Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Председатель поставил пару своих размашистых подписей и шлёпнул печать. После обернулся к Гриджаку, но когда тот уже шагнул к столу с бутылкой, отмахнулся от выпивки.

— Хватит тебе официанта тут изображать, — бросил он гоблину. — Хватай свою винтовку и дуй на позицию. Мы на пирсе будем через пять минут.

Гриджак оставил бутылку на столе, подхватил стоявшую в углу снайперскую винтовку длиной почти в два его роста и выскочил через неприметную дверь.

— Всё настолько серьёзно? — удивился Вальдфогель, глядя, как набросивший поверх штурмовой брони просторный плащ толстяк пакует в объёмную сумку пулемёт Манна и пару барабанных магазинов к нему. Туда же председатель добавил свой дробовик, а полуэльф — длинный пистолет-пулемёт «Принудитель» альбийского производства.

— На всякий случай, — неприятно ухмыльнулся председатель, и мы все вместе вышли из комнаты.

И это Вальдфогель ещё не знал о двух десятках кавдорцев, которых скрепя сердце председатель пустил в порт. Они сейчас собирались вокруг причала, где стояла «Милка», переодевшись обычными докерами и позабыв на время о синих клобуках. Я точно знал, что среди них есть как минимум пятеро искупителей, жаждущих поквитаться за так и не пришедшего в себя товарища, и сам тан.

Сухогруз «Милка» относился к той же серии, что и корабли, на которых нас перевозили из одного театра боевых действий в другой. Здоровенные суда, вмещавшие тысячи солдат и десятки единиц бронетехники или артиллерийских орудий, имели высокую осадку и могли подходить достаточно близко к берегу. Нередко нам приходилось высаживаться прямо с них на занятое неприятелем побережье.

Пока мы шли к пирсу, здоровяк-полугигант отстал, присоединившись к внушительной толпе докеров, отиравшихся неподалёку. На пирсе перед кораблём дежурили несколько неприветливого вида матросов совсем не веспанской наружности. Крепкие ребята со светлой кожей, одетые в моряцкие робы и кепи, под которым видны были стриженые виски и затылки. Ни одного брюнета среди моряков не было.

— Держитесь ближе ко мне, — сказал мне Вальдфогель, — сойдёте за моего заместителя. С этими громилами из профсоюза у вас ничего общего.

Я кивнул, не став спорить с чиновником по пустякам. В конце концов, он меня нанял — ему виднее.

— Матросы, — отработанным начальственным тоном процедил Вальдфогель, когда мы приблизились к пирсу, — я должен немедленно видеть капитана. Дело срочное.

— Что за дело? — словно из вечерних теней соткался невысокого роста веспанец в чем-то похожем на флотский мундир со споротыми знаками различия. — Вы не имеете права доступа на корабль и на пирс — здесь уже суверенная территория Веспаны.

— По какому такому праву? — рыкнул председатель профсоюза, не привыкший, что в его порту может быть ещё чья-то территории.

— По праву вдоль борта, — тут же нашёлся веспанец. — Двадцать метров от борта корабля считаются территорией государства, под чьим флагом он ходит.

Отлично знавший это Вальдфогель кивнул и жестом успокоил хотевшего уже вступить в конфронтацию председателя.

— Мы не нарушаем ваших прав, — сказал чиновник, — однако здесь у меня предписание о срочной проверке вашего корабля. — Он протянул веспанцу бумагу с парой гербовых печатей. — Прошу обратить внимание на печать надзорной коллегии и отметку инспектора о срочности. Я не имею права уйти отсюда, не поднявшись на борт вашей «Милки» и не осмотрев её самым тщательным образом.

— Это невозможно, — покачал головой веспанец, на лице которого было написано искреннее сожаление. — Капитан уже спит, и будить его никто не станет. А без него никто не пустит вас на борт, какие бы бумаги вы не предъявляли.

Сегодня с самого утра распогодилось, однако ближе к вечеру резкий, порывистый ветер нагнал тучи, и я ждал нового дождя. Вот только тот не спешил проливаться нам на головы. Вместо дождя в небе зарождалась сухая гроза — то и дело тучи освещали ветвистые молнии и гремел пока ещё тихий гром.

— Нет проблем, — улыбнулся Вальдфогель, — нам же проще, верно? — Он убрал в портфель одну бумагу и вынул вторую, протянул её веспанцу. — Завизируйте письменный отказ от проверки и осмотра у вахтенного офицера или подпишите сами, если вы сейчас старший офицер на борту «Милки», и мы тут же уберёмся восвояси.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я буквально слышал, как скрипят зубы у председателя профсоюза докеров, и улыбался про себя. Всё-таки тот ничего не смыслит в бюрократии, хоть и забрался так высоко. А вот Вальдфогель отлично умеет играть на этом поле.

— Всенепременно, — снова улыбнулся веспанец и передал бумагу одному из матросов. Тот без лишних слов отправился искать вахтенного офицера.

Ждать офицера долго не пришлось. Лишь пару раз в небе сверкнули молнии, да чуть громче, чем раньше забормотал гром. Вахтенный офицер, также оказавшийся веспанцем, явился в сопровождении эльфа такой высокомерной наружности, будто он был принцем крови, снизошедшим до общения с простыми смертными.

— На каком основании вы хотите провести осмотр корабля? — тут же перешёл в наступление офицер.

— На основании жалобы, поступившей на твоё грёбаное корыто! — взревел председатель профсоюза. — Ты считаешь, что имеешь право нанимать мальчишек в моём порту и убивать их! Да если бы не эти чинуши!..

— Успокойтесь, — осадил его Вальдфогель, председатель злобно засопел, однако больше не рвался в драку.

— Никаких детей на нашем корабле никогда не было, — вскинул руки вахтенный офицер. — Это какая-то ошибка. Мы не нанимали никого из местных.

— Вот давайте и проверим этот факт, — улыбнулся Вальдфогель.

— Проверишь ты, как же! — снова завёлся председатель. — Детки давно уже тю-тю, на дне морском! Ничего ты уже не найдёшь, чинуша! Поздно припёрся!

Словно аккомпанируя его словам, в небе прозвучал первый по-настоящему громкий раскат грома. Гроза приближалась.

— А те люди, — указал офицер нам за спину на трущихся неподалёку от пирса крепких докеров, — они тоже пришли осматривать наш корабль?

— Это неравнодушные подданные, родители предположительно пропавших на вашем корабле детей. Они не нарушат закона и тому порукой присутствие здесь представителей профсоюза работников порта.

— Как удобно, — усмехнулся вахтенный офицер, — и главное, как удачно разыграно, словно по нотам. — Он обернулся к молчавшему всю дорогу эльфу. — Боюсь, что у них и в самом деле есть право осмотреть корабль.

— Подпишите бумажку, и пускай убираются отсюда, — процедил эльф, почти не разжимая губ.

— Вы не разбираетесь в бюрократии, увы, — покачал головой офицер. — За дело взялась надзорная коллегия, а это очень серьёзно. Подпишем эту, как вы выразились бумажку, и развяжем руки вот этому господину. К утру здесь будет рота жандармов и человек с таким предписанием о досмотре, что мы вынуждены будем пустить его на борт.

— Тогда заканчивайте этот фарс, — поджал эльф губы ещё сильнее, хотя мне казалось, что это уже невозможно, они и так у него от едва скрываемого гнева превратились в тоненькую ниточку.

Снова грянул уже во всю силу гром — и офицер обернулся к нам.

— Видят святые, — вздохнул он, — я не хотел этого.

И началось!

Есть такие секунды, которые тянутся вечность — и это не преувеличение и не идиотизм в духе «остановись, мгновенье, ты прекрасно». Я не говорю о первом поцелуе, свидании с любимой или даже оргазме, ну и всякой прочей половой чепухе. Я говорю сейчас о замершей секундной стрелке в тишине, воцаряющейся после завершения артобстрела. Когда снаряды перестают рвать землю на куски и над перепаханным сталью полем между нашими и вражескими траншеями повисает удивительное безмолвие. Ты смотришь на циферблат наручных часов, следишь за секундной стрелкой, а она, слово издеваясь над тобой, почти останавливается. Ведь когда она достигнет отметки с цифрой «XII», тишину разорвёт пронзительный визг сотен свистков, один из которых наливается свинцом в твоей правой руке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но эта вечность имеет свой конец — стрелка пересекает цифру XII, и начинается. И вот что удивительно, у меня из памяти начисто пропадает целый кусок. Я никогда не мог запомнить, как выбираюсь из траншей впереди своих солдат, как бегу на огонь вражеских орудий и пулемётов, как рядом падают первые раненные и убитые. Я всегда находил себя в каком-нибудь укрытии, обычно в воронке или за остовом разбитой бронемашины, пытающимся продышаться и понять, где я нахожусь и что вообще вокруг меня происходит.