В тени луны. Том 2 - Мэри Кайе

Вслух он произнес несколько беспокойно:

— У тебя не самый цветущий вид, моя дорогая. Тебе нехорошо? Лунджор — не самое подходящее место для женщин. Климат не тот. Может быть, тебе лучше ненадолго уехать, прежде чем наступят жаркие дни. Эбатноты, я уверен, будут рады увидеть тебя. Или, возможно, следует подумать о визите в Лакноу. Тебе бы понравилось посетить дом твоего отца — наш дом. Что ты скажешь об этом?

Он увидел, как яркая краска на мгновение залила бледное лицо его жены и ее глаза потеряли свою бессмысленность и снова стали блестящими, и с изумлением подумал: «Черт возьми, да ведь она и есть красавица!..»

С дрожью в голосе Винтер спросила:

— Я действительно могла бы поехать в Лакноу? Мне так этого хотелось. Я действительно могла бы?

Комиссар был обрадован ее реакцией на его бездумное предложение, хотя ему стало обидно, что она не выразила сожаления, расставаясь с ним. Но в целом она была послушной крошкой, и, за исключением тех моментов, когда она становилась упрямой, как, например, когда она отказалась участвовать в его веселых вечерах, с ней не бывало неприятностей. И она была — или не была — привлекательна. Странно, что он никогда не мог решить этого. Он похлопал ее по плечу со снисходительной заботливостью и сказал, что они еще подумают об этом. Быть может, это совсем неплохая идея. Каса де лос Павос Реалес, «Дворец павлинов» — он думал, что это причудливое название имело какое-то отношение к павлинам, — был действительно замечательным домом. Он останавливался в нем один-два раза, когда проверял ее собственность от имени ее опекуна.

Довольный своим великодушием, он обнял ее рукой за талию и, притянув к себе, запечатлел на ее щеке влажный поцелуй с запахом спирта. Он намеревался поцеловать ее в губы, но Винтер повернула голову, хотя больше не сделала ничего, чтобы увернуться от его объятий и стояла неподвижно, терпя все это с закрытыми глазами, с внезапной страстностью желая, чтобы на его месте оказался Алекс. Она услышала шаги в прихожей и бормотание Имана Букса: «Ваша честь», и, поняв, что в следующее мгновение в гостиную войдет посетитель, попыталась освободиться:

— Конвей, пожалуйста. Кто-то пришел…

— Ну и пусть! — пьяно промямлил Конвей.

Он рано начал пить, чтобы к приходу гостей быть в отличном настроении, и, как всегда, нашел, что чувствовать женщину в своих руках — даже такую тонкую и неподатливую, как его жена — исключительно приятно.

Руки Винтер были неподвижно опущены, но сейчас она подняла их и взялась за рукав мундира, пробуя оттолкнуть его, так что на мгновение могло показаться, будто она в ответ тоже обнимает мужа. Она услышала звук открывающейся двери и обнаружила, что смотрит прямо в бесстрастное лицо Алекса Рэнделла.

Это было внезапное и кошмарное повторение того дня в Дели, когда он так же вошел и обнаружил ее в объятиях Карлиона. Тем более кошмарное, так как в тот раз она очень боялась, что в такой унизительной ситуации ее застанет Конвей; но это оказался Алекс. А теперь Конвей держал ее в объятиях, и это снова оказался Алекс. Но любила она Алекса.

Конвей отпустил ее и повернулся.

— Привет, малыш Алекс. Пришел как раз поглядеть на влюбленных, черт подери?! Выпей-ка. Чувствуй себя, как дома. Ничего спешного, а? Потому что у меня сейчас нет на это времени. Миссис Бартон уже одета, а мне еще надо принять ванну и переодеться.

Он крикнул, чтобы принесли напитки, взял один стакан себе и двинулся к двери.

— Не уходи. Моя жена о тебе позаботится. Почему бы тебе не остаться на ужин? Сегодня соберется отличная компания. Повеселимся всласть. Ты как-то выбился из колеи. Мы на тебя надеемся.

— Боюсь, сэр… — начал Алекс и замолчал.

Он посмотрел на вытянутое, неподвижное лицо Винтер и после заметной паузы медленно произнес, как будто он и намеревался так окончить свою реплику:

— …что в последнее время пренебрегал моими общественными обязанностями. Я с радостью приму ваше приглашение.

— Вот и хорошо, — сердечно одобрил комиссар. — Присмотри за ним, дорогая.

Он удалился, и Винтер натянуто сказала:

— Мне очень жаль, что мистер Бартон не уделит вам внимания, но мы ждем гостей в течение этого часа. Я надеюсь, ваше дело к нему может подождать?

Алекс перешел комнату и остановился перед ней. Он чувствовал злость, какой не чувствовал никогда раньше. Совершенно необоснованную злость, ведь он должен был радоваться тому, что она, в конце концов, не так несчастлива в браке, как ему представлялось. Из-за этой злости его манера слегка растягивать слова стала более заметной.

Он поставил стакан на каминную полку и сказал:

— Я пришел сюда вовсе не затем, чтобы увидеться с мистером Бартоном. Я пришел уплатить свои долги.

— Ваши долги?

— Скажем, выразить свою благодарность. Боюсь, сегодня утром я выглядел не особенно признательным. Но это не так. Я думаю, что обязан вам жизнью, и самое меньшее, что я могу сделать, это поблагодарить вас за этот подарок, — он взглянул на нее, улыбнулся не вполне искренне и прибавил: — Кажется, я собирался сказать что-то вроде того, что теперь она в полном вашем распоряжении, но такие заявления лучше звучат в театре, как вы считаете? Так что я ограничусь словами: «Благодарю вас». Я в самом деле вам очень благодарен.

Он потянулся вперед и, прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он взял ее руку и официально склонился над ней, подняв ее так, что она едва коснулась его сжатых губ.

Винтер отдернула руку и сделала быстрый шаг назад, боясь его близости и обескураженная насмешливой интонацией в его голосе. Полушепотом она произнесла:

— Вам не за что меня благодарить, капитан Рэнделл. Я не сделала ничего такого, чего бы не сделал на моем месте любой честный человек.

Делая значительное усилие, чтобы успокоить свой голос и казаться сдержанной и хладнокровной, она подошла к стулу и села, ее широкие накрахмаленные юбки зашуршали, и она сказала:

— Вы не рассказали мне, что произошло сегодня утром. В овраге никого не оказалось?

— Нет, там была засада, — ответил Алекс.

Он не принял приглашения сесть, прислонившись спиной к каминной доске, смотрел на нее; его руки — такие же неспокойные, как и у Дурги Чарана, — были глубоко засунуты в карманы.

Он рассказал ей отредактированную и бесцветную версию того, что произошло в овраге, и перешел на другие темы, упомянув, что недавно получил письмо от миссис Эбатнот, и осведомился, не было ли каких-нибудь вестей о Лотти.

На самом деле Винтер получила с последней почтой длинное и восторженное письмо от Лотти, но так как оно большей частью касалось многочисленных достоинств Эдварда и милой обстановки, которую Лотти приобрела для свой гостиной, в нем было немного того, что могло бы заинтересовать капитана Рэнделла, в то время как единственная важная новость о ребенке, который должен был родиться в середине лета, не могла быть произнесена вслух, потому что о таких вещах с джентльменами разговаривать было не принято.