Дьюма-Ки - Стивен Кинг

– А что в этом плохого? Большинство мужчин только порадовались бы тому, что дочери могут наблюдать за их превращением в профессионалы. Ты будешь есть последний кусок лазаньи?

Мы его разделили. Мой темперамент художника привел к тому, что я взял себе большую часть.

– Я буду рад ее приезду. Но твоя леди-босс говорит, что Дьюма-Ки – не место для дочерей, и я склонен ей верить.

– У моей леди-босса болезнь Альцгеймера, которая все чаще дает о себе знать. Плохая новость: мисс Истлейк уже не может отличить локтя от задницы. Хорошая: каждый день она знакомится с новыми людьми. В том числе и со мной.

– О дочерях она говорила дважды, и оба раза в ясном уме.

– Возможно, она в этом права. А может, помешалась на этом из-за того, что здесь умерли две ее сестры, когда ей было четыре годика.

– Илзе заблевала борт моего автомобиля. Когда мы вернулись, ей было так плохо, что она едва могла идти.

– Она могла что-то съесть или перегреться на солнце. Послушай… ты не хочешь рисковать, и я тебя понимаю. И вот что тебе нужно сделать. Посели обеих дочерей в хорошем отеле с круглосуточным обслуживанием номеров, где консьерж всегда готов выполнить любую прихоть жильца. Я рекомендую «Ритц-Карлтон».

– Обеих? Мелинда не сможет…

Уайрман отправил в рот последний кусочек лазаньи.

– Ты не способен взглянуть на ситуацию объективно, мучачо, но Уайрман, этот благодарный негодяй…

– Тебе пока не за что меня благодарить.

– …направит тебя на путь истинный. Не могу допустить, чтобы ненужные тревоги украли у тебя счастье. И, Боже милосердный, ты должен быть счастлив. Знаешь, сколько людей на западном побережье Флориды пошли бы на все ради выставки на Пальм-авеню?

– Уайрман, ты только что сказал Боже милосердный?

– Не меняй тему.

– Выставку мне еще не предложили.

– Предложат. Они привезут сюда типовой контракт не для того, чтобы в игрушки играть. Так что слушай меня. Ты слушаешь?

– Конечно.

– Как только будет объявлена дата выставки – а она будет объявлена, – тебе придется заняться тем, чего ждут от любого вновь засветившегося художника: своей раскруткой. Интервью, начиная с Мэри Айр и заканчивая всеми газетами и «Шестым каналом». Если они захотят обыграть твою ампутированную руку, это только пойдет на пользу. – Он вновь очертил руками рамку и проговорил: – Эдгар Фримантл врывается на художественную сцену Солнечного берега, как Феникс, восставший из дымящегося пепла трагедии!

– Покури вот это, амиго. – Я ухватил себя за промежность. Но не смог сдержать улыбку.

На вульгарность Уайрман внимания не обратил. Его понесло.

– Твоя ампутированная brazo станет поистине золотой.

– Уайрман, ты – циничный ублюдок.

Похоже, последнее он воспринял как комплимент. Кивнул и величественным взмахом руки отмел в сторону.

– Я стану твоим адвокатом. Ты отбираешь картины для выставки – Наннуцци консультирует. Наннуцци расставляет картины на выставке – ты консультируешь. Логично?

– Пожалуй. Если до этого дойдет.

– Будь уверен, дойдет. И, Эдгар… последнее, но не по значению… тебе придется обзвонить всех, кто тебе дорог, и пригласить на выставку.

– Но…

– Да, – он наставил на меня указательный палец, – всех. Твоего мозгоправа, твою бывшую, обеих дочерей, этого Тома Райли, женщину, которая занималась с тобой…

– Кэти Грин. – Я даже смутился. – Уайрман, Том не приедет. Ни за что. Пэм тоже. И Лин во Франции. У нее стрептококковая инфекция.

Уайрман будто и не слышал.

– Ты упоминал адвоката…

– Уильям Боузман-третий. Боузи.

– Пригласи его. И, разумеется, маму и папу. Сестер и братьев.

– Мои родители умерли, и я был единственным ребенком. Боузи… – Я кивнул. – Боузи приедет. Но только не зови его так, Уайрман. Во всяком случае, в лицо.

– Назвать другого адвоката Боузи? Ты думаешь, я кретин? – Он задумался. – Я выстрелил себе в голову и не смог отправиться на тот свет, так что на этот вопрос лучше не отвечай.

Я слушал вполуха, занятый своими мыслями. Впервые я понял, что могу устроить светский прием в моей другой жизни… и люди, возможно, придут. Идея завораживала и пугала одновременно.

– Они все могут приехать, знаешь ли, – продолжил Уайрман. – Твоя бывшая, твоя укатившая на край света дочь, твой суицидальный бухгалтер. Подумай об этом… толпа мичиганцев.

– Они из Миннесоты.

Он пожал плечами, всплеснул руками, показывая, что для него все одно – Мичиган или Миннесота. Для парня из Небраски выглядело слишком уж заносчиво.

– Я могу арендовать самолет, – сказал я. – «Гольфстрим». Снять целый этаж в «Ритц-Карлтоне». Устроить банкет. Почему бы и нет?

– Совершенно верно. – Он хмыкнул. – Исполни роль голодающего художника.

– Да, – согласился я. – Повешу табличку за окном: «ГОТОВ РАБОТАТЬ ЗА ТРЮФЕЛИ».

И мы оба расхохотались.

ix

Поставив тарелки и стаканы в посудомоечную машину, я вновь повел его наверх, но лишь для того, чтобы сделать с десяток цифровых фотографий – больших незатейливых крупных планов. За всю жизнь мне удались только несколько хороших снимков, и все – случайно. Я ненавижу фотоаппараты, а они, похоже, отвечают взаимностью. Покончив с фотосессией, я сказал Уайрману, что он может идти домой и сменить Энн-Мэри. Уже стемнело, и я предложил отвезти его на «малибу».

– Лучше пройдусь. Свежий воздух пойдет мне на пользу. – Он указал на картину. – Можно взглянуть?

– Знаешь, я бы не хотел, – ответил я.

Я думал, что Уайрман будет протестовать, но он лишь кивнул и спустился вниз, чуть ли не вприпрыжку. Походка у него стала пружинистой, и я точно знал, что мое воображение тут ни при чем.

Он подождал меня у двери и сказал:

– Позвони утром Наннуцци. Под лежачий камень вода не течет.

– Хорошо. А ты позвони мне, если появятся какие-то изменения в твоем… – запачканной краской рукой я указал на его левый глаз.

Уайрман улыбнулся.

– Ты узнаешь первым. А пока мне достаточно головы, которая не болит. – Улыбка поблекла. – Ты уверен, что боль не вернется?

– Я ни в чем не уверен.

– Да. Да, это свойственно людям, верно? Но спасибо за старания. – И прежде чем я сообразил, что происходит, он поднял мою руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Поцеловал мягко, несмотря на щетину над верхней губой. Потом сказал: «Adios», – и вышел в темноту, оставив за собой лишь дыхание Залива и шепот ракушек под домом. Но тут же на них наложился новый звук: зазвонил телефон.

х

Звонила Илзе – поболтать. Да, с учебой у нее полный порядок, да, чувствует она себя хорошо (если на то пошло, даже отлично), да, матери она звонит раз в неделю, а с Мелиндой поддерживает связь по электронной почте. По мнению Илзе, диагноз «стрептококковая инфекция» Лин поставила себе сама, а потому не следовало принимать его всерьез. Я сказал, что потрясен ее великодушием, и она рассмеялась.