законов, способных удержать моих подданных от греха? - строго ответствовала Гвенвифар. Господь ведь с меня спросит, сдается мне, ежели я допущу, чтобы в государстве моем воцарилось зло; и, будь я королем, я бы давным-давно его истребила.

- Тогда, госпожа, скажу лишь: весьма повезло сей земле, что не ты - ее король. Королю должно оборонять свой народ от чужаков и захватчиков и водить подданных в битвы; королю должно первому встать между землей и любой опасностью, точно так же, как земледелец защищает свои поля от грабителя. Однако не вправе он предписывать подданным, что им хранить в самых сокровенных глубинах сердца.