Занимательная механика - Вадим Панов

Сквозь боль мелькнула мысль: Крусу надо к врачу. Но…

— Я скоро навсегда замолчу. — Невада всхлипнул. — Поговори со мной, а?

Рука Травника стремительно холодела. Или ей просто казалось?

Черты некрасивого лица стали очень резкими, точными. Заострился нос. Еще глубже запали глаза… Или ей просто казалось? «Он умер. Он умер. Он умер…»

— Хосе! Боже мой, Хосе…

— Испанка!

Тереза перевела взгляд на Круса. Тыльной стороной ладони вытерла слезы. «Отвезти его к врачу?»

— Три раза в меня… — Невада слабо улыбнулся. — Меткий парень оказался… из машины… три раза в меня… и в Травника три… Я видел… Фонтанчики такие, знаешь… как в кино… И в тебя он стрелял… Я видел…

Поздно к врачу. Поздно. Вонючка умирал. И злость — «ты выжил, а Хосе нет» — испарилась. Никто не выжил. Испанка покачала головой:

— Что же вы наделали?

— Я неплохо играю… играл… — Крус оторвал руку от живота и посмотрел на окровавленную ладонь. — Играл… Не стал искусником… С Гончаром все казалось так просто… знаешь… не жалко. Я бы не стал Игроком… Стал Невадой… вы смеялись, а мне было хорошо… Я побеждал… — Крус закрыл глаза. — Все, Испанка, все… Уходи… мы поговорили… уходи. Я… хочу умереть один… Уходи, пожалуйста…

И не надо забывать, что скоро приедет милиция.

— Прощай, Хосе…

Она не думала, что сможет уйти, что сможет так быстро оставить Травника, но слова Невады пробились в оглушенное сознание. Рыдая, Тереза выбралась из машины, пошатнулась, остановилась и сквозь слезы увидела подъехавший «Опель».

Хрупкая белокурая женщина. Рыдающая. Разжалобить находящихся «при исполнении» оперативников было сложнее, чем выдавить воду из камня. Первое, что пришло в голову увидевшим плачущую блондинку мужчинам, — отвлекающий маневр.

— Первый, это Седьмой! Мы видим женщину!

И тут же услышал голос оператора:

— Третий не отвечает!

И еще один:

— Мы слышали выстрелы!

Ребята Седьмого взялись за оружие.

— Седьмой, это Первый, женщина может быть опасной.

Однако командир группы уже разглядел два силуэта в «бумере». Подсознательно, профессиональным чутьем понял — мертвы. Отбой командовать не стал, но сообразил, что рыдает блондинка искренне.

— Первый, это Седьмой! Женщина не вооружена! Я вижу ее руки.

— Возьмите ее!

— Есть!

Но выйти из машины у Седьмого не получилось.

Испанка поняла, кто сидит в приближающемся «Опеле». Поняла мгновенно, интуитивно. Поняла еще до того, как автомобиль остановился, как увидела холодные взгляды сидящих в машине мужчин.

И одновременно с пониманием пришла лютая злоба.

«Они убили Хосе!»

Ей не нужно было совершать пассы или читать заклинания. Не нужно было призывать на помощь богов или обращаться к духам. Она была искусником. Лучшим на свете знатоком ядов. Человеком, способным сделать ядовитым что угодно.

Она была искусником, только что потерявшим близкого человека.

Она была очень злым искусником.

И вся отрава, что в мизерных дозах распылена в московском воздухе, вдруг полетела в салон «Опеля». Через воздухозаборники, приоткрытые окна и щели. Вся отрава, до которой сумела добраться жаждущая мести Испанка.

Первый прибыл на место происшествия быстро, однако позже милиции. Показал документы, прошел за ограждение и наклонился к лежащему на носилках Третьему:

— Плечо, ерунда, — буркнул тот. — Легкое не задето, оклемаюсь.

— Вот и хорошо. Держись, Лешка. Двоих ты уложил. Расплатился за ребят.

Третий лихорадочно посмотрел на командира:

— Там был еще кто-то!

— Свидетели говорят — белокурая женщина. Их спутница.

— В нее я тоже стрелял. Я не мог промахнуться!

— Она ушла.

— Не может быть… — Третий нахмурился. — Если я попал в них, я должен был попасть в нее. Метров шесть — не дистанция… Я видел ее силуэт, этого достаточно.

— Она ушла, — повторил Первый.

— А Седьмой? Вовка ее перехватил?

Первый покачал головой.

Ничего не ответил. Молча пожал Третьему руку и направился к «Опелю», возле которого в задумчивости стоял врач.

— Что скажете о причинах смерти?

— Ничего.

Седьмой и два его помощника так и не вышли из машины. Сидели в расслабленных позах. Мертвые. С посиневшими лицами. Под ногами валялись выпавшие из рук пистолеты.

— Если бы это не прозвучало фантастикой, я бы сказал, что они отравились, — хмуро продолжил доктор. — Конечно, окончательное заключение можно дать только после вскрытия, однако впечатление такое, будто из салона неожиданно исчез кислород. Точнее, его вытеснил другой газ. — Врач угрюмо посмотрел на Первого. — Короче: ребятам стало нечем дышать.

— Разве смерть в таких случаях наступает мгновенно? У них должно было остаться время, чтобы покинуть машину.

Доктор молча развел руками.

— Вы правы, — ровно произнес Первый после короткой паузы. — Ваше предположение — фантастика.

— Извини, что отвлекаю, — попросил прощения Волков. — Но я обещал Степану.

— Ерунда, — махнул рукой Стрекалов. — Тебя я всегда рад видеть. К тому же… — Он посмотрел на часы. — Сейчас ужин принесут. Будешь бутерброды?

— Не откажусь.

— Вот и договорились.

На стеклянную фабрику Ильи Федор заехал по пустяковому делу: позвонил сын и попросил передать с «дядей Петровичем» забытую дома футболку. Спорить со Степаном Очкарик не стал, бросил важную для сына тряпку в машину, а под вечер заехал к другу.

— Как дела у тебя?

— Разбогател сегодня на полмиллиона. — Стрекалов сладко зевнул. — Пустячок, а приятно.

— Да я не об этом, — хмыкнул Федор. — Как твои дела здесь?

— А-а… — Помощница внесла ужин: тарелку с сэндвичами, салат и чай. Петрович дождался, когда она покинет кабинет, и улыбнулся: — Здесь все отлично.

— Какой сюрприз готовишь на этот раз?

— Это будет… — Илья шумно выдохнул: — Это будет необычно.

Волков не сомневался, что услышит в ответ именно такие слова. И в том, что Стрекалов действительно удивит, что создаст нечто такое, что заставит крутить головами понимающих людей.

Вот только где они — понимающие?

Представление своего первого достижения Петрович обставил по всем законам шоу-бизнеса. Он устроил большой прием в загородном особняке, на который съехался цвет московского бизнеса. Никакой богемы и светских львиц, только серьезные люди, способные, как надеялся Илья, оценить его работу. Играл струнный квартет, гости попивали шампанское и беседовали о разном. В какой-то момент в зал на тележке ввезли нечто прямоугольное и высокое, и после краткой вступительной речи Стрекалов лично сбросил бархатное покрывало с предмета своей гордости: выполненных из стекла напольных часов. Ни грамма пластика, ни единого металлического винтика, только самое обычное стекло, которое заставили отмерять время. Уникальный артефакт…