Всего лишь ремесло - С. Стреляев

Сегодня утро выдалось холоднее обычного. Тем не менее, парень, увиливая от вчерашних обещаний, нашел, чем заняться: почистил во дворе снег, разложил по полочкам в сарае инструмент, починил поломанную будку. Хозяйским взглядом осмотрел унаследованную землю. Хотелось весны, тепла, времени, когда засаживают огород, радуются наливающимся на деревьях почкам, а вечером при поливе наблюдают оживление подвявших за день растений. Клот любил возиться в земле, любил, не смотря на жару, не смотря ни на что. С радостью копался целый день во дворе, переделывая сотни больших и мелких дел, доходя до физического бессилия и счастья одновременно, за что соседи часто расхваливали Александра. И не сыскать в округе тех, кто бы ни знал, что в этом доме живет трудолюбивый, упорный человек, нередко наставляемый в пример и укор другим.

Заработавшись до захода солнца и исчерпав возможность сделать что-нибудь еще, Александр уселся за написания рассказов, но вслед за светилом ушли и последние силы. День изнурительного труда, который он ненавидел не меньше Бальзака, но и бросить тоже не мог, оставлял плохой осадок. В итоге за письменный стол Клот попадал, когда с чувством выпряженного, едва держащегося на ногах животного, люди заваливаются спать. Обдумывать и планировать последующие шаги в творчестве он уже не мог, не говоря уже о способности оценивать качества написанного, зачастую измеряемого количеством выдавленных из себя слов: скупых, повторяющихся, несущих сплошную пустоту. Иногда погода вмешивалась в обстоятельства, и тогда Александр оказывался у стола в самое нужное, самое плодотворное время суток – утром. Тогда начинало получаться лучше, но перечитывать старое на свежую голову он боялся, справедливо предвидя уровень рассказов, написанных в полуобморочном состоянии. Свежая голова или нет, Александру все равно приходилось уговаривать себя писать, ведь всегда находились дела поинтереснее. В борьбе с ленью, взяв пример с великих авторов, Клот попытался определить минимальное время, ежедневно затрачиваемое на творчество. Уловка провалилась. Мучаясь, он досиживал до установленного времени, тратя большую его часть на перекуры и рассматривания пейзажей в окне. Вместо сюжетов воображение рисовало легкую, красивую будущность, и работе в ней отводилось немногое, зачастую она виделась развлечением в периоды душевной скуки, задержек веселых встреч и праздников. Шел дождь или падали на землю прожорливые морозы, в любом случае Клот пытался найти хоть какое-нибудь занятие, позволяющее избежать сочинительства. Стоило проснуться и увидеть, что сама природа понукает его к делу, сразу портилось настроение. Толком Александр и сам не знал, чего боится, ведь начальства над ним не было, никто не мог заставить его писать, а значит, и осудить, и наказать за промахи тоже было некому. Не смотря на это, страх все равно не проходил, а настроение улучшалось при одной мысли, что скоро конец, что можно встать из-за стола и заняться…, да не важно чем, главное – встать и уйти от неслаженного, сыплющегося сюжета и деревянных героев, а затем целый день чувствовать удовлетворение, что все-таки решился и писал. Если же выходило недурно, Александр сразу сомневался, его ли рукой написаны предложения. Возможно, кто-то сделал работу, пока он спал или витал в облаках. Клот до бесконечности прокручивал в голове написанное. Иногда из текста нечаянно вырисовывались выводы, о которых автор и не думал говорить, но радовало, что остальные непременно их заметят. Но и тут Александра подстерегал неясный трепет, запрещающий отправить выстраданные строки в журналы или выложить их на всеобщее обозрение в интернет. Решая: «Еще рано. С публикацией можно подождать», – и написанное тут же становилось прекраснее, озаряясь сказочным светом бездействия.

«Хоть бы кто позвонил, приехал. Скукотище», – время творчества в очередной раз успешно миновало, погода ухудшилась заперев Александра в доме, где, обойдя каждый угол, он не нашел, к чему придраться, что протереть или подправить. Ухватившись за идею о гостях, Клот сварил кофе, пережаренное, кислое, чересчур разрекламированное; сейчас черная бурда казалось вкуснее обыкновенного.

«Пригласить друзей. Посидеть». Забыв добавить холодной воды в чашку, он, не замечая, обжигал горло. Договорившись по телефону с приятелем о встрече, забегал по комнате: «В магазин скупиться, и тут до логического конца довести, – покосился на оставшийся со вчерашнего вечера подсыхающий в ведре клей, – на пару плиточек, но и ему пропасть не дам». Кое-как закончив с ремонтом, прихватил добрую часть оставшихся денег, отправился за угощением.

Завидев постоянного клиента, продавщицы недовольно хмыкнули в ответ на его тихое «Здрасте». Девушки хорошо помнили вошедшего зануду и всегда ругались, выясняя, чья очередь обслуживать скрягу, придиру, которого нечего и думать обсчитать – олицетворение в одном лице всех, им яро ненавистных. «Каждую горошину обнюхает, а купит на копейку».

Вопреки их ожиданиям, сегодня Александр взялся удивлять, ему и самому пробудившаяся расточительность оказалась в новинку: накупил много и не из дешевого.

– Видно, дела у него пошли…, – выходя, услышал он за спиной.

– Ну?!

– На, пятерочку, – отправила одна из них в карман помятую купюру.

– Дай бог, не последняя….

Задержавшись на ступенях (а вдруг еще что приятное скажут), Клот случайно обратил внимание на фасад магазина. «Плитка в два раза дороже, чем у меня в ванной. Рабочих много, делают все за неделю; а я уже сколько вожусь, а все на месте, и не так ровненько, как у них получается». Не намечайся у Александра скорая встреча, он бы впал в отчаяние на несколько дней. Скрупулезно и хмуро продолжил бы ремонт, подмечая все мелкие недочеты, выражая постоянное недовольство, что, как правило, заканчивалось нервотрепкой, расстройством желудка и еще худшим результатом работы, с последующим начинанием ремонта заново.

До прибытия гостей оставалось несколько часов.

«Сварю креветки».

«Королевские» – тешило самолюбие название на упаковке. Помявшись, отложил спичечный коробок в сторону, подкурил от газовой конфорки. Специальным ножом, очень неудобным и отбирающим кучу времени, зато не срезающим и грамма лишнего, начистил картошки…. Поставил в морозилку вино.

«Черный предупредил, что будет не один и не с друзьями», – приятная дрожь от предвкушения новых знакомств пробежала по телу.

Александр взялся за веник, но в комнатах все блестело. Тогда решил устроить небольшой, строго спланированный беспорядок: набросал стопки книг и блокнотов на стол. «Заметят, обязательно спросят, чем это я тут занимаюсь». Вынул из укрытий то немногое, что накопилось у него ценного: электронный переводчик, старый нерабочий принтер и несколько мобильных телефонов «прошлого столетия»; разложил все на подоконниках, ошибочно полагая, что немного роскоши среди общей бедноты подымут его в глазах гостей, намекнут на состоятельность хозяина. Вспомнил о резервном куске мяса, поставил на плиту сковороду. Посомневавшись, вернул приготовленную спичку обратно в коробок, нашел горелую, и от уже зажженной конфорки воспламенил следующую. Затем от той же спички подкурил и, чуть не опалив пальцы, выбросил огарок в ведро. «Больше ею не воспользуешься».

Лай во дворе возвестил о прибытии гостей. Александр скинул с входной двери крючок, стараясь не шуметь, прокрался обратно в кухню.

– Сюда?

– Темно, ужас, – раздались сладкие голоса незнакомок.

Не успев представить их внешность, насладиться волнующим моментом, Клот поспешил на помощь.

– Ничего, я проведу. Осторожно, здесь яма.

– Меня не забудьте! – услышав про яму, забеспокоился мужской бас. – Сколько в ней кубов? – осмотрел Черный зияющую дверь в землю.

– Три с половиной.

– Вручную! Как у тебя терпения хватило? Я бы бросил.

На каменистых стенах выгребной ямы отчетливо вырисовывались рваные полосы от ударов кирки и лома. Вокруг высились глыбы разбитых, но все еще внушительных пластов сланца.

– Сколько мучился?

– Месяца два.

– Я бы бросил! Каждый день…!

– Соседи тоже не верили, что получится, особенно в первую неделю, когда начинал врываться, – усмехнулся Александр, вспомнив прохожих, непременно заглядывающих вниз. Каждому кортело спросить: «Сколько возишься? Для чего?» – и, получив ответы, сделать вывод: «Да зачем оно нужно, так копать?!» – что добавляло Александру сил действовать дальше, делало его сильней других.

Сейчас это воспоминание, как и долгое рассматривание ямы, являлось чрезвычайно важным делом и вызывало у всех огромный интерес. Каждый подмечал или торчащий острый камень, срезанный перфоратором, или ночное насекомое, барахтающееся на дне, строили догадки, как оно туда попало и почему зимой. Всему придавалось первоочередное значение во избежание разговоров и мыслей о действительно интересных всем собравшимся занятиях, уже спешащих продолжить вечер.