Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

И ответом Небес стало Преображение Иисуса. Чувствуя, что Ему предстоит нечто великое, Он берет с Собой только тех троих, которым Он однажды позволил стать свидетелями исцеления Им дочери Иаира. На этот раз все было сложнее; возможно, Он выбрал их исключительно из-за того единственного, кого не хотел разоблачить перед остальными, оставив одного, ибо его присутствие сделало бы явление Небесного абсолютно невозможным.

«И возвел их на гору высокую одних, и преобразился перед ними: и просияло лицо Его, как солнце» (Мф 17:1,2), «одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег» (Мк 9:3). Создается впечатление, будто Его телесное существо в одно мгновение изменилось[94] и стало источать свет, отчего видимое тело воссияло подобно солнцу, и все краски одежды померкли или затмились этим светом. Невольно вспоминаются Его слова: «Тогда (в день победы. – Ф. Ц.) праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их» (Мф 13:43). Что означало это преображение для Него, навсегда останется Его тайной. Но я все же позволю себе высказать по этому поводу некоторые соображения.

Для учеников же то, что они увидели, стало надежной гарантией Его победы в поединке со смертью.

«И вот явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие». Ученики узнали обоих мужей, и, на мой взгляд, это легко объясняется исключительно духовным и в то же время вполне реальным характером самого явления. Тела святых не имели оболочки, свойственной нам, и ученикам открылась их внутренняя суть, история их жизни.

Увиденное послужило ответом на оба вопроса, волнующих сердца учеников. Он связан со Священной историей. Илия, чье вознесение до сих пор представлялось единственным, но окутанным тайной светлым ее моментом, дающим надежду на блаженный потусторонний мир, вышел из своей невидимой лучезарной обители и предстал перед ними. Подле Иисуса стоял также Моисей, которого, должно быть, и имел в виду Спаситель, когда говорил: «Ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет…» (Ин 5:21). Значит, «святые», пусть и немногочисленные, тогда уже были. И доведись нам спросить тех мужей: «А где другие?», ответом, скорее всего, стало бы их скромное и сокрушенное молчание. Что может превзойти видение одного лишь небожителя! Оно неизмеримо сильнее любого впечатления от реального и действительного, от всего, что мы видим на Земле, и не имеет ничего общего с галлюцинациями, бредовыми фантазиям и т. п.!

Как это случилось с ними – Царство Небесное, Царство славы озарило их в своих посланниках! Для них вдруг перестали существовать время и земля, и пережить происходящее было выше их сил.

Но не будем подменять «следствие» «причиной», это может ввести в заблуждение.

Оба мужа, согласно Луке, беседовали с Иисусом «об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалим». Предстоящее, действительно можно было назвать «исходом». «Откуда» – ясно, но вот «куда»? – вопрос немаловажный, и явление тех мужей было исчерпывающим ответом на него. Теперь можно спокойно и уверенно идти, куда предназначено.

«Когда Он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте» (Мф 17:5).

Позже Петр расскажет нам (2 Пет 1: 16–19) об их переживаниях и о впечатлении от увиденного, добавив к этому (стих 19), что с тех пор, или вследствие этого, «мы имеем вернейшее пророческое слово».

Это мы знаем. Но мы же, невнимательно читая, к примеру, «И сказал Господь Аврааму» или «И было ко мне слово Господне», часто не задумываемся над этими словами. Но тот, кто, подобно Петру, ясно и отчетливо, с полным осознанием всей торжественности мгновения сам пережил однажды Откровение Божье, воспринимает обетование уже не так, как прежде, а с благоговением и без малейшего сомнения в его истинности, рождающей в душе удивительное, ни с чем не сравнимое радостное чувство. И это не что иное, как невежество, когда критики и духовидцы ставят, хотя и с большими оговорками, такие события в один ряд с болезненными фантазиями, свойственными язычеству и христианству, или же ищут им чисто «психологическое» объяснение. Это все равно что относить подлинные и фальшивые банкноты к одному и тому же классу явлений, хотя потом все же предпочесть подлинные. Евангелист повествует здесь о событии, реальность которого подтверждается тремя свидетелями. Голос, который слышится одному, может быть просто галлюцинацией, но если его слышат двое или трое, значит, он раздается извне.

Только не имеющий представления о душевных болезнях не ощутит мощного влияния здоровой души Иисуса. Невозможно увидеть ни у Спасителя, ни у Его простодушных крепких молодых учеников никаких признаков нервных заболеваний. Нельзя не заметить, сколь гармонично это событие сочеталось с прочими чудесами. Болезненные видения не имеют ничего общего с реальностью, в которой им нет ни малейшего подтверждения или соответствия. У Иисуса же все органично сплетено в одно целое и открывается нашей душе в самом что ни на есть реалистичном виде.

Бог милосерден и полон любви к людям и чтит в высоком смысле слова критические наклонности человеческого духа. Если Иисус справедливо отказывал фарисеям в «знамении с неба», то Бог с готовностью дает его этим трем будущим столпам Церкви Иисуса Христа. Им, призванным в свидетели, следовало знать, что им дается, и Бог не поскупился, от всего сердца и щедро наделил их тем, в чем они нуждались.

Но в чем смысл преображения для Иисуса и в чем его значение для нас? Чтобы найти ответ на эти вопросы, обратимся к Библии и с ее помощью постараемся уяснить, что же такое «смерть» и «бессмертие».

Смерть в простом понимании есть некая дань, которую люди, как и всё живущее на Земле, обязаны платить природе. А поскольку мы, осознавая собственное бессмертие, в то же время не можем воспротивиться ей, то всякий мыслящий человек на протяжении своей жизни невольно пытается разрешить для себя это противоречие. Греческая мудрость искала его в мнимом презрении к телу, обольщая себя надеждой, будто душа после смерти сможет обходиться и без него, а значит, смерть человеку не страшна: исчезнув как существо материальное, он продолжит свое бытие как существо духовное, испытав, таким образом, некое, в общем-то, благостное для него превращение. Это греки и называли бессмертием души.

Библия – книга реалистичная и повествует о действительности так, словно видит ее нашими глазами. Ей ведом только живой человек – как неразрывное сочетание души и тела. Разделение души и тела – утрата для обоих, отделившись друг от друга, они оказываются в некоем состоянии, которое мы называем смертью. И Библия не отождествляет вечность души с ее бессмертием. Бессмертен, по понятию апостола Павла, только воскресший человек (1 Кор 15:53 и далее).

Разрешение такого противоречия – в истоках истории человечества. Человек сознаёт собственное бессмертие вопреки факту своей смертности и потому понимает, что он древнее закона природы, ограничивающего его существование на Земле. Сотворенный Богом человек изначально не был предназначен к смерти.

«Как одним человеком грех вошел в мир, и грехом – смерть, так и смерть перешла во всех человеков» (Рим 5:12). Иными словами, человек оказался во власти того закона природы вследствие грехопадения своего прародителя. Вот на чем основана надежда и задача человечества освободиться от тяжкого ига этого закона. Но «как смерть пришла через человека» (1 Кор 15:21) – по вине одного человека (для Павла важнее, при каких обстоятельствах, а не сколько было согрешивших людей), так она упразднена будет однажды тоже человеком (его усилиями), причем окончательно и безвозвратно, и упразднена силой, ей противодействующей, – через воскресение мертвых. Именно для этого и пришел Иисус. Его победа не только вернет человека в прежнее состояние, но и вознесет на более высокую ступень, чем та, на которую он был поставлен изначально.

В Библии нет противоречий с действительностью, поэтому для нее мы, люди – существа природные и потому смертные. Для нас это крайне важно, ибо данный факт постоянно и настойчиво напоминает о себе. Адам до грехопадения был существом бессмертным, высоко вознесенным над природой, но грех низвел его на ступень полного подчинения природе. В ее власти с тех пор пребываем и мы, не считая ее такой уж низкой, какой она является на самом деле. Он был венцом творения Божьего, вознесенным так высоко, что нам, живущим в поврежденном мире, трудно это себе представить. Господь наделил его способностью к развитию и потребностью в нем, то есть история человека могла стать эволюционной. Он мог умереть, но это не было для него неизбежным.

Полны глубокого смысла и весьма поучительны суждения Павла (1 Кор 15:45–47) о бессмертии Адама. В книге Бытия сказано (2:7): «И стал человек душою живою», и апостол, повторяя «первый человек Адам стал душою живущею», добавляет: «последний Адам есть дух животворящий». Но «стать душою» означает способность стать и чем-то другим, что мы увидели в Иисусе, – кем Он стал. «Душа живая» – форма жизни, присущая животному миру, сочетание Божественного дыхания и персти, в которой нет собственного источника жизни. Персть, «тело душевное» (у Лютера – «тело природное») отчасти подчиняет себе душу, и потому нельзя сказать, достигнет ли она такого уровня развития, когда смыслом ее бытия станет жизнь вечная. Но Адам был вознесен над жизнью животной, он выше природного существа благодаря присутствию дыхания Божьего, этого источника бесконечного развития. Если бы Адам не согрешил, то, скорее всего, постепенно возвысился бы до «духа животворящего», словно бы воскрес, не умерев прежде, и стал бы собственным источником своей жизни и своего тела – существом абсолютно гармоничным и потому вечным.