Всего лишь ремесло - С. Стреляев

Но и эти мечты являлись малой частью желаемого – все чаще в грезах рядом с женщинами, точь-в-точь как дома на плакатах в спальне и прихожей, то есть с которыми, только что встретившиеся и рядом не стояли, мелькало и его лицо. Он шел дальше: «К сорокалетию…. Нет, долго. К тридцати пяти годам я добьюсь небывалых высот, соберутся целые стадионы в честь моего юбилея, даже песню напишу и, устало, не в силах отказать вопрошающей публике, исполню ее на всеуслышание. Девушки, струящие свою красоту с экранов, узнают о существовании Александра Клота, начнут мечтать о моем внимании. Мы поменяемся ролями, я стану недостижимой целью, загадкой, которой они сейчас видятся мне. Каждая из них сочинит песню, положив музыку на мои стихи. Во время исполнения строчки запылают на стадионном табло ярким огнем. Это пламя уйдет в вечность, но не канет в нее, а займет там достойное место, и будет гореть до скончания времен. Меня будут помнить всегда. В домах культуры, на площадях возвысятся еще прижизненные памятники моему гению. Александр Клот…. Мне и псевдоним не нужен, прекрасное созвучие…! Самые известные и богатые люди сочтут за честь пожать мою руку, на глазах у миллионов станут искать моей дружбы, не отворачиваясь, не стыдясь, а гордясь знакомством». Газеты назовут его величайшим творцом современности и он, если не превзойдет, то, по крайней мере, встанет рядом с авторами, у которых Клот уже не раз спрашивал совета, романы которых не пылятся на полках. Многочисленные общества писателей призовут вступить в их ряды, но он останется гордым одиночкой. Лита к тому времени уйдет, не поняв, не поверив, не дождавшись.… Судьба сполна рассчитается с девушкой за предательство – заставит лить слезы, прозябать в бедности, проклиная себя и свое неумение рассмотреть, поддержать и немного подождать. «Сначала она предпочтет более богатого, а в итоге прогадает: избранник разорится, а после и сопьется…». А новые любовницы Александра, и сразу не одна, начнут трепетно ухаживать, беречь его гений, потакать малейшим прихотям. Ему уже не придется мечтать о других девушках, они и так будут другие, выполняющие любые его желания с полуслова, заглядывающие за этим полусловом ему в рот. Каждая вылетевшая из его уст фраза превратится в бесконечно цитируемую жемчужину…. «А ведь они и сейчас спокойно живут, прекрасно выглядят, с кем-то общаются, но не со мной, меня они пока не знают, но точно ждут, такого настоящего, неподдельного, которого, наверняка, с девушкой не перепутаешь, в отличие от их нынешних мимолетных, иначе и быть не может, увлечений». Но отношениям, наполненным быстротечными ночами без обязательств, мешал физический труд и нищета – праздности дается полноценная любовь, так как живущими исключительно для себя заниматься больше нечем. Да и усталость тоже ни при чем – не главная помеха в удовольствиях. Какие радости можно испытывать при осознании своего ничтожества? Александр верил, что слава, любовь и, конечно же, свобода уже близко. Еще немного, и все будет именно так. «…Но достигнув высоты, я не испорчусь, прогоню высокомерие, останусь таким же, как сейчас, простым и скромным. Разве что грусти в глазах прибавится: повидал, познал… и не без последствий. Мудрость, сдержанность и аккуратность старика поразят мое тело. Люди заметят, как я несу невообразимую для других ношу, сколь сильные испытываю мучения от доступных одному мне знаний».

В спешке намыливая голову, нащупывая с зажмуренными глазами мочалку, Александр опрокинул бутылку с шампунем. Добрая четверть густой жидкости отправилась в канализацию. «Все…. Неделю придется одним мылом пользоваться. В противном случае до конца месяца не хватит», – сделанный вывод на фоне недавно представляемых событий, мог довести до слез кого угодно, но подоспевшая злость спасла парня от отчаяния. «Такое экономить!» Вместе с шампунем сквозь решетку на полу просачивались и поугасшие мечты. Меркли пестрые краски, возвращалась настоящая жизнь, а вместе с ней и душевая, покрытая отваливающейся от стен плиткой, с неуклюже свисающими с потолка лампочками, ржавчиной на полу. Ненавистью и завистью одновременно поливал Клот тех, о ком мечтал, в чьи ряды хотел влиться. «Они живут недоступной, дорогой и красивой жизнью, а мне экономить», – уже не злясь, а грустя, он аккуратно закрутил пробку. Ведь, как ни горько, а экономить шампунь все же приходилось, как и спички, газ, электричество, еду и все, поддающееся экономии.

Не смотря на жгучее желание засесть за работу, менять планов Александр не стал – зашел в приветливые магазины. Карман и душу грели выданные мастером деньги. Купил новую цепь на пилу, пару понравившихся сувениров: глобус, металлическую флягу для коньяка, стеклянные фигурки рыб, порадовал себя очередной зажигалкой со встроенным фонариком, которой пользоваться не спешил, и газом не заправлял, хотя баллончик предусмотрительно приобрел. Клот оставлял все накопленное на лучшие времена, когда он не сможет испортить красивую вещь, замусолить ее на грубых физических работах. Ожидая звездного часа хозяина, каждый месяц очередной набор побрякушек летел в сервант.

Полюбовался электронным измерителем нитратов, пересчитал остаток зарплаты, проклял его космическую цену…. Еще хватало на резиновые, утепленные мехом, сапоги. Подобные покупки не радовали парня, но являлись постоянно отлаживаемой необходимостью. «После возьму. И так потратился». Вместе с карманом оскудела и радость. Экономя, Клот отказался от поездки в автобусе. Благо, спешить было некуда, а возвращаться домой не хотелось. Включив плеер, он побрел сквозь озябший, уставший от зимы город, вызывая в памяти очаровательных исполнительниц, вспоминая их клипы. Качество и смысл песен в расчет не брались, Александру больше нравилась та музыка, которая исходила от более сексуальной, более красивой девчонки.

Он снова впадал в мечты, не замечая того, ускорял шаг, все сильнее и сильнее сжимал холодный металл зажигалки, жестикулировал руками и морально готовился к всевозможным ситуациям в будущем: «…Как не выставиться глупцом, если красавица с микрофоном неожиданно умостится у меня на коленях, обнимет за плечи, коснется ресницами щеки? Что делать, как отвечать?» Александр придумывал, заучивал фразы для выхода из любой возможной неловкости, произносил их вслух, пока внезапно ни очнулся и ни устыдился своих наивных мечтаний. Пытаясь уменьшиться, стать невидимым, Клот сжался, страх, что кто-то подслушает его слова, а главное, мысли, не отпускал. Боясь выдать тайну, он продвигался вперед, как можно медленнее. Иногда останавливался, заглядывал в урны – вдруг повезет как в фильмах: «Ведь есть же на свете богатенькие дурашки: взял и выбросил толстую пачку денег. Психанул, и все тут…, для кого-то пустяк обеспечит мое существование». Во что, конечно, с трудом верилось. Нет, не в находку плотной, с особым запахом упаковки – это как раз возможно, а вот существование людей, имеющих такие деньги, к тому же потеря которых никак не отразится на их жизнях, ни займет и минуты мыслей, не вызовет сожалений – вот это казалось ложью. Так или иначе, он упорно заглядывал в мусорные бачки, разбросанные вдоль тротуаров города. Из той же оперы выкарабкивались надежды о тайном поклоннике его творчества, разумеется, весьма состоятельном, безвозмездно решающем все его финансовые проблемы. В свою очередь Александр обещал не жадничать и также помогать обделенным, но даровитым. Такие обещания непременно должны были услышать неведомые силы и добавить ему шансов на исполнение собственных желаний. Но, ни психованные дурашки, ни тайные почитатели не торопились входить в его жизнь и менять что-то к лучшему. Судьба вообще ничего парню не давала, хотя ничего и не отбирала. Александру ни разу не посчастливилось найти хотя бы мелкую монету, но он их ни разу и не терял. Все, оказывающееся в его распоряжении, все, на что он мог рассчитывать, исходило из его же усилий. Именно благодаря нейтралитету судьбы, Клот в нее и не верил…. Кругом маячили люди. Многим из них чертовски везло, другие захлебывались в хронических несчастьях, а он так и оставался на обочине, позабытый, не востребованный третьими силами, которые почему-то упорно его игнорировали.

Наконец, после нескольких часов утомительного путешествия показался знакомый проулок, ведущий к безымянной деревушки, коих в округе и не счесть. Столь резкий переход из города в нищету выгонял из головы Александра надуманные за дорогу глупости. Всего два шага отделяли роскошь величественных многоэтажек и огромных особняков от грязных грунтовых дорог деревни с раскинувшимися по ее краям приземистыми избушками. Летом еще ничего: буяющая зелень маскировала серость… Сейчас же вся ничтожность поселка, не уступающая в бесцветности хмурому небу, ничем не прикрывалась. Покосившиеся от старости кривые дома утопали в сугробах.… Редко встречались обновленные металлочерепицей крыши, поправленные цветным кирпичом заборы – крошки красоты, требующие от хозяев долгих лет физического труда и скрупулезных финансовых накоплений, что делало постройки еще омерзительнее, еще явственнее кричащими о бессмысленности вложенных в них трудов.