Мадемуазель Виктория - Юрий Коротков

Глухих заборов здесь нет — решетки или живые изгороди из бугенвиллии или кактуса опунция. Дворы — на вкус хозяев: в одном бьет пенистой водой фонтанчик, в другом выложен из камня грот.

Пролетают мимо машины всех марок, какие есть на свете. Ослики, мулы, лошади тянут повозки. Проезжают велосипеды с маленькими кузовами, полными товаром. Крестьяне-феллахи несут на голове корзины с овощами, бегут слуги из прачечных, держа на отлете на плечиках выглаженные костюмы. Идут продавцы воды со стеклянными шарами на груди. Звенят стаканы о серебряные носики шаров, стучат копыта, шелестят шины, звучит гортанная арабская речь.

Проплывают двухэтажные автобусы и автобусы-гармошки (в Москве их прозвали «Иван-да-Марья». В Каире «Иван-да-Марья» не простой: передний салон подороже — для мадам и мистеров, задний поплоше и подешевле — для слуг и феллахов, а посредине — стеклянная перегородка).

Интересно идти по Каиру. Смотри направо и налево, да не засматривайся, а то попадешь под машину — здесь ни правил, ни светофоров. Угодил под колеса — пеняй на себя, шофер только притормозит, бросит тебе несколько фунтов на лечение и умчится дальше.

Арабчата-школьники играют на площади в футбол, совсем как в Москве. Ранцы — вместо ворот. Закусили зубами иолы халатов и гоняют мяч среди прохожих.

Рядом строители в мокрых от нота халатах таскают на голове тазы с дымящимся асфальтом.

Их объезжает странная процессия. Шестерка лошадей катит двуколку на тонких колесах. Колеса выше человеческого роста, а на повозке — маленький дворец с башенками. Оркестрик играет что-то веселое. Вся процессия в белом: музыканты в белых галабиях, маленький белый дворец увит каллами, спицы колес в белых лентах. Даже лошади в белых халатах, только уши торчат.

Если бы не печальные лица людей, ни за что не догадаешься, что это похороны.

Перед повозкой идут плакальщицы в белых рубашках до пят. Они плачут настоящими слезами и рвут распущенные волосы. Плакать над чужим гарем — это их работа, за слезы и вырванные волосы они получат несколько фунтов.

А когда умерла бабушка Алена в Марфине — сестра бабушки Софьи, все-все было по-другому. Играла самая печальная музыка, какую только можно представить, вся деревня надела черные одежды, и зеркала занавесили черным, и не было плакальшиц — все плакали сами, и Вика плакала до самой ночи, пока не заснула.

А в Египте цвет печали — белый. Белый цвет — снег, смерть. А черный — земля, жизнь. Поэтому египтянки ходят в черных рубахах — малайе.

Все наоборот в стране Египте.

Не успела Вика загрустить, как уже улыбается: в маленькой мечети свадьба. На свадьбе все, как и должно быть, — невеста в фате и белом платье с кружевами, пышном, как торт безе, и жених в черном фраке вышагивает, как грач по борозде.

Люди выстроились коридором от дверей мечети до свадебной машины и бросают цветы под ноги жениху и невесте.

Невеста смеется, прикрывая смуглое лицо фатой. Какой удивительно красивый народ — египтяне! Тонкие лица, вьющиеся черные волосы, кожа с золотым отливом, а улыбка такая, что освещает все лицо…

И Вика обязательно выйдет замуж, как только вырастет. И у нее будет платье-безе с фатой. А в доме, наконец, появится ровесник, можно будет играть с ним с утра до вечера, и никому не надо спешить домой. Братья Сашка и Сережка уже совсем взрослые, скоро приведут своих невест и забудут о Вике.

Как они там, в Москве? Наверное, варят порошковый суп, грязную посуду складывают в ванну. Когда Вика с мамой прилетели в отпуск, ванна была уже до краев полна тарелками, чашками и кастрюлями, а Сашка поливал их из душа — мыл, значит…

Вот знакомый магазинчик «Синдбад-мореход». Вместо двери с притолоки свисают цепочки. В витрине — большой шоколадный парусник. Плывет, задрав нос, по кремовым завиткам пирожного моря.

Через два года, когда кончится срок папиной работы в Египте, они купят такой парусник и повезут его домой. Так папа решил в первый год жизни здесь.

Хозяин сладкого магазина, полный араб в европейском костюме, с золотой цепочкой на животе, выходит из-за прилавка, с достоинством кланяется гостям:

— Сайда, мадам, сайда, мадемуазель Вика.

Поклоном хозяин встречает только постоянных покупателей — показывает, что узнал их. Но только для Вики он выходит из-за прилавка — это особая честь.

Когда в Каир приезжала советская делегация, Вика показала хозяину «Синдбада», как написать по-русски: «Мир» и «Дружба». Слуги перерисовали русские буквы на большие плакаты и вывесили их под неоновой рекламой.

Тогда хозяева соседних магазинчиков — и обувного, и оружейного, и фруктового — разослали слуг искать русскую мадемуазель. И вскоре пол-Замалека пестрело плакатами. Так что теперь Вика везде почетный гость.

Мама покупает две булочки. Больше неудобно, даже если хозяин выходит к тебе из-за прилавка. Мама-Лисицына однажды потребовала двенадцать булочек.

— Мадам, хлеб засохнет, — удивился хозяин «Синдбада».

— Я хочу двенадцать булочек! Я плачу за них! — разбушевалась мадам Лисицына.

— Мадам, в «Синдбаде» всегда есть свежий хлеб, зачем же покупать его впрок?

Кончилось дело тем, что гостья ушла с полным пакетом хлеба, а в другой раз хозяин не поднял головы ей навстречу. А если хозяин магазинчика не поднимает головы — больше сюда не ходи. Хоть проси, хоть кричи, он не двинется с места. Здесь директора нет, жаловаться некому.

— И поделом, — сказал тогда папа возмущенной Лисицыной. — Мы в чужой стране. А в чужой монастырь со своим уставом не лезь!..

Вика принимается выбирать пирожные.

— Вот это, — указывает она на прилавок.

— Мадемуазель будет есть это пирожное? — спрашивает озадаченный хозяин.

— Да. И еще это, с фиалкой.

— И это?!

— Да. И еще… еще во-он то, корабликом.

Хозяин удивленно вскидывает брови. Но египтяне — невозмутимый народ. Он укладывает пирожные в пакет и перевязывает лентой.

Мама протягивает хозяину горсть монет. С египетскими деньгами вечная путаница: миллимы, пиастры и фунты, с насечкой и без насечки, с дыркой и без дырки, а некоторые так истерлись, что и не понять, что за монета.

В первый раз хозяин постарается вас обмануть. Но если вы придете еще, он не возьмет ни одного лишнего миллима.

А вот если вы в Каире захотите купить ткани, то вам отрежут на пару футов больше, чтобы вы запомнили этот магазин…

Во дворе «Синдбада» — фонтанчик, зонтики вокруг фонтанчика и столики под зонтиками. Можно передохнуть. У столика тотчас появляется слуга, протыкает жестяную баночку кока-колы.

Вика выбирает самое красивое пирожное. Хозяин, бросив дела, круглыми глазами наблюдает за ней.

Вика улыбается ему и надкусывает пирожное. В рот льется жгучая жидкость. Будто перец раскусила! Слезы брызжут из глаз, она машет рукой перед обожженным ртом.

Мама подозрительно нюхает пирожное: коньяк. Надламывает другое — ром. А в третьем — ликер. Понятно, почему хозяин с таким ужасом смотрел на маленькую мадемуазель…

Они обходят булочные, в каждой спрашивая следующую. Теперь на обед хватит, можно поворачивать назад.

На улице оживление, стоит толпа горожан. Вика с мамой осторожно подходят ближе. Араб держит на цепочке обезьяну. Обезьяна в коротенькой галабии и бедуинском платке.

— Руси! — кричит араб.

Обезьяна приветственно вскидывает длинные руки и бьет в ладоши.

— Инглизи! — кричит араб.

Обезьяна свирепо скалится и воинственно машет кулаками.

Зрители закатываются смехом, бросают на асфальт мелкие монеты.

Египтяне — дружелюбный народ, только англичан они не любят. Ровесники Азы и Леми выросли в свободном Египте, а до этого семьдесят лет страна была английской колонией. В память об освобождении Египта главная площадь Каира и мост через Нил называются ат-Тахрир — Свобода.

Но пора домой. Мама уверенно поворачивает за угол. Пальмы, мандариновые деревья, машины, повозки, мечеть… Может быть, сюда? Опять пальмы, опять мечеть… Надо вернуться обратно, к «Синдбаду», он за тем перекрестком. Но за тем перекрестком оказывается магазин кухонной утвари.

Неужели заблудились? Дома кругом такие разные, что все похожи друг на друга.

Папа уже волнуется, может быть, отправился искать их. Вика и мама бегут по улицам, а кругом все те же пальмы и эвкалипты, мечети и пестрые витрины магазинчиков, машины и повозки, галабии и малайе…

Что же будет? Страшно заблудиться в чужой стране. О пропавших иностранцах надо сразу сообщить в посольство. Из посольства позвонят в полицию. Такой начнется переполох! Влетит по первое число, что ушли в город без переводчика. И надо же было этому случиться в такой день!

Впереди возвышается над толпой белый шлем полицейского.

— Мистер, где улица Мухаммеда?