Тир-на-нОгг - Дейв Хатчинсон

— Если мы не сделаем этого прямо сейчас, то мы никогда это не сделаем, — сказал он, глядя через дорогу на ворота Линкольн-Инн.

— Да по мне полный порядок, — ответил я, вытирая капли дождя с очков с простыми стеклами, которые он заставил меня надеть для маскировки. Его собственный камуфляж извращенным образом состоял из ярко-оранжевого парика и громадной фальшивой бороды. Он сказал, что хочет быть как можно подозрительнее. Он сказал, что хочет, чтобы люди это запомнили.

— С тобой-то полный порядок, — сказал он, беря мою руку, — но ты идешь со мной.

И он повел меня через дорогу в пешеходные ворота, ведущие в Линкольн-Инн.

В то мгновение, когда мы зашли в Инн, я застыл на месте. Высокие палаты барристеров окружали квадрат большой лужайки, усеянной деревьями и цветочными клумбами. Сотни окон смотрели вниз на нас. Было очень тихо; я слышал хлопанье крыльев голубей, когда они приземлялись на траву, слышал поющий чайник в сторожке привратника позади нас, словно он заваривал свою утреннюю чашку чая. Я ощущал запах дождя в воздухе, сигаретный дымок на ветру.

— Я не могу это сделать, — сказал я. — Это глупо.

Он с грустью посмотрел на меня из-под зарослей фальшивых волос.

— Мартышка, — сказал он, — я разочарован тобой. — И в это мгновение невыразимо блаженный тон его голоса сказал мне, что он отказался от свое безумной затеи.

Потом он подмигнул, улыбнулся улыбкой, говорящей, что все решено и забыто, повернулся и, прежде чем я смог открыть рот, он исполнил совершенное акробатическое колесо на дорожке и серию прыжков.

У меня отвалилась челюсть. Я, по правде говоря, никогда и не думал, что он на это пойдет. Я, как идиот, просто стоял и смотрел, как он скачет задними переворотами по боковинке квадрата, удаляясь от меня.

Вопль из сторожки привратника разрушил все чары. Я припустился к дальнему углу квадрата. Я слышал сзади звуки бегущих шагов и не осмеливался оглядываться. Подбежав к углу и повернув направо, я рискнул взглянуть сквозь заросли и чуть не попался.

А он все крутился на противоположной стороне квадрата, распугивая людей с дорожки, и он был прекрасен. Не чувствовалось никаких усилий. Он казался силой природы.

Я был так поражен этой картиной, что если бы рука не соскользнула сзади на мокрой от дождя куртке, меня бы схватили. Раздувая легкие, я рванулся с места и ринулся прочь, услышав чье-то проклятие и глухой звук упавшего от моего толчка тела.

Хей уже достиг ворот в нижнем левом углу квадрата. Он легко подпрыгнул и встал на цыпочках, следя за моим приближением с выражением вежливого равнодушия. Я протопал мимо него, упал, прорвавшись в ворота, выходящие на Кэри-стрит, очки соскочили и улетели на дорогу.

Он несколькими легкими шагами поравнялся со мной, и мы бок о бок побежали по Белл-Ярд, потом по Лоу-Куртс, и выбежали на Стрэнд. Парик и бороду Хей зашвырнул в мусорную урну, когда мы бежали к подземке на Олдвич.

Впоследствии, проведя много лет в поездках по Лондону на метро, я так и не понял, как он ухитрился так точно рассчитать время. Он, наверное, учел даже время переключения светофоров: мы появились на станции Олдвич как раз тогда, когда зазвонил колокол, сигналя о подходящем поезде. Мы оказались последними двумя. У него лишь чуточку ускорилось дыхание, а я вообще еле дышал.

Дыхание вернулось ко мне лишь через несколько минут спустя в поезде на Холборн, и я кое-как выдавил:

— Они же погнались за мной, ублюдок!

Он пожал плечами.

— Ты ведь знал, что я промедлю, не так ли, — сказал я. — Ты знал, что я промедлю, и что они скорее побегут за мной, а не за тобой.

Он улыбнулся.

На станции Холборн мы перепрыгнули на поезд линии Пикадилли и катили до самого Кинг-Кросса, а потом пробежка по туннелю Сент-Панкрас привела нас на главную станцию как раз тогда, когда последние пассажиры садились в поезд 07:45 до Ноттингема. У меня едва хватило времени забрать свою сумку из ячейки камеры хранения, где я оставил ее полутора часами раньше, и на негнущихся ногах рысью помчаться на платформу.

— Ну, скажи, что ты не наслаждаешься, — сказал он, пожимая мою руку.

— Никогда больше не втягивай меня в подобное, — ответил я, закрывая дверь купе и высовываясь в окно. — Никогда.

Потом поезд дернулся, и Хей со станцией медленно поплыли назад, а меня все поливало утренним дождем. В тот момент я был бы несомненно счастлив никогда больше вообще не видеть Хея.

Конечно, все это было очень давно. Станцию Олдвич закрыли примерно через год, через пару лет после этого Совет города очистил район Линкольн-Инна от бездомных и поставил колючую проволоку, чтобы держать их в отдалении. В наши дни можно войти в любой банк или в отделение конторы Кука и заказать злотых сколько влезет, правда обменный курс не такой выгодный, как во дни нашей молодости.

Изменилась прорва вещей.

Всего чуть больше месяца назад мой старый друг Хей — гений, акробат, коконспиратор в первом и единственном марафоне по Линкольн-Инн — ушел в самоволку из корпорации, которая им владела. Огороженный гирляндами электронных ловушек, с которыми менее могучие умы еще пытаются бороться, он просто прошел насквозь одну из наиболее хитроумных кибернетических систем безопасности, когда-либо установленной в жилом доме этой страны, и испарился.

Из десяти или пятнадцати человек персонала, состоявших на службе в доме в тот вечер, фактически лишь один удостоился привилегии наблюдать, как Магистр Магии выполняет акт своего исчезновения. И если верить Бенедикте, Хей убил его.

Толпе народу выпала честь выглядеть весьма глупо, и, насколько я могу понять, мы с Бенедиктой составляли часть усилий для приведения дел в порядок. Конечно, в данном контексте «порядок» это термин относительный.

Сканер ядерно-эмиссионного спектра похож на счетчик Гейгера с интеллектуальными мускулами. Он не только обнаруживает присутствие и интенсивность радиации, но также рисует карту окружающей местности и показывает, откуда исходит излучение. У Бенедикты есть громадный чемодан из матированного титана, наполненный такими игрушками, каждая из которых довела бы знаменитого К. из книг о Джеймсе Бонде до припадка зависти библейских пропорций.

Мы бродили по холмам над деревушкой весь день. Бенедикта несла сканер и надеялась засечь ядерную батарейку, которую, как мы знали, Хей взял с собой в Линкольншире, но нашла она лишь древний фон от повсеместного гранита вокруг.

Вблизи отеля в озеро впадает речушка, стремительный маленький поток, пенящийся по скалам. Выше по склону ручей высек собственный канал на дне небольшой U-образной долины, которая меж деревьев открывает путь в лощину со скалистыми боками, где словно в ладонях лежит крошечное озерцо в форме ромба, совершенное, неподвижное, черное зеркало, отражающее голые скальные стены вокруг себя и клочки облаков высоко в небе.

В головах долины я присел на сырой бугорок травы и закурил маленькую сигару. Бенедикта сверкнула на меня неодобрительным взглядом, но я ответил ей своей лучшей лучезарной улыбкой и продолжал курить, и она отвалила, держа сканер перед собой, словно чару против какого-то очень старого истинно британского зла. Небольшая отара овечек, пасущихся возле озерца, увидела, что она направляется в их сторону, и понеслась вскачь большими серыми пузырями, плывущими по неровной почве.

Бенедикта из Южной Каролины. Мне нравится думать, что это делает ее каролингианкой, это моя маленькая шутка как преподавателя истории. Она говорила, что родилась на одном из островов возле Флориды. Ее отец ловил креветок, пока одно из первых больших нашествий водорослей с побережья Флориды не отравило всех креветок.

После этого он продал все, чем владел на острове, где родилась Бенедикта, и перевез семью в Саванну, где нашел работу в какой-то нетехнической отрасли компонентной промышленности, переучившись плавать в том, что еще называли промышленностью Восхода, когда я был мальчишкой.

День спустя десятого дня рождения Бенедикты, примерно через восемнадцать месяцев после ухода с острова один из коллег отца по работе попытался задать ему вопрос и обнаружил экс-креветочника мертвым за своим столом. Он был мертв по меньшей мере сорок минут, и никто не обратил внимания.

Бенедикта рассказала мне все это довольно рано, когда еще была заинтересована установить контакт. Но я не слишком хорош в том виде контакта, которого ей хотелось, контакта, доходящего до предательства.

— Следующий квадрант мы прочешем завтра. — Великий боже, как долго она хочет оставаться здесь?

— Я не думаю, что он еще здесь, — сказал я безразличным тоном, словно еще не потерял от страха весь свой разум. — Если он вообще был здесь.

— Мы прочешем очередной квадрант завтра, — повторила она, укладывая сканер обратно в шикарный замшевый чехол. Сканер — это просто одна из вещей, которая в этой поездке разочаровывает Бенедикту, я — это вторая. Должным образом калиброванный, сканер теоретически должен был засечь радиацию от остатков Селлафилда во многих милях к юго-западу, однако батарейку Хея нигде не было видно.