Тир-на-нОгг - Дейв Хатчинсон

— Почему ты ничего сразу не сказал?

Она, конечно, обязана была спросить.

— Мне не нравятся твои друзья, мне не нравится то, за что они стоят, и мне не нравишься ты, Бенедикта. Какие иные причины мне нужны?

Она нетерпеливо посмотрела на меня.

— Ты действительно поганая мразь, Мартышка, — сказала она, вставая и удаляясь.

— Но по крайней мере я все еще поганое человеческое существо! — завопил я вослед, но она не остановилась.

После завтрака я решился на эксперимент: надел свои ботинки и отправился вверх по ручью. На самом-то деле я сделал это, чтобы досадить Бенедикте, но она не показала виду, что вообще заметила мой уход. Я на мгновение задумался, что бы она сделала, если б я действительно ушел, но потом сообразил, что у нее, наверное, вся долина окружена.

Добравшись до начала долины, я остановился и долго стоял с руками в карманах, глядя на Раковое дерево. Потом я уселся на камень и попытался подумать.

Сейчас у меня сложилось неопределенное ощущение, что игра закончена. Хей ускользнул от нас, уйдя туда, куда мы не сможем за ним последовать. Все дополнительные игроки, вброшенные, чтобы навести порядок, резвые ребята из геликоптера, молчаливые люди на телефонке, все находятся здесь, чтобы подобрать висячие концы.

Из того, чем занимаются наводнившие это место технические специалисты, я могу догадаться, что же произошло. Люди Бенедикты собрали каждую частичку данных, касающихся Хея, которыми они владели, и соорудили некую конструкцию, синтез того, что здесь произошло. Они верят, что их синтез позволит им перехитрить Хея. Очевидно, этого не произошло.

Я потер лицо и попытался сосредоточиться. Ему был необходим сообщник, финальный крот, кто управлял бы панелью для взлома, а потом, когда все закончится, избавился бы от тела и оборудования. Может, это был кто-то из местных, а может и нет. Возможно, мы никогда не узнаем, кто это был. В синтезе Бенедикты сообщник каким-то образом передал ROM со структурой личности Хея в телефонную сеть. Технари ищут следы этой передачи, ключи к тому, куда делась личность Хея. Все они люди технические, поэтому они и синтезировали техническое решение.

Я сидел там долгое-долгое время, размышляя о программируемых полисахаридах, бактериальных сверхпроводниках, молекулярных компьютерах, о растениях с рудиментарной нервной системой. Он однажды заразил пять сотен каучуковых деревьев сверхпроводниковой бактерией, и большинство гевей погибли. Однако не все. Я улыбнулся Раковому дереву. Они считают, что знают, но это совсем не так.

Бенедикта сидела на галечном пляже, прижав к груди колени и глядя на воду. Вероятно, она услышала мое приближение минут за пятнадцать, но это не имело значения. Не сейчас. Я спустился на берег и сел рядом, вместе мы следили, как маленькие волны с плеском набегают на берег.

— Знаешь, — сказал я наконец, — кельты верили, что горы, реки, деревья все содержат в себе божества.

Она посмотрела на меня так, словно подумала, что я обезумел. И кто бы засомневался, что она не права?

— Что ты планируешь делать утром? — спросила она.

— Не знаю, — правдиво ответил я. — Думаю, он хотел, чтобы я забрал машинку и убежал с нею, как только буду уверен, что он мертв. Думаю, предполагалось, что я заставлю вас побегать несколько дольше.

— И ты уверился, что он мертв, когда я сказала тебе о банковском счете.

— Он как-то говорил, что отдаст свои деньги на благотворительность.

Она вздохнула.

— Ты догадался о том, что мы думаем, что он сделал?

— Что он позволил себя взломать и передать в телефонную сеть. Да, я догадался.

— И ты не имеешь понятия, кто ему в этом помог?

— Даже если б и имел, то не сказал бы тебе.

— Я могу тебя заставить.

Я не сомневался в том, что она может, и даже в том, что она будет безмерно наслаждаться, когда станет это делать. Но я просто сидел и улыбался ей. Она не причинит мне никакого вреда ни в каком существенном смысле. Хей умер, а без него игра теряет всякий смысл.

— Боже, — сказала она, качая головой над планом, который Хей, должно быть, приготовил сразу, как только впервые услышал о возможности взлома. И так же она, по-видимому впервые, приняла во внимание возможность, что я могу оказаться заметно умнее, чем тот, за кого она меня принимала. От такого больно. Уж я-то могу судить.

— Может быть, ему не повезло, — сказал я, помолчав. — Возможно, это тщательно спланированное самоубийство.

— Мы не можем позволить себе в это поверить, — сказала она почти неслышно, словно дневная ярость наконец истощила ее. — Даже если чипы в машинке стерты, мы еще можем вытащить из них часть личности. Нам надо найти его. И как-то с ним поговорить.

Поговорить. Я улыбнулся озеру, холмам, деревьям.

— Мы теперь может отправляться домой?

— Я забронировала билеты на полночный рейс до Глазго. Думаю, ты можешь катиться на все четыре стороны.

— Твои люди разозлятся на тебя?

Она пожала плечами:

— Наверное. Они даже могут захотеть послать меня вослед. — И она позволила себе слабо улыбнуться.

Я отстегнул со своей куртки CD-ROM, взял ее руку и положил маленький диск на ладонь. Впервые я оказался достаточно близко, чтобы ощутить запах ее духов, слабый, хрупкий и бумажный.

— Это история Кухулина, — сказал я. — Около сотни килобайт текста.

Она взглянула на меня, потом на диск, потом снова на меня.

— Он прислал его мне почтой, — сказал я ей. — Диск появился в моей ячейке в институте на следующий день после того, как я подписал ваш контракт.

Бенедикта и ее хозяева столь привержены электронным технологиям, что забывают, что в этой стране все еще существует почтовый сервис.

— Понимаешь, я все время знал, что он запланировал убить себя. Кухулин умер и ушел в Тир-на-нОгг. Это розыгрыш. Сигнал, если тебе так нравится. Он, вероятно, был уже мертв, когда я это получил.

Она снова посмотрела на ROM.

— Ты, наверное, был всего лишь подставой.

— Не я. Слишком прозаичен.

Быть перехитренной двумя старыми бриттами по плану, разработанному еще до ее рождения. Бедная Бенедикта.

— Он никогда бы не выбрался отсюда живым, — сказала она.

— Знаю. Именно потому ты захватила с собой панель для взлома. Ты хотела взломать его сама, убедиться, что он от тебя больше никогда не уйдет.

Она спокойно смотрела на меня.

— Ты не понимаешь. Человек, которого он убил, был моим мужем.

Как раз тогда, когда думаешь, что что-то знаешь… Я поднялся на ноги.

— Не думаю, что и ты из породы убийц, Бенедикта.

Она смотрела через озеро на горы.

— Почему он это сделал, Мартышка?

— Я не знаю. Извини, Бенедикта, мне кажется, что твой муж просто встал у него на пути.

Она покачала головой.

— У нас он имел все. Деньги, власть, престиж, все эти био-ROMы, что он накачивал в свою глупую башку. Почему он это сделал?

— Он хотел стать старым и умереть, — ответил я.

Она секунду помолчала. Потом пробормотала:

— Черт.

— Для таких вещей всегда есть простые объяснения, — сказал я. Склонился и поцеловал корону ее головы. Потом я ушел прочь.

В мое последнее утро в отеле у озера, уже после отъезда Бенедикты, я предпринял последнюю прогулку вверх по ручью и постоял, улыбаясь, у Ракового дерева. Сверху долины доносился гул вертолетов, снующих туда-сюда, подвозя команды водолазов, прочесывающих озеро в поисках тела Хея, и доставляя разнообразное другое оборудование.

Повинуясь импульсу, я пересек ручей, балансируя на скользких камнях, и все равно одной ногой с плеском наступил в ледяную воду. На другом берегу я поднял руку и дотронулся до язв на стволе. Казалось, дерево умирает от какого-то ведьмовского варева диковинных технологий, которые он впрыснул, но, может быть, оно продержится достаточно долго для него, чтобы сделать следующий шаг — от плоти к разросшемуся дополненному дереву, а от него к чистой силе Природы, в существование которой он всегда верил.

Может быть, в один прекрасный день люди Бенедикты подберут ключи к правильному пути и сделают верные предположения о том, что именно предпринял здесь Хей. Может быть, тогда они снова явятся за мной, однако для Хея — если он добился успеха, если я правильно догадался — все уже позади.

С другой стороны, это могло быть самоубийством, типично Хеевым типом самоубийства, предназначенным для причинения максимального количества беспокойства максимальному количеству людей. Он вполне был способен на такой жест.

Но мне так не кажется. Я выбрал — так не думать. Он ушел, куда хотел уйти, и он знал, что если оставит достаточное количество ключей, то я смогу в конце концов догадаться.

Всегда должно найтись время для последнего прощания. Я обнял Раковое дерево. Если я приложу ухо к стволу, то, возможно, даже смогу услышать пение Хея, когда он делает свой последний шаг, ликуя и перепрыгивая от дерева к дереву, от куста к кусту, программа-вирус, все копирующая и копирующая себя на сцене Природы: Небеса, Валгалла, Тир-на-нОгг…