Машины морали, Машины любви (СИ) - "DanteInanis"

Загадочный дар природы позволял ему врать на свиданиях, выдавая себя за молодого недалёкого человека, играть роль подростка, погружённого в нуар, бессмысленного, мрачного и пустого, словно камера-обскура. И лишь немногие, в том числе Майкл, знали его с другой стороны: иногда неприятного, колкого, едкого, но интересного и небанального человека.

Паоло всегда сидел напротив Виктора, но никогда с ним не говорил. Его собеседниками были Майкл по левую руку и Рене по правую. Рене был самым старшим в этой компании и наиболее раскрепощённым в поведении. Он не излучал бесконечную радость, скорее лучи иронии и сарказма, но делал это особым благодушием, чем вызывал симпатию.

Рейчел блистала свежим каре. Этим вечером она собиралась совсем на другую вечеринку, но, учитывая всю пикантность ситуации, — напросилась. Она была в отличных отношениях с Майклом, и ещё у Рейчел имелась тайная миссия. Суть миссии заключалась в пропаганде свободных отношений, а также в борьбе с пуританством. Интуиция подсказывала Рейчел, что сегодня у неё будет возможность показать себя во всей красе.

Зловещая тишина настигла тайное собрание, когда Майкл приготовил чай, а после расставил блюда со сладостями. Виктор пёстро улыбался. Мо смотрела на Виктора. Паоло следил за Майклом. Нэнси выбирала глазами: «Так, попробую сперва это, потом то, потом…». Она всегда так делала: сочиняла «походную карту» сладостей. Все сладости согласно убеждениям Нэнси должны быть доставлены в рот в порядке от «так себе» до «очень вкусно». Рейчел уверенно демонстрировала серебряную подвеску с голубым шаром из минерального стекла и выжидала. Она делала ставку на Виктора. Виктор безусловно хотел задать вопрос, его глаза говорили об этом, его руки, переставляющие чашку с места на место, говорили об этом. Да и сам Виктор, излучающий голубоватый цвет взволнованного счастья, говорил о том, что ему до боли хочется задать вопрос.

Нэнси тем временем сортировала сладости в уме. Рядом с Виктором лежала горка разноцветных макарун. Нэнси собиралась оставить их напоследок, но не так, чтобы слишком, ведь ресурс макарун слишком ограниченный, чтобы оставлять их другим. Напротив Мо стояли конфеты в форме сердца, переливающиеся словно драгоценности благодаря необычной блестящей поверхности. В центре блюда была выложена пирамидка из продолговатых шоколадных конфет с алкогольной начинкой, а внизу словно древние камни были разбросаны трюфели, обсыпанные какао-порошком. Нэнси улыбнулась им голодной улыбкой, заговорщицки прищурила глаз и потянулась шаловливыми пальчиками. Кусь!

Виктор задал первый вопрос Алу:

— Так всё-таки, чем же вам понравился наш Майкл?

Слово наш было произнесено с таким интересным оттенком, словно Майкл приходился Виктору сыном или рабом. Уловить тонкую грань между этими двумя понятиями в голосе Виктора было сложно.

Нэнси томно зашлёпала челюстями, впиваясь в тело шоколадного трюфеля: «Чмок, Чмок».

Между тем Ал ничуть не смутился, доброжелательно взглянул на Майкла и, сделав руками небольшой жест, как бы намекающий: «что тут может быть не понятно», ответил:

— Красотой.

Вик рассмеялся:

— Да, да, конечно! Никто и не спорил, Майкл у нас красавец, — снова это необычное «у нас». — Но кроме?

Нэнси потянулась за прямоугольной конфетой из шоколада, покрытой тонкими струйками цветной карамели. Потом посмотрела направо, налево, согласно правилам дорожного движения, и, не обнаружив никаких противопоказаний, сделала «Кусь»!

Было заметно, как Ал неприятно смутился:

— Вы меня не поняли. Я говорю о внутренней красоте.

Паоло повёл бровями, слегка вытянул губы. Рене заговорщицки улыбнулся в сторону Паоло.

Виктор снова пёстро засмеялся:

— Да, да, но как же! Вы же едва знакомы! Разве можно за столь короткий срок что-то узнать о характере человека?

Рейчел интеллигентно без шума и пыли помешивала воображаемый сахар изящной ложечкой. На миг она остановилась, кинула взгляд на Нэнси, которая уже мысленно пыталась ограбить башню с красными сердцами, и вопросительно посмотрела на Ала.

Ал также уловил сигналы Нэнси, и подвинув сердца к ней, ответил:

— Я говорил не о характере, а о красоте идеи.

Нэнси поблагодарила Ала кивком головы и стащила красное сердце: «Кусь!»

Смех Виктора внезапно прервался. Он повернулся к Майклу и спросил у него:

— Майкл, у тебя появилась новая идея? Это было бы очень кстати в нашей ситуации, — слова «в нашей ситуации» имели тот же неповторимый оттенок, что и «наш Майкл».

Майкл помотал головой, но Ал ответил за него:

— Он ещё не осознал. Но уже думает о ней, и она прекрасна.

Мистическая тишина подкралась к присутствующим. Нэнси набиралась наглости попросить Мо, чтобы та подвинула блюдо с макарунами.

Виктор чувствовал, что всё идёт по плану:

— То есть, вы знаете, какая идея придёт Майклу в голову. Отчего же вы не скажете ему? Или хотя бы не намекнёте?!

Нэнси вежливо коснулась рукава Мо: «Мо, макаруны, — означали её жесты. — Макаруны!».

Ал ответил без тени юмора в голосе, при этом повернувшись лицом к Паоло, забавно прищурил глаз:

— Разве родители могли знать, каким мужчиной станет мальчик, который любил ломать игрушки?

Виктор широко улыбнулся и, взмахивая руками, произнёс:

— Ах! Именно я был таким мальчиком!

— Совершенно верно, — подтвердила Мо, протягивая макарун для Нэнси.

— Но как можно оценить красоту идеи, если вы не знаете её? — не унимался Виктор.

— Да, да, — подтвердила Мо.

— Очевидно, речь идёт об имплицитном знании вне вербального выражения, — сказал голос напротив Виктора.

Источником неряшливого на вкус детского, но уверенного голоса был Паоло.

— Вы в этом что-то понимаете, Паоло? — спросил Виктор.

Паоло ничего не ответил, а лишь бросил взгляд в сторону Ала.

— Правда, — ответил Ал Виктору, — понимание и красота связаны.

Ал сделал театральную паузу:

— Даже больше, эти слова означают одно и тоже. Если ты способен чувствовать красоту, значит понимаешь её. Но в то же время мало кто способен словами объяснить рассвет или закат, звёздное небо, узоры листьев и паутины, звуков мелодии.

— О! Я с вами совершенно согласен! — просиял Виктор, — Но я бы сказал, что никто не способен объяснить красоту!

— Неправда. Листья, деревья, паутина, кровеносные сосуды — всё это фракталы, — перебил детский голос Паоло.

Ал улыбнулся:

— Объяснить можно, но чувство красоты возникает раньше объяснения.

Гости оживились. Было заметно, что их внимание включилось в работу, и если до сих пор большей части компании было всё равно, то сейчас каждое ухо приготовилось. Паоло следил за Алом, Рене за Паоло, Мо за Виктором, Рейчел за Нэнси, а Нэнси за макарунами. На Майкла никто не обращал внимания, кроме Ала.

Виктор нагнетал темп:

— Но как возможно видеть идею? Вы умеете читать мысли?

— Нет, не умею, — ответил Ал.

— Что же имеется ввиду? — пёстро улыбался Виктор.

Ал выдержал паузу, во время которой подбирал слова:

— Есть такая пословица: рыбак рыбака.

Виктор искренне развёл руками:

— И что это значит?

На лице Паоло лишь промелькнула тень скрытой улыбки:

— Разве не ясно, это значит, что он и есть идея, — тихо сказал Паоло.

За столом воцарилась тишина, которую прервал уверенный голос Рейчел:

— Мемра, Маамар, Логос, Слово — творческое начало Бога. Вы бы знали это, если бы увлекались историей, — она удовлетворённо осмотрела Ала, который молча кивнул ей. — Если упростить, всё это можно назвать идеей. Значит, если Бог существует, то в первую очередь он должен быть не столько человеком, сколько идеей. Разве это не было бы самым логичным?

— Верно, — серьёзным тоном произнёс Ал. Майкл сидел в оцепенении.

— Какое удивительное совпадение! — Рейчел пристально посмотрела в глаза Майклу. Майкл молчал, в то время как Виктор собирался с силами, чтобы сложить воедино копьё слов:

— Выходит, вы и есть Бог? — спросил он, подразумевая абсурдность этого вопроса, всматриваясь в окружающих, желая обнаружить поддержку.