Благословение пана - Эдвард Дансейни

Мистер Даффин курил возле камина, читая газету, а миссис Даффин беседовала с сыном. Из-за невозможности сбежать он сидел и ждал удобного случая, не в силах больше ни о чем думать, подобно тому, как запертый в хижине лесника дикий зверь мечтает о воле. Так как его матери предстояло кормить пса, Томми не мог отвести взгляд от минутной стрелки, которая никак не желала двигаться. Пока миссис Даффин сидела в гостиной, Томми не смел напомнить ей о собаке, но наконец она ушла, и Томми тоже покинул дом вместе с нею. В сумерках ему удалось улизнуть от нее, и он бросился на гору.

Во всех домах в деревне двери были открыты и звали порадоваться веселому убранству залитых светом комнат; но Томми было не до них, потому что его звало нечто куда более старое, чем электрический свет. В одном из открытых окон он увидел игравших в шахматы мужчин, однако шахматы не интересовали Томми так же, как не интересовали его отца, разве что в любимых комиксах в качестве объекта для шуток о бесконечном времяпрепровождении. Дом, где играли в шахматы, стоял почти на краю деревни, а дальше в темноте поднималась гора.

Вскоре Томми был уже возле кустов шиповника, которые, словно компания диких детей природы, остановились недалеко от деревни, не желая идти дальше. Пока не желая; хотя, возможно, они заполонят ее после ухода людей. Томми уселся между кустами и стал смотреть вдаль. Тайна все еще чувствовалась, но не так близко и не так сильно, как прежде. Тем не менее небо над головой, хотя почти скрытое деревьями, побуждало Томми идти на поиски того, что он жаждал найти. Итак, он поднялся с земли и отправился наверх, в лесную чащу; его вела тропинка, которую он едва различал, пока она не исчезла в густой тени тисов. Стало так темно, что Томми пришлось несколько раз зажигать спички; правда, ночи это как будто не нравилось, словно слабый огонек осквернял ее, и темнота наступала с утроенной силой, едва спички гасли, так что Томми перестал их жечь. Когда он ступил на вершину горы, тропинка появилась снова в свете звезд, проникавшем между ветками деревьев, и Томми зашагал вниз по склону, обходя черные сосны. Едва ему показалось, что в лесной чаще не видно ни зги, как черные сосны опять стали, отделяясь друг от друга, выступать из темноты. Когда же Томми приблизился к опушке леса, он увидел последний проблеск дня в западной части неба и огромные темные облака, после чего услыхал собачий лай, доносившийся из деревень. Ниже – в темноте – находились Старые Камни Волдинга.

Томми спускался по склону, пока не увидел их: двенадцать камней, поставленных в круг, и один – тринадцатый, тяжелый и плоский – посередине. Молча Томми стоял между ними, тогда как наверху сверкали звезды и одна большая планета. Похоже, тайна была готова поведать о себе и ответить на вопросы, которые не давали Томми покоя; но в это время вдалеке загорелся свет: фермер отправился с фонарем в коровник, разбудив по дороге гусей. Они загоготали и не успокаивались минуты три-четыре, а потом на Старые Камни вновь опустилась тишина – на весь остаток ночи.

Камни больше не хотели говорить. Поняв это, Томми стал подниматься по склону к вершине. Он вновь вошел в лес и молча зашагал в темноте, слыша, как убегают с тропинки крошечные, меньше кроликов, существа. Когда же он стал спускаться вниз со стороны Волдинга, то тут то там выступающие перевитые корни деревьев служили ему ступенями. Неожиданно вновь показались звезды и заросший травой и кустами шиповника склон. Томми устремил взгляд поверх долины, погруженной во тьму и безмолвие, если не считать окон, подмигивающих таким же, как всё кругом, тихим горам, а на небесах светили звезды, следуя своими молчаливыми путями, столь же непонятными, как сам Космос, и Томми показалось, что он никогда не узнает тайну. Им завладела печаль, и он взял в руки свирель, поднес ее, чтобы утешиться, к губам и выдул из нее, как никогда, ясно и громко мелодию, которая неожиданно явилась ему.

И мелодия стала ответом на все вопросы. То, что сказали ему чистые звуки, он ни за что не смог бы выразить словами; наверное, никто не смог бы. Но пока звучала музыка, пока эхо разносило ее по округе, Томми был спокоен, его не мучили вопросы, ибо он получил ответ, ничто не раздражало его и не мешало ему, все тайны, которые таились за горным перевалом, стали как будто близкими, понятными и дружественными, и он ощутил себя частью того сообщества, которому все ведомо о тихой ночи, о лесной чащобе, об откровениях лунного света и недомолвках тумана.

Когда мелодия стихла, вернулись прежние вопросы, тайна показалась Томми еще менее постижимой, чем прежде, и все вокруг вновь стало непонятным. А ведь несколько мгновений назад ни один из вопросов, которые он мог бы задать ночи, ни одна тайна, спрятанная во тьме, даже тайна крошечных лапок, топочущих в шелестящей траве, не остались без ответа. И то, что это было и может быть опять, наполнило душу Томми великим покоем.

Что же это был за ответ? Томми сам не знал, понимая лишь, что получил его. Тихая ночь ничего не сказала. Над головой Томми промелькнула серебряная молния, упал метеорит. Светляки оставались на своих постах. Застрекотал кузнечик. Томми вновь поднес свирель к губам, и мелодия вновь ответила ему на все вопросы; однако ее ответ нельзя было передать человеческими словами, так что, когда стихло эхо, Томми сам не мог сказать, каким образом несколько мгновений назад знал все тайны – от предназначения Старых Камней до тех чувств, что побуждают стрекотать кузнечика.

В деревне залаяли собаки и лаяли еще долго после того, как умолкла свирель. Мужчины отрывались от газет или от карт и, ничего не понимая, полагали, что им что-то померещилось. Девушки тоже слышали свирель, но они верили своим ушам и знали, что она звучала на самом деле. Вот только они не задумывались о том, что звучало, и лишь вопросительно смотрели на своих матерей. Одна из девушек спросила: “Можно мне пойти к Мэри Меритон?” Другая сказала: “Я обещала навестить старую миссис Скеглэнд”. Третья якобы побежала взглянуть, все ли в порядке с теленком.

И все, кому удалось сбежать из дома, отправились в заросли шиповника и ежевики на поиски музыканта. В тот вечер они не нашли его. Томми убежал, опасаясь, как бы не узнали, что это он, ведь прежде он не вырезал ни одной свирели, вот и боялся, как бы его не засмеяли. Но в деревню он не вернулся, а пошел на северную сторону горы, чтобы не встретить никого из деревенских, если им придет в голову подняться на Волд. Так он попал на маленькую полянку, спрятавшуюся за высокими зарослями и темную из-за нависших над ней ломоносов. Едва заметно поблескивала в темноте белая тропинка. Томми остановился и снял ботинки, потому что его раздражал стук каблуков в вечерней тишине. С босыми ногами он сразу же почувствовал себя ближе к тайне, ключом к которой была его свирель.