Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики - Ирина Галкова

Еще большей информативной ценностью обладают хроники монастырей, где, как правило, описывается история их основания и возведения первой церкви, а также дальнейших перестроек (таковы, например, истории основания монастыря Шартрез Бруно Кельнским[69], монастыря Сент-Эвруль в Оше[70]). Перестройки часто были следствием серьезных потрясений в жизни монастыря, пожаров и военных нападений, восстановление после которых нередко самими авторами трактовалось как переоснование (как реконструкция монастыря Сен-Бертен аббатом Иоанном[71]); не менее серьезные изменения влекло за собой реформирование аббатства, к которому часто была приурочена и его перестройка. В качестве ключевой фигуры, инициирующей все эти существенные изменения, как правило, выступал аббат; однако не всегда. Например, в хрониках двух пуатевинских монастырей, Майезе[72] и Монтьернеф[73], в центре внимания оказались их светские основатели – графы Пуату: Гийом IV и Ги-Жоффруа (Гийом VIII). Во втором случае фигуре графа-основателя уделено столь серьезное внимание, что можно говорить о его жизнеописании в составе хроники.

Жизнеописания являются не менее важным нарративным источником – таковы, например, жития средневековых святых, в особенности тех из них, кто сам являлся основателем новой обители (как истории святых Роберта, основателя Сито[74], и Роберта д’Арбрисселя, основателя Фонтевро[75]). К ним примыкают жития и деяния (gesta) аббатов и епископов, для которых строительство и поновление церквей было частью обязательств, обусловленных саном, поэтому в таких текстах, как правило, есть упоминания – более или менее пространные – о перестройке собора или аббатской церкви, а часто и о заботе, проявлявшейся в отношении подчиненных церквей (таковы жития Одилона Клюнийского[76], Герарда из Камбре[77] и др.).

Отдельно следует упомянуть произведения, написанные деятелями церкви, которые сами выступали в качестве заказчиков. Наиболее известное из них – сочинение аббата Сугерия «О делах, свершенных за время моего правления», где большой раздел посвящен перестройке аббатской церкви Сен-Дени[78]. Это произведение уникально тем, что в нем подробно описывается обдумывание и принятие решений, сбор средств, процесс строительства и отделки в интерпретации заказчика, поскольку тот сам являлся автором текста. В подавляющем большинстве других случаев мы имеем дело с историей, рассказанной со стороны очевидцем или компилятором, передающим скорее стереотипный взгляд на вещи, чем их непосредственное переживание и оценку.

Эпистолярные источники. Некоторые сведения о строительстве церквей и роли инициаторов этого строительства можно почерпнуть из писем. Конечно, нужно учитывать тот факт, что средневековая переписка не носила характера непосредственного обмена новостями, а была скорее особым жанром, обладающим своими условностями. Однако все же сообщения о текущих работах по перестройке того или иного храма, или о еще не реализованном замысле, или об уже свершившемся факте в том случае, когда автор письма имел к нему прямое отношение, дают более непосредственный взгляд на ситуацию и ее оценку, чем отстраненное повествование или еще более отстраненный юридический документ (см., например, переписку герцога Гийома Аквитанского с Фульбертом Шартрским[79], письма аббата Сен-Женевьев к архиепископу Лунда и епископу Шлезвига[80], аббата Св. Троицы в Вандоме к епископу Мана[81]). Кроме того, в письмах церковных прелатов можно встретить определенного рода указания о том, как нужно действовать в отношении подлежащих перестройке церквей (таково письмо Ги I, генерального приора Шартреза, к монахам Шартрез де Мон-Дье, с наставлением придерживаться простоты и строгости конструкции[82]), а порой и целую проповедь на эту тему (как в письме Петра Дамиани сенатору Остии Петру[83]).

Эпиграфические источники. Самым лаконичным письменным источником, имеющим к тому же самую непосредственную привязку к произведению, созданному с подачи того или иного заказчика, являются имеющиеся на нем надписи. Далеко не всегда в надписях на деталях церквей и церковной утвари упоминается имя заказчика; тем не менее такие случаи нередки. Информация, содержащаяся в надписях, как правило, минимальна: чаще всего она заключается просто в назывании имени заказчика с пояснением, что именно он «приказал сделать» (fieri jussit) церковное здание или какое-то менее значительное произведение. Иногда говорится, что произведение кто-то «сделал» (fecit), без уточнения его роли; традиционно считается, что в таких случаях имеется в виду художник, однако не исключено, что в ряде случаев речь идет о заказчике[84].

Значимой категорией надписей являются эпитафии – в них нередко содержатся формулировки, призывающие христиан молиться за душу усопшего, или мольба о заступничестве за него в адрес кого-нибудь из святых именно в связи с его ролью основателя и заказчика. Такие формулы (как и формулы зачина в хартиях) косвенным образом проявляют мотивацию заказчика или по меньшей мере принятые формы ее выражения.

Таким образом, надписи нередко дают возможность узнать имя заказчика и его мотивы и в то же время – при всем их лаконизме – проявляют многоаспектность и неотрефлексированность в рамках средневековой культуры той роли, которую мы обозначаем словом «заказчик».

Визуальные источники. Обзор источников был бы неполным, если бы мы не упомянули еще об одном – исключительно важном, комплексном и содержательном источнике, каковыми являются сами здания церквей в Меле и Ольнэ. Большое значение имеют конструктивные черты построек, которые во многом могли определяться характером заказа. Исключительно важным информативным элементом являются метки на каменных блоках и следы имевших место перестроек. Наконец, принципиальную важность имеет скульптурный и живописный декор церквей, особенно в том случае, если какое-то из изображений можно трактовать как портрет заказчика – в отношении интересующих нас церквей это скульптурное изображение всадника на фасаде.

Часть I

Заказчики церквей в XI–XII вв

Небольшие города Мель и Ольнэ расположены в тридцати километрах друг от друга вдоль дороги, которая еще с римских времен соединяет два региональных центра – Пуатье и Сент. Они являют собой, как кажется, две самые живописные остановки на этом пути – главным образом из-за сохранившихся там романских церквей. В Меле их три; наиболее изысканная и известная из них – Сент-Илер. Главная достопримечательность Ольнэ – храм Сен-Пьер. Сейчас эти церкви, как и раньше, находятся за пределами собственно городской черты. Чтобы увидеть Сент-Илер (илл. 3.2, 3.3, 3.4), нужно свернуть с основной дороги и пройти или проехать по боковому ответвлению до улицы Пон Сент-Илер, которая ведет в старую часть города – на территорию бывшего замка. Церковь стоит по правую руку от этой улицы, рядом с речкой Берон, текущей у подножия замкового холма. Здесь когда-то располагался один из нескольких входов в замок – ворота Сент-Илер. Ольнэ находится ниже по дороге в Сент. Церковь Сен-Пьер невозможно не заметить, проезжая или проходя мимо: она выходит на главную дорогу своим западным фасадом, сохранившим, несмотря на несколько перестроек, ненавязчивую и притягательную гармонию пропорций (илл. 2.2, 2.3, 2.4). Ее окружает небольшое старое кладбище. Замок (от него осталась только башня, вокруг которой сейчас расположен городок Ольнэ) находился на некотором отдалении от дороги – церковь как будто выставлена вперед, навстречу путешественникам.

Эти две церкви в целом напоминают множество подобных храмов, рассыпанных по территории Пуату, – небольших, аккуратных, лишенных входных башен и помпезных порталов. Все они выстроены в начале – середине XII в. и относятся к позднему этапу развития романского стиля. Их ажурная легкость и незащищенность создают ощутимый контраст массивности и неприступности более ранних романских построек региона. Рельефы церквей (которые нередко сводятся к растительному и геометрическому орнаменту) не останавливают на себе взгляд, а скорее поддерживают общую мелодию ансамбля. Единственным элементом декора, который со всей определенностью обращает на себя внимание, является горельеф всадника, часто украшающий фасад таких храмов. Церкви Меля и Ольнэ выделяются из массы подобных построек, пожалуй, большей гармонией конструкции и изысканностью декора. Как одно, так и другое здание в свое время имели на фасадах фигуры всадников – к сожалению, в обоих случаях утраченные (в мельской церкви скульптура была реконструирована реставраторами XIX в.). Сходство этих построек бросается в глаза даже на фоне однотипности региональной архитектурной традиции, из которой наши церкви не выбиваются. Этот факт, а также их довольно близкое соседство и одинаковое расположение (в обоих случаях храм находится за стенами замка, у дороги) заставляют задуматься о том, что их возникновение может быть связано с некой общей историей.