Загадка Отилии - Джордже Кэлинеску

Часам к девяти вечера у ворот снова появился экипаж, запряженный белыми лошадьми. Кроме Паскалопола и Отилии, в нем на передней скамье сидел, съежившись, и дядя Костаке. Позвали Марину и передали ей покупки. Паскалопол сказал, что сейчас жарко, и предложил посидеть в беседке. Все направились туда.

— А, вы здесь — приветливо обратился Паскалопол к Феликсу.— Как дела? Вы никуда не выходите, не бываете в городе?

— Возьмем его с собой, когда поедем кататься! — воскликнула Отилия, снимая шляпу и перчатки.

— Возьмем, конечно, почему же нет? — любезно согласился немного недовольный Паскалопол и прибавил: —Вы думаете, ему захочется тратить время на такого пожилого человека, как я? Юноши любят чувствовать себя свободными.

Феликс промолчал, боясь сказать что-нибудь неуместное, но Отилия обвила свои тонкие руки вокруг шеи Паскалопола:

— Пожилой человек, а такие глупости говорите! Давайте возьмем его.

Феликс вздрогнул от смутного неудовольствия. Однако осчастливленный Паскалопол наклонил голову и поцеловал лежавшую на его плече руку Отилии. Марина накрыла железный стол скатертью, и вскоре появилось содержимое пакетов — всевозможные деликатесы — паштеты, острые сыры, бутылки вика. По просьбе Паскалопола позвали Аглае; она, в сопровождении Аурики и Симиона, который был в платке и с пяльцами в руках, вошла в калитку, находившуюся позади дома. При свете подвешенной к перекладине потолка лампы начался импровизированный ужин. Феликса тоже пригласили к столу. Дядя Костаке, Аглае и Симион ели с большим аппетитом, Отилия же, как обычно, едва притрагивалась к еде, но зато потихоньку отпивала налитое Паскалополом вино. Такое пиршество в доме, где велось хозяйство и где можно было устроить обычный ужин, изумило Феликса, но он уже начинал привыкать к здешним чудачествам.

Часов в десять Паскалопол, Аглае, Аурика и Костаке сели за карты. Играли на деньги, и Аглае снова прибегла к своему трюку, чтобы взять взаймы у Паскалопола. Феликсу казалось, что Паскалопол проводит здесь вечера вовсе не из-за страсти к игре. Он человек умный и слишком хорошо умеет владеть собой, чтобы, поддавшись такой слабости, позволить всем обирать себя. Очевидно, он приходит сюда ради кого-то — разумеется, ради Отилии, я карточная игра служит для «его только предлогом. В глубине души Феликс полагал (хотя и сам не мог хорошенько себе объяснить почему), что родство с Отилией, пусть даже отдаленное, и их давнее знакомство дают ему право следить за ее поведением. Он не питал никакой антипатии к Паскалополу, но находил, что чересчур явное внимание помещика к Отилии неприлично. В Отилии, своей ровеснице, он инстинктивно угадывал подругу, то женское начало, в котором он так нуждался. Он находил неестественным, что восемнадцатилетняя девушка проявляет интерес к пожилому человеку. Еще более странно было то, что это ничуть не возмущало окружающих. Дядя Костаке смотрел с нескрываемым восторгом и подобострастием и всячески использовал создавшееся положение, а взгляды Аглае и Аурики выражали лишь зависть.

— Вы часто прогуливаетесь в городе, — мягко сказала Паскалополу Аурика, — и никогда не оказываете нам чести...

— Ах! — патетически воскликнул Паскалопол, не пытаясь, однако, пускаться ни в какие объяснения.

— Чего же ты хочешь, Аурелия? — язвительно заметила Аглае. — Он ищет темперамента, дерзости, как у нынешних девиц. Скромность воспитанных девушек теперь не в ходу. Ты умеешь класть ногу на ногу и вешаться на шею мужчинам?

Паскалопол укоризненно взглянул на Аглае; Костаке с видом совершенного безразличия свертывал сигарету, облизывая ее, а стоявшая за спиной Паскалопола Отилия неслышно отошла от него и села около старика.

— Паскалопол, вам нужна женщина кроткая, не слишком молодая, которая уважала бы вас, а не сумасбродка какая-нибудь... — серьезно продолжала Аглае.

Помещик с досадой нахмурился и, как будто в поисках спасения, взглянул туда, где сидела Отилия, но она уже скрылась. Немного погодя из дома через открытое окно донеслись звуки рояля. Отилия с большой тонкостью играла вальс до-диез минор Шопена, ее техника обличала в ней ученицу консерватории. Паскалопол повернул голову и слушал с величайшим удовольствием, точно эта музыка звучала именно в его честь. Аурелия притворилась равнодушной, Аглае же проявляла нетерпение, словно ей докучала муха, и наконец, бросив карты, вспылила:

— Боже, до чего невыносима эта музыка! — И крикнула: — Отилия, оставь в покое рояль, ты же знаешь, что это меня нервирует! — Затем потише сказала остальным:— Либо умей играть, либо совсем не играй. Для рояля нужен талант... Вот Дидина играла хорошо!

Этот несправедливый приговор, несомненно, был продиктован злобой. Паскалопол попытался уладить конфликт:

— Кукоана Аглае, у вас сегодня плохое настроение. Домнишоара Отилия играет чудесно, она артистка.

Аурика закусила губу и потупилась.

— Вы просто рыцарь, — еще раз съязвила Аглае.— Лучше бы вы мне посоветовали, что делать с Тити. Я очень расстроена, он опять получил переэкзаменовку... К нему придираются... Ведь он мальчик робкий, а не нахал, как другие... Да еще болел. У вас, наверное, есть знакомства, замолвите за него осенью словечко...

— Замолвим, замолвим, как же иначе, — пообещал всегда услужливый Паскалопол. — Но, по-моему, для большей уверенности надо, чтобы кто-нибудь его до осени подготовил...

Феликс сидел на освещенной скамье, около беседки, не решаясь уйти, пока Отилия находилась неподалеку. Неожиданно он услышал слабенький голосок Аурики:

— Мы можем попросить домнула Феликса, мама. Надеюсь, он нам не откажет! — убежденно добавила она.

— Это было бы очень хорошо, если только домнул Феликс захочет.

Феликс охотно согласился и вскоре, улучив удобную минуту, простился и ушел. На выходящей во двор застекленной галерее он увидел Отилию, стоявшую у открытого окна. Колкости Аглае, вероятно, огорчили ее, и теперь она убежала сюда, где ее все-таки мог видеть Паскалопол. Заметив Феликса, Отилия тихо окликнула его:

— Ты что тут делаешь? Иди сюда!

Феликс подошел и прислонился к створке окна. Отилия прошептала ему:

— Ты не знаешь, какая змея эта тетя Аглае! У! Аглае снизу различила их в лунном свете и, точно заподозрив, что речь идет о ней, громко сказала:

— Отилия, приведи его завтра к нам!

— Хорошо, тетя, — сделав Феликсу многозначительную гримасу, ответила сладким голосом Отилия. — Он будет очень рад познакомиться с Тити! — И тут же вполголоса бросила Феликсу: — Вот увидишь, как он глуп!

Паскалопол стал упрашивать Отилию сойти вниз. Аглае, чтобы не слишком сердить помещика, поддержала его.

— Спустись же, Отилия, что ты там стоишь! — примирительным тоном сказала она.

Отилия кивнула на прощанье Феликсу, который вошел в свою комнату и лег. Когда среди ночи он неожиданно проснулся, тьма уже рассеивалась, пропел петух. Феликсу почудилось, что хлопнула готическая входная дверь и затем покатилась коляска.

III

На другой день Феликс не пошел к Аглае, так как Марина принесла весть, что Симиону «плохо». Отилия со сдержанностью, которая, как подтвердилось в дальнейшем, вообще была ей свойственна (если не считать вырывавшихся у нее иногда язвительных шуток), в двух словах объяснила Феликсу, в чем дело. Симион, который в своем платке, с вышиваньем в руках, казался таким кротким и даже тупым, бывал время от времени подвержен припадкам, считавшимся его «несчастьем». Тогда, по словам его близких, «мертвецы вставали из могилы». Он безобразничал, и все в доме молчали. В молодости Симион был совсем иным, чем теперь, он вел бурную жизнь с любовными приключениями и скандалами.

— В общем ты сам потом увидишь! — заключила эту краткую биографическую справку Отилия.

Однажды днем, когда ни Отилии, ни старика не было дома, к Феликсу явилась Аурика.

— Не зайдете ли вы к нам? — пригласила она юношу. Феликс согласился.

Косы, как всегда, обвивались вокруг головы Аурики, бледное, истощенное лицо было густо напудрено, и при дневном свете она выглядела особенно вызывающе. Во всем ее облике была какая-то умышленная нескромность, тем более неуместная, что Аурика не обладала ни малейшей женской привлекательностью. Она повела Феликса в глубь сада, открыла находившуюся слева калитку, и они прошли в соседний двор, похожий на двор Джурджувяну, с той лишь разницей, что он педантично был весь разделен на слишком декоративные газоны и клумбы. Они вошли в прихожую, а оттуда в комнату, которая, должно быть, служила чем-то вроде гостиной; здесь находилась широкая софа с массой подушек и обитые зеленым репсом, старомодные, неопределенного стиля кресла, также заваленные подушками.

Всюду было чисто, как в санатории, но комната имела казенный, холодный вид, а в воздухе стоял острый запах масляной краски. Когда Феликс по приглашению Аурелии сел в кресло, ему стало ясно, что этот запах идет от огромного количества писанных маслом картин в тяжелых бронзовых рамах, которыми почти сплошь были увешаны стены прихожей и гостиной. Феликс полагал, что его пригласили для знакомства с получившим переэкзаменовку Тяти, но вскоре убедился, что Аурика считает его лично своим гостем. Почуяв скрытое сопротивление Феликса, Аурика поспешила объяснить: