В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

услышала, сказала консилиум собрать. И строго-настрого запретила тебя трогать. И Аринке сучке ходу не давать, а то тебе в её клинике уже палату приготовили. Как могла прикрыла, как могла защитила, но если ты и дальше будешь вести себя, как яйцетряс, а не мужик — даже я ничего не сделаю, Сашенька! Церковь не та, что раньше, а моё положение в ней от дружбы с царицей зависит, ты и сам это понимаешь. Не подставляй меня, юродивый!

— Я не юродивый! — вскинулся я. Смог. На последней капле уважения.

— Да? А как тебя иначе назвать? «Внемлете мне, местное было, я обладаю сверхзнанием! Мне Богородица явилась/святой Пётр/святой Андрей/святая Екатерина/архангел Гавриил, нужное подчеркнуть; я знаю и понимаю то, что знать и понимать не должен! И вы все тут — дерьмо на палочке, и только я знаю, что в мире должно быть и как!» Не так, Саша, крестничек мой милый? Что молчишь? Скажи, что эта старая мегера не права, ошибается.

— Много нас… Было? — вместо этого спросил я.

— Официально нашли пока двух, те девы. Плюс Паша, про последнего кроме меня, и теперь тебя, никому не ведомо. Но мы только начали поиски, копаем. Сложностей много — юродивых на Руси было пруд пруди, и кто из них из твоих — разбираться надо, это долго. А абы кого я на это послать не могу — с преданных нельзя спрашивать, как с умных, а умным не всё доверить можно. А ещё второй момент — мы, церковь, фиксировали только тех, чьи слова имели вес. Боярские семьи, дворяне, государевы люди. Или из своих, духовных. А сколько на Руси было дурачков деревенских, ради которых никто комиссию из епархии вызывать и не подумает? Дурачок и есть дурачок, блаженный! Ходит, лопочет что-то, лишь бы не буйный был. И таких куда больше, чем государевых. А сейчас, в наши дни, они если и есть, то уже сказала, к Аринкиным коллегам попадают, не к нам. И отыскать их ещё сложнее. Тебе просто очень, очень-очень сильно повезло, крестницек, что я оказалась рядом, что мы с Иркой с детства подруги — не разлей вода, и что она к моему слову до сих пор прислушивается. А ведь могла тогда зло затаить, и или меня б рядом не было, или б советоваться со мной не стала…

— Да уж… Спасибо, матушка Елена, что глаза раскрыли. — Я встал и низко, в пояс, поклонился.

— Сядь, Саш, — устало проговорила она, и по лицу её пробежала морщина. — Хорошо, что ты, наконец, понял. Но этого мало. Главный вопрос на повестке так и остался: а делать нам что?

* * *

— А какие варианты? — усмехнулся я. — Жить. Предупреждён — вооружён.

— Ирка тебя сыном не считает, — медленно покачала хозяйка этих мест головой. — Меня послушалась, с плеча не рубит, но не сын ты ей. Что с царевнами язык нашёл — тебе в плюс, без этого и я б тебя защитить не смогла. Даст бог — теперь продержишься. Но с матерью тебе придётся отношения с нуля выстраивать, и полезность свою лично ей, как и преданность, тоже лично ей, делом доказывать.

Я пожал плечами.

— Значит, докажу.

— Вот-вот. Вопрос, как? Чем заниматься будешь? От этого всё и зависит. Как ты уже понял, если станешь типичным местным яйцетрясом, прожигателем жизни — дорога тебе в дом с жёлтыми стенами не за горами. Но и если по отцову пути пойдёшь — тоже ничего хорошего. Нет здесь таких мужчин, выродились они. Параллельная эволюция. А юродствовать более не надо — не привлекай внимания.

— Матушка… Поясни про отца. Я ж Карлович! Сын немецкого художника. «Слава богу не австрийского…» — добавил я про себя. — Если б я им не был, испанки б меня за свою дочь не отдали бы. А мой волос или кусок кожного покрова раздобыть не запредельной сложности задача.

— Эх, Саша-Саша… — вздохнула она. Скажи, что сыну от отца передаётся в полной мере, вообще без вариантов изменения, как есть «под ключ»?

— Ну… — Я нахмурился, подождал «просветления», но чакры не открылись. Честно признался. — Не знаю.

— Игрек-хромосома, Сашенька! — посмотрела она на меня, как на неумного. — Сколько их у тебя?

— Так, одна?..

— Одна-одна! Во-от! — И правда неумный. Тут такое, наверное, дети с пелёнок знают. Один я как лосось пассатижный. — И её ты полностью получаешь от биологического папочки. А вторая половая хромосома у тебя какая?

— Икс же? — Кажется, «я» был не настолько силён в генетике, но память Саши посчитала, что это правильный ответ. — И она… С маминой… Комбинируется? — не то ответил, не то уточнил я. Ибо не был в правильности уверен.

— РЕкомбинируется, — поправила патриарх. — Они все разные, в каждой яйцеклетке свой генный набор. Икс хромосома полностью даётся от матери, и если туда запихнуть что-то иное, никто не поймёт. Мало ли что там нарекомбинировалось?

— Так это ж надо знать, что запихивать! — с улыбкой парировал я. — Там генов до чёрта, и мы и десятой части назначения не знаем.

— Не упоминай Лукавого в доме божьем! — снова придавил ментальный пресс, и я почувствовал железную волю хозяйки — за такое Ягуся линчует. Она — фанатик, религиозный фанатик, какой бы доброй бабулечкой себя ни выставляла.

— Прости, матушка… — повинно склонил я голову.

— Ты прав, это сложно, — согласилась она. — Нужны исследования. Но кто сказал, что матушка-царица их не ведёт? Не изучает эти гены и их возможности? Она держит руку на финансировании огромного множества проектов, ты назовёшь их всех?

— Да я никаких не назову, матушка! Но ты права, их не может не быть.

А вот тут верно. Ресурсов главы государства несоизмеримо больше даже в сравнении с ресурсами крутого княжеского рода, хотя и у того возможности к исследованиям такого уровня — выше марсианского Олимпа.

— А ещё, Саша, у тебя сорок четыре аутосомы, — продолжала долбать мой мозг «крёстная». — И в них один бог знает, что можно запихнуть. Так, что любая экспертиза скажет, что ты наполовину Ольденбург, из своих, из немцев, и для Кармен Астурийской — идеальная генетическая пара. Но при этом из зеркала на тебя будет смотреть Павлик Майский, выпускник Владивостокского детдома, снайпер Второго