Симфонии двора (сборник) - Александр Новиков

Я вырос тут, и все вокруг знакомо мне.

И стало просто дорогим.

И лишь она одна – не по моей вине –

По вечерам слоняется с другим.

Люблю ходить, в карманы руки,

не спеша,

В слепые окна посвистеть.

А ту, которая с другим – но хороша! –

Глазами, и не только, догола раздеть.

А девочке так нравится,

Когда ей вслед уставится

Хороший – не такой, как я!

Хорошим стать не выпало,

Но имя ее выколол –

И девочка осталась – как моя.

Гремел трамвай на рельсах, изводя себя.

В одном вагоне – я, она – в другом.

А с нею он. И я, опять душой скрипя,

Дурные мысли уводил бегом.

Люблю ходить, в карманы руки, не спеша,

По тротуарам тенью плыть.

А ту, которая с другим – но хороша! –

Прижать к себе или скорей забыть.

А девочке так нравится,

Когда ей вслед уставится

Хороший – не такой, как я!

Хорошим стать не выпало,

Но имя ее выколол –

И девочка осталась – как моя.

1995 год

А НА НАРАХ

Печальная мелодия

Со струн катилась, как слеза.

Который год, как в непогоде я –

То снегопады, то гроза.

От случая до случая –

Надежда – писаный портрет –

То исчезает, сердце мучая,

То появляется на свет.

А на нарах, а на нарах,

На гитарах, на гитарах

Нам сыграют про свободу

и любовь.

А на воле, а на воле

Тот мотив, как ветер в поле.

И тюрьма по той гитаре плачет

вновь.

Звенят, как струны голые,

Мне колокольчики-года.

Срываются, как голуби,

И улетают навсегда.

А что еще не выпало,

То ветер, видно, не донес,

Где неба купол выколот

Наколками из звезд.

А на нарах, а на нарах,

На гитарах, на гитарах

Нам сыграют про свободу

и любовь.

А на воле, а на воле

Тот мотив, как ветер в поле.

И тюрьма по той гитаре плачет

вновь.

1997 год

АЙ, МАМА-ДЖАН

На рынке лучше баклажан

Я торговал бы до сих пор.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Зачем сюда я сел, как вор.

Я сел сюда не за кинжал,

Не взял чужого ни рубля.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Будь проклят этот конопля!

Будь проклят этот анаша –

Какой, в натуре, разговор.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Сам не курю я до сих пор.

Вчера Ахмед с тюрьма бежал,

Все у него теперь ништяк.

Ай, мама-мама-мама-джан –

Стоит на вышке наш земляк.

Мне мент-начальник угрожал,

Сказал, меня посадят в БУР.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Там держат в клетках всех, как кур.

Я в лазарет три дня лежал,

Три пайки прятал на побег.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Поймали суки – выпал снег.

И вот я снова – каторжан,

Мне год добавят или два.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Болит, в натуре, голова.

И режет мне сильней ножа,

И давит мне больней петля.

Ай, мама-мама-мама-джан,

Будь проклят этот конопля!

2002 год

БАБУШКА С КОСОЙ

Непутев я с детства был –

Колот был и резан,

Комсомольских активистов

ножичком пугал.

Ах, как девочек любил,

Коль бывал нетрезвым.

Вобщем, очень видным был,

как в глазу фингал.

Дальше было так невмочь –

Сел я очень быстро,

А когда вернусь назад –

знал один лишь бог.

И от радости всю ночь

Пели активисты,

А еще желали мне,

чтоб скорее сдох.

Ах, жизнь моя – тесьма

С черной полосой.

Лучше пусть – тюрьма,

Чем бабушка с косой.

Плакала тюрьма,

А то – смеялася.

А бабушка с косой

За мной гонялася.

Будто высучили мне

На недоброй прялке

Путь, где бродят две старухи –

страшного страшней.

И играл я, как во сне,

С ними в догонялки,

И метался, как чумной,

между двух огней.

На казенные дома

Путались названья –

Год, другой, и вот опять

в новом месте я.

Получилось, что тюрьма –

Вроде, как призванье.

Ну, а бегать от нее –

профессия моя.

2003 год

БЕЗАЛКОГОЛЬНАЯ СВАДЬБА

На безалкогольной чайной свадьбе,

Помню, выдавали мы его.

Помню даже, как сказала сватья:

– Надо бы для горечи… того…

Очень предложением довольный –

Сразу видно, в этом деле хват –

Засветился антиалкогольный

Самый, самый трезвый в мире сват.

– Хватит полчаса для этикету!

Ничего, что пустим по одной!

Комсомольцев меж гостями нету,

Наливай, поехали, за мной!

Хватит тары-бары-растабары –

Завтра, может, свадьбы запретят!

Заливай горилку в самовары –

Пусть чаи гоняют, сколь хотят!

На безалкогольной чайной свадьбе,

Только пропустили по сто грамм,

Тесть сказал: «Покрепче засосать бы», –

Самовару зыркая на кран.

А жених Петруха айкал-ойкал,

Но как только выкрали жену,

После тестя с первым криком:

«Горько!» –

Присосался к этому крану.

И пошло, поехало, поплыло.

Хмель Петруху сразу одолел.

Бабу, что украденная была,

Он два раза с левой пожалел.

А потом, когда уже Петруха

С ней в законный брак вступать пошел,

Шурин зыркнул в скважину: «Там глухо.

Петька дело знает хорошо».

– Васька, ну-к, по клавишам огрей-ка,

Теща хочет «русского» на бис!

Кто желает, может сделать «брейка»

Иль ишшо какой-то «плюрализ».

– Васька, с браги только захворай мне,

Соображай, на свадьбе на какой!

Подымаешь, гад-то, как за здравие,

А лакаешь, как за упокой!

– Ну-ка, свекор, с выходом «цыганку»,

Вроде как и свадьбе ты не рад?

Вроде мы подсунули поганку

За твово беспутного Петра.

Ты упал бы лучше в ноги к свату:

Сколь огреб приданого – спроси!

Вишь, не вылезает из салату –

Радуется: выпил – закуси.

Самовар уже осилил свекор –

Из-за печки «с выходом» не смог.

– Это мой-то сын беспутный Петр!

Ну-ка, живо слазь с яё, сынок!

Выводи сюда ее, Петруха,

Я сейчас вас мигом разведу,

И чтоб в нашей хате ихним духом

Не запахло в нонешнем году!

Да я сейчас про все ее изъяны

Перечислю прямо по пальцам.

А ну-ка, марш отселе, обезьяны,

Походите, змеи, без кольца!

Забирайте с вашей малохольной

Из петровой спальни все, как есть!

Нам не надо – «антиалкогольной»!

Мы свою сыграем, честь по честь!

1989 год

БЕЛОКУРАЯ

Я влюбился в эту девочку не сразу,

Потому, что был игрив не по годам.

А как понял, оторвать не в силах глаза,

Понял, не отдам,

Понял, не отдам.

Никому ее я не отдам.

Но время мечет и тасует злые карты,

И одна из них – «казенный дом – моя.

Мы сидели с ней вдвоем за школьной

партой,

А теперь – скамья.

А теперь – скамья.

Подо мной казенная скамья.

Ах, девочка, прости,

Все б в жизни отдал я

За локон твой в горсти,

Белокурая.

И холодным долгим северным сиянием

Мне светило через ночь ее окно,

Чтобы я на дальнем расстоянье

Понял, все равно,

Понял, все равно,

Я вернусь когда-то все равно.

2004 год

БЕЛЫЙ ПАРОХОДИК

Мы с ней так ждали белый пароходик,

Что режет море вдоль и поперек,

И он уже был к пирсу на подходе,

Когда подали черный «воронок».

Он дал гудок загадочный и зычный,

Поспешностью мне душу беленя,

И капитан с кокардой неприличной

Повез на север с ветерком меня.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

А дальше под гитару и голяшку

Сбивал я годовщины-каблуки.

Мне выдали по статусу «тельняшку» –

Да больно уж полоски широки.

Положено по описи. Все точно.

Носи, мол, на здоровье – все твое.

И только вот не выдали на почте

Письмишко просоленое ее.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

Хрустел я от досады кулаками.

Заламывалась шапка набекрень.

Друг друга называли земляками –

Из разных городов и деревень.

Внушал себе до тошноты, до слез я,

Что матом поминать судьбу грешно.

И ждал письма. Но почтальон не нес

мне.

А я все ждал и думал – не дошло.

А океану-морю

Легко и все равно:

Я паруса отспорю

Или пойду на дно.

Вгонял в себя узоры черной тушью,

Закалывая все, чем дорожил.

И лишь сильней любил одну и ту ж я,

И, видимо, поэтому дожил.

И в час, когда терпенье на исходе,

Когда толпа бессонниц валит с ног,

Пришло письмишко – белый

пароходик,

Что завтра в аккурат закончен срок.

1986 год

ВАЛЬС ПОД ФАНФАРЫ

Хожу я нервный и смурной –

Куда ни плюнешь – там блатной,

И каждый метит научить

и преподать.

Побольше денег нагрести.

Пошире пальцы развести.

А если что – так век свободы

не видать!

Хожу-брожу – глаза блудят.

Куда ни сунься – там хотят.

И на углу опять хватают за рукав.