Книга судьи - Анастасия Юрьевна Попандопуло
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я к тебе обращаюсь! — повторила она еще более резко.
— Я слышу, — поднял голову от свитка Керкус. — Что ты хочешь сказать?
— Он слышит, очень мило… Великая Мать спрашивает, понял ли ты свое предназначение, или тебе нужна помощь. Завтра твой обряд, если ты не забыл.
— Я не забыл. Передай Ярле, что она может не волноваться, я нашел себе дело.
— Нашел дело. Кер, ты странный! Завтра такой день, а у тебя ничего нет! Ты никого не пригласил, не подготовил даже самого затрапезного храма, не установил ритуал. Послушай, я к тебе нормально отношусь, поэтому говорю. Так нельзя. Вспомни, как праздновал вхождение в права Валан. Он стал богом песен, и все было так красиво и элегантно! Утонченные обряды поклонения, изысканный первый храм у водопада, а какой был пир! Весь Ирий обсуждал перемены блюд и развлечения. А ты? Чем ты занят? Что ты копаешься все время в этом старье?
— Это не старье, Аля. Это книги. Завтра я выберу судьбу бога познания. И мне не нужны храмы и ритуалы. Каждый, кто будет брать в руки свиток или перо, уже одним этим будет служить мне.
— Надеюсь, ты шутишь, — покачала головой девушка. — Слушай, отложи обряд. Подготовься, как следует. Тебя и сейчас…
— Ни во что не ставят — жестко закончил за нее Керкус.
— Прости Кер, но ты сам знаешь. Твое рождение было не очень эффектным, зачем смазывать впечатление от второго самого важного шага твоей вечной жизни?
Да, в этом была правда. Керкус родился почти одновременно с Младенцем. Звезда, которая всходит на небе и знаменует рождение нового бога, в его случае совсем терялась на фоне ослепительно яркой звезды Предсказанного Ребенка. Все четверо сыновей Намира объединились, чтобы противостоять исполнению проклятья. Ярла, почерневшая от горя, прятала новорожденного сына и мучительно шла к принятию неизбежного и такого страшного решения, к своей Великой Жертве. Снова исполнялось проклятье Аримана. Проклятье, которое он послал брату, падая в бездну: «Твой сын убьет тебя, а мой внук погубит мир». И вот внук родился. В горячке тех дней удивительно, что появление Керкуса вообще заметили.
Может потому, что его рожденье было таким странным образом связано с пророчеством, единственным, которое твердо помнили в Ирии беспечные боги, может быть поэтому, он и начал свои странствия. Может быть, именно это странное совпадение гнало его на поиски знаний, на поиски разгадок, и в конце концов привело на порог могущества?
Глава 5
— Она в скиту, Верховный. Сейчас мы точно уверены, — молодой выжлец почтительно склонился перед скимахом.
— Смотри, Пятый, если опять ошиблись. Впрочем, в любом случае вот эта поездка, как раз, будет любопытной.
— Ехать? Зачем? Да и как. Все замело, и по реке не везде на санях пройти можно.
— Если я сказал ехать, значить поедешь, — сузил глаза скимах, и выжлец, сжался и побледнел, — Поговори еще.
Он помолчал, явно получая удовольствие от страха юноши, потом слегка махнул рукой. Пятый поклонился и быстро заскользил к выходу. Дверь слегка щелкнула, закрываясь, и в покоях установилась полная тишина.
— Привезти живой…, — пробормотал себе под нос жрец, — Странно и нерационально.
Сани, по-северному запряженные собаками, скользили по льду замерзшей речки. Возница-остяк умело правил упряжкой. Впереди него, откинувшись на спинку и зарывшись в меховые накидки, сидел скимах. Вечерело. Если б не небольшой светящийся шарик, летящий впереди повозки, каюр давно бы остановил собак, испугавшись потерять дорогу. А так… Они были в пути уже несколько дней, Верховный молчал, но по его молчанию, по позе, по тому, как неохотно гасил он свет волшебного маячка, давая команду к ночному привалу, как вскакивал с зарей и нетерпеливо прохаживался, пока возница запрягал сани — по всему, было понятно о необычайной важности путешествия. Сани легко вписались с плавный поворот внезапно расширившийся реки, шарик погас, каюр надавил тормоз и дал команду остановиться. Верховный выбрался из повозки, и двинулся в сторону высокого берега. Он взобрался на кручу по небольшой слегка утоптанной тропинке, провел рукой, и на мгновение старый остяк увидел проступившие из ниоткуда ворота и часть деревянной, оканчивающейся острыми кольями, стены. Скимах потянул за скобу, дверь бесшумно подалась, секунда и видение исчезло, и только темные ели качали тяжелыми снежными лапами, да расползался над рекой черный ночной холод.
А в небольшой комнате ярко горели две дорогие восковые свечи и волны тепла уютно расходились от печного бока, что выпирал из стены. Было очень тихо, только приглушенный вой ветра снаружи, потрескивание дров да урчанье большого рыжего кота, лежащего на скамейке, вели негромкий ночной разговор. Внезапно кот прервал свою песню и насторожился. Бёрн, сидевший за столом под изображением Великой матери, отложил перо и поднял глаза.
— Как ты вошел? — спросил он в пустоту на варяжском наречии.
— Не велика проблема, — ответил скимах, проявляясь и усаживаясь на лавку, спешно покинутую котом. — Разрешишь, Берик?
— Садись, что уж. Зачем приехал? Не меня ведь повидать.
— Почему же не тебя? Может в этот раз мне удастся уговорить. Что ты упрямишься, старый медведь? Цепляешься, я даже не пойму за что! Я не пойму, Берик. Ты связался с уголовниками, с отребьем, ты вдали от центра магии. Ведь ты же один из лучших. Ты знаешь, какие интересные у нас сейчас идут разработки? Да о чем я говорю, у тебя же не остается источника. Ну год, ну два, а потом, как ты будешь жить без своего дара. А главное зачем?
— Аскольд, мы много раз уже с тобой это обсуждали. Ты сделал свой выбор, я свой. За все надо платить. Я плачу потерей способностей, но не думай, что ты не платишь.
— Берик, старое отомрет, со мной, без меня. Это закон. Его не отменить. А у мага, своя судьба. Своя дорога. Подумай, ради чего, ради кого ты приносишь в жертву свой талант. Старые боги… — это сборище тунеядцев, паразитов. Что они сделали для тебя, для людей? Вспомни, как мы с тобой в детстве мечтали изменить мир. Вспомни, сколько планов строили. И вот он шанс. А ты отказываешься. Хуже того, ты идешь против нас. Идешь глупо, без надежды победить. Я отказываюсь это понимать.
— Давай оставим этот разговор, Аскольд. У тебя своя правда, у меня своя. Ты ведь
