Мадемуазель Виктория - Юрий Коротков

Родители угощают пионеров шашлыками у Али-бизнесмена. Али колдует над жаровней, взмахивает шампурами, как саблями, смахивает мясо на бумажные тарелочки, поливает ореховым соусом, быстро считает деньги. Очень жарко. Полдень.

Каир вымер, закрылись жалюзи, упали маркизы, опустились шторы. Не слышно автомобилей и криков уличных торговцев. Вместо воздуха льется с неба раскаленное марево, обжигающее губы и грудь.

Пионеры бродят под африканским солнцем, каждый сам по себе. А в мыслях они далеко отсюда: шагают с галстуком по родному городу. Не пальмы и бугенвиллии кругом, а древние камни Тбилиси, Зимний дворец, арбатская улочка…

Никто не хочет уходить: у ворот виллы надо снимать галстук.

Суп из белых грибов

Во дворе колонии незнакомая машина. Мама смотрит на номера.

— Наша, консульская. Наверное, отец вернулся.

На балконе хлопают страусиные перья по ковру: Мухаммед и Закирия трясут пыль на головы прохожим. Сто раз объясняли им, что нельзя так делать, а они поклонятся — и опять за свое. Выстиранное белье вывешивают на палках прямо за окна. И так по всему Каиру, даже на площади Тахрир простыни из окон болтаются.

На кухне папа и дядя Феликс. На столе между ними бутылка водки.

— Ах, пьяницы! — качает мама головой, но совсем не сердито.

Дома папа водку не пьет, а в Египте можно чуть-чуть: ведь не просто водка, она здесь так и называется — русская.

Русская водка у арабов в большом почете, лучше подарка не придумаешь. Папу перед отпуском сослуживец-египтянин попросил привезти бутылочку. Отказать нельзя, политика — сложная штука. А как провезти через три границы? В конце концов спрятали в Викину сумочку. А египетским пограничникам и в голову не пришло ее там искать…

— Дядя Феликс! — Вика виснет на шее у переводчика. — А как Москва? А в Марфине были? А как Сашка с Сережкой? А где Лешка? А от вас даже русским пахнет!

— Ну? — дядя Феликс внимательно обнюхивает борт пиджака. — А как?

— Ну… Почти как парным молоком.

— А я думал, из меня весь русский дух выветрился, пока мы в Греции шторм пережидали… Москва живет и нас ждет. Метро новое строят. В Марфино, извини, не успел. Лешка с консульскими на экскурсию в Луксор наладился, в Долину мертвых фараонов. А от братьев я тебе письма привез.

— И я ведь почту получил, — спохватывается папа и выкладывает на стол кипу газет и журналов. — И еще три письма. Вовка марфинский тебе отписал. «Египет, Вике Беликовой»! На деревню дедушке! И как только дошло?

Почта пришла! Почта приходит в посольство два раза в месяц. Журналы и «Пионерку» на потом, надо их растянуть на полмесяца. А письма сразу прочесть…

— Постой, постой, — останавливает ее папа. — А я тебя поздравить хотел.

— С чем же это? — будто бы удивляется дядя Феликс.

— Ну как же! Мою дочку сегодня в пионеры приняли!

— Да? Незаметно что-то…

Вика недоуменно оглядывает себя.

— А-а! Сейчас надену.

Она бежит в свою комнату, надевает перед зеркалом галстук и возвращается сияющая.

— Вот теперь другой разговор. Поздравляю, Заяц! — Папа целует ее в обе щеки и цепляет на грудь серебряного скарабея.

Скарабей — навозный жук — у египтян священен, это он на своей спине поднимает Солнце над миром. А марфинские мальчишки священного жука зовут вонючкой.

— Полководцы Древнего Египта пускали скарабея перед своим войском, чтобы он указал путь к победе. Может, и тебе пригодится. Но, как говорится, на жука надейся, да сама не плошай. Будь доброй и смелой…

— Всегда буду! — отдает Вика салют.

— И веселой, — добавляет дядя Феликс. — Смейся вот так, — он прячет руку за спину, и оттуда вдруг раздается веселый хохот.

О-о-ха-ха-ха! У-у-хо-хо-хо! И-и-хе-хе-хе! — смеется кто-то так заразительно, что все сначала улыбаются, а потом тоже начинают хохотать.

Дядя Феликс вынимает руку из-за спины, в руке — розовая коробочка вроде мыльницы.

— Смехунчик, — поясняет он. — Жаль, у царевны Несмеяны его не было.

Все рассаживаются за столом.

— Пап, а ты президента видел?

— А как же. Вот так же сидел рядом и разговаривал. Через Феликса, конечно…

— Позор! — говорит дядя Феликс. — Три года здесь живешь, а без меня как немой! Бери пример с дочери… Кстати, — хитро щурится он, — любой русский мальчишка знает два десятка арабских слов, и ты их каждый день произносишь.

— Я? — удивляется папа и начинает вспоминать, загибая пальцы. — Бакшиш, мишлязем, квайс, кувеййис…

— А «кофе», «халва», «магазин»? «Алгебра», «адмирал», «зенит» — ведь это все арабские слова!

— В самом деле? — папа растерянно чешет затылок. Вика нетерпеливо теребит его за рукав.

— А почему отец Азы и Леми говорит, что президент Насер всех обманул? И что никто ему не верит. И показывает вот так, — Вика выставляет палец левой руки, берет правой и сгибает.

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, — вот так! — хмурится папа. — Президент Насер отобрал заводы и компании сначала у крупных бизнесменов, а теперь добрался и до средних, таких, как наш сосед. Вот они и злобствуют. Только все это очень непросто… Правительство прижало помещиков, решило излишки земли отдать феллахам. Приезжает из Каира в деревню инспектор, а помещик ему бумаги липовые показывает: так, мол, и так, излишков нет. Землю-то он якобы продал дочкам и сыночкам, дяде с тетей, и бабушке с дедушкой, которые уже двадцать лет как померли. А если землю все-таки отняли — кто староста кооператива? Опять помещик, потому что он единственный грамотный человек в деревне. Приходит феллах на свою новую землю, а помещик ему говорит: из пяти мешков хлопка четыре мне отдай. Почему? Кто приказал? Президент Насер приказал. И тычет феллаху под нос правительственный указ. А тот ни одной буквы не знает… Сложное сейчас время, Заяц. Называется — переходный период. Кто кого: наш сосед и ему подобные или президент Насер…

Вот странно, что в Египте еще есть живые помещики. В России они только в учебнике истории остались.

— Опять политика, — ворчит мама, хлопая дверцами шкафов. — Что ни слово — то политика… Суп вот пора ставить, а я грибов никак не найду.

— Грибы-грибочки, — причмокивает дядя Феликс. — Сами с Лешкой в том году собирали, все Подмосковье с лукошком обошли.

— Да где же они? — удивляется мама. — Я же их… я же их вот в этой кастрюле замочила… — она растерянно показывает пустую кастрюлю. — Мухаммед! Закирия!

Слуги тотчас возникают на пороге. Мухаммед сладко улыбается и кланяется.

— Мухаммед, где грибы? Вот здесь были грибы, понимаешь, гри-бы! — в отчаянии показывает мама на пустую кастрюлю.

— Не понимаю, мадам, — еще слаще улыбается Мухаммед.

— Феликс, спроси, куда они грибы дели?

Дядя Феликс спрашивает Мухаммеда по-арабски. Тот, не переставая кланяться, изображает на лице отвращение и машет в сторону мусоропровода.

Дядя Феликс растерянно разводит руками.

— Что? Что он говорит?

— Говорит, в кастрюле была отвратительная черная грязь… — Ну?

— И он ее выбросил в мусоропровод, а кастрюлю очень хорошо вымыл.

Мама медленно опускается на стул и закрывает лицо руками.

— Феликс, — шепчет папа. — Скажи им, чтобы уходили. Ну, скажи, что не нужны больше сегодня.

Удивленные слуги исчезают.

Мама плачет. И у Вики щиплет в глазах. Ничего другого не жалко было бы. Ведь не просто еда — грибы из подмосковного леса. Надо же было им проплыть за три моря, чтобы исчезнуть в мусоропроводе!

— М-да, самое время смехунчика включать, — говорит дядя Феликс.

Папа молчит, считает про себя до пятидесяти, чтобы успокоиться. Это его мама научила.

— Ладно, — говорит он решительно. — У нас еще сухари имеются. А если судить с точки зрения вечности, то грибы в мусоропроводе — это ерунда, — это он для мамы бодрится. — Кстати, о вечности: Феликсу машину на полдня дали, надо в Гизу съездить. Поднимайтесь, ревы! А то вернетесь домой — где, спросят, были? В Египте. А пирамиды видели? Не удосужились за три года. Непорядок.

Мама, всхлипывая, идет одеваться. Вика снимает галстук и складывает его на подзеркальнике. Потом на всякий случай прячет подальше, в шкаф.

— Готова, Заяц? — кричит папа от двери.

— Сейчас, только Мишутку одену!

Мишутка — путешественник: в Египет с Викой приехал. Сегодня она впервые оставила его дома: неудобно на торжественной линейке стоять с медведем под мышкой. Все равно стыдно перед старым другом. Надо его задобрить, взять к пирамидам.

Когда засмеется Сфинкс?

Белый «мерседес» с номерами советского консульства мчится по набережной Эль-Нил. По ту сторону канала проплыл остров Гезира, за ним — остров Рода. С самолета Гезира похож на корабль, а Рода на дельфина, плывущего за кораблем.