Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

И кто бы знал! Эта хрупкая девочка и не подозревает, что сама стоит на пути у Эльги, как та сегодня встала на ее пути в церковь. Куда Горяна явилась с уже приготовленной крестильной сорочкой.

Вошел Ригор; поклонился Эльге, кивнул Горяне и смирно встал у дверей, ожидая приглашения. Эльга кивнула ему и указала на скамью – не ту, где сидела Горяна, подальше.

– Здравствуй, княгиня.

– Здравствуй. За овечкой своей пришел?

– Ждал, да не дождался. – Ригор улыбнулся, будто речь шла о гулянии над речкой.

– Я знала, что она ходит к тебе. А ты – к Острогляду.

– Да я и не скрывал…

– Ты ведь знал – нет ей моего позволения на то, что вы задумали?

– Если бы люди Христовы от начальников земных ждали позволения…

– А как же говорил – всякая власть от Бога? Тебе для чего позволили в Киеве жить?

Эльга хотела бы грозно нахмуриться, но не чувствовала гнева. Скорее досаду, что у нее под носом подвластные ей люди пытаются вести свою борозду и тем расстраивают ее замыслы, неведомые им.

Вот бы нащупать способ как-нибудь привлечь Ригора на свою сторону!

– Благословлен я был проповедовать Евангелие Царства Божьего, говорить слово Христовой истины, приносить Ему Дары и духовные жертвы, обновлять народ через купель обновления. То и творю по мере сил моих слабых.

– Но ты знаешь, для чего сия дева в Киев доставлена, для чего предназначена… для чего рождена! Ты знаешь, что судьба ее другая – княгиней быть в Киеве, а княгиня не может…

Эльга запнулась: показалось вдруг, что она говорит о себе и сболтнула лишнего. Ведь пока в Киеве одна княгиня – она сама.

– Нет никакой судьбы, идольское заблуждение это, – мягко, сочувственно ответил Ригор. – Правит нами одна лишь воля Божья. Кто будет веровать и креститься, спасен будет. Не допустит Господь, чтобы говорилось: «Младенцы просиша хлеба, и нет им разломляющего»[26].

– Ты говоришь, что нет власти, кроме как от Бога, и повиноваться ей – долг всякого, даже христианина!

– Я христианин, ты – власть. Тело и жизнь моя в твоей воле, душа – в руках Божьих. Пока жив, не оставлю дитя без хлеба, – Ригор глянул на Горяну, – а дальше мы в воле Господа.

Эльга помолчала, потом тоже посмотрела на девушку:

– Ступай.

Встав со скамьи, Горяна бросила Ригору взгляд соратника на поле брани. Эльга видела на ее смуглом лице вдохновение борьбы. Ригор мягко улыбался им обеим, не делая никакого различия между пленной девой и огнедышащим чудовищем.

Когда девушка вышла, Эльга встала и прошлась по избе. Ригор тоже вскочил, но она движением руки велела ему снова сесть. Как ему объяснить? Она беспокойно сжала руки.

– Послушай… – Она повернулась к болгарину. В своем длинном кафтане из некрашеной бурой шерсти, в простой валяной шапочке он совсем неуместен в ее жилище, пестрящем всякими дорогими диковинами. – Ты сам не понимаешь, что творишь.

– Творю волю Божью, а понимать – человечьего разумения на то недостанет.

– Я не собираюсь следить за вами каждый день. Сегодня я пошла… только один раз, чтобы вы знали… Я знала, что ты ее…

– Наставил в основах веры, – подхватил Ригор. – Да она и без меня была наставлена, готовая она христианка, ей только крещение осталось принять. Я лишь поговорил с ней и уверился, что она не ради надежды на чудеса и блага земные к Христу идет, но ради жизни вечной…

– Ради благ земных! Она лишается всех благ, а ты ее своей рукой обездолить хочешь!

– К высшему благу ее Господь приведет, непреходящему.

– Если ты ее окрестишь, то наш с Олегом уговор будет расторгнут. Я разорву это обручение.

– Не пожалеет дева о женихе, хоть твой сын из юношей русских телесными совершенствами и богатством, честью и славой превзошел всех.

– Она не будет княгиней. У Руси и Деревляни не будет общего князя. Не прекратится вражда.

– Вражду вернее всего любовь христианская усмиряет и желание добра.

Эльга глубоко вдохнула. Они говорили на разных языках и не разумели друг друга.

– Да пойми ты, – почти в отчаянии воскликнула она, – это у тебя – Царство Божье на уме! А у меня на руках это все, – она широко раскинула руки. – Земля Русская! От моря Полуночного до моря Греческого. Здесь надо как-то мир поддерживать. Ты перед Богом одним ответ будешь держать, а я перед всем родом людским, перед чурами своими и пращурами. Я эту жизнь, земную, устроить должна.

Ригор лишь развел слегка руками: разве, дескать, я мешаю?

«Мешаешь!» – хотела ответить Эльга, но понимала, что разговор лишь пойдет по кругу.

– Послушай, – снова начала она. – Оставь Горяну. Скоро вернется Святослав – я его жду со дня на день. И если он узнает, что ты у него из рук невесту вырвал… Он горяч нравом и решителен. Весь в отца. А его отец у меня на глазах разгромил… – Она сжала губы, не желая воскрешать грозные события двадцатилетней давности. – Если он разнесет по бревнышку вашу церковь, я не смогу ему помешать.

– Во все времена христиане претерпевали гонения от сильных. Ты же пойми, княгиня: кто вошел в царство любви Божьей, тому никакие беды земные не страшны. Не могут они задеть важного в человеке, нет у них такой власти. Как бы здесь ни гнали и ни мучили – душа от этого только чище становится, тем ближе к блаженству вечному во Иисусе Христе. Не может власть земная поразить верных Христу, как не может рука человеческая взять отражение из воды. Девица та, хоть и юна, а поняла.

И посмотрел на Эльгу выжидательно, будто говоря: неужели ты, жена, годами умудренная, не поймешь?

Эльга наконец села, будто нуждаясь в передышке. Воззрилась на Ригора. Она нуждалась в его содействии и потому искала способ, чтобы им понять друг друга.

– Я желаю большего, чем ты, – снова начала она. – Скажи мне, что греки о русах думают? Как говорят о нас?

– Жестоким и безбожным народом россов называют.

– Именно так. Платят нам дань, но презирают.

– Чему же дивиться? Уж сколько раз народ твой в пределы Романии являлся, чтобы убивать, жечь, грабить, христиан в полон уводить. И не только в Романии, но и в других странах, кои уже давно Господь посетил.

– Не лучше ли было бы, если бы Русь… стала иной? Когда-то деды наши сюда, в землю Полянскую, приходили, чтобы брать полон, продавать дальше за Хазарское море, а через Греческое море ходить греков грабить. Но они… мы прижились здесь, нашли здесь свой дом. Уже не первое поколение живем. Мы пустили здесь корни, породнились с полянами и с иными родами. Мы говорим языком славян, хотя родной язык наших дедов был северный. Мы не уйдем отсюда, здесь наш дом ныне и навечно. Я вижу, как земли эти будут устроены, а люди на них заживут в мире и согласии.

– Не приметил я, чтобы русы изменили свой обычай. – Ригор покачал головой. – По-прежнему честь свою и славу они видят в грабежах и убийствах. И добрый вождь для них тот, кто ведет к славе земной и сокровищам тленным.

Эльга кивнула. Она очень хорошо знала устремления руси, которая за несколько веков выработала свой, очень стойкий обычай жизни. Таким был ее дядя, Олег Вещий, ее муж Ингвар, ее сын Святослав. За ними стояла русь – многотысячная, разноязыкая дружина, среди которой мало кто умирал там, где рождался, чей дом – лодья, а орудие – меч. Лишь она, женщина, вынужденная держать на плечах землю, пока мужи ходят в походы, не могла не создать себе иные устремления.

– Но это можно изменить, – сказала Эльга. – Есть и среди русов люди, желающие мирно править своей землей и в том находить и богатство, и счастье. Пожинать урожай на вспаханной ниве, а не брать добычу среди огня войны. Но им… нам нужна помощь. Может быть, греков и их властителей. Может быть, Бога.

– На доброе дело Господь не замедлит помощь подать.

– Но не все так быстро делается! Мы знаем, что бывало, когда князья решали отбросить старых богов и принять Христа. Они лишь ввергали державы свои в раздор и войну, сами теряли и власть, и жизнь. Я не хочу Русской земле раздора.

– И дитя человеческое в муках родится. А тут целая держава христианская! Верно, Мораве нелегко пришлось, и Чешской державе, и Болгарскому царству. Однако же устояла в них вера Христова, а болгарский царь уже и признан равным василевсу ромейскому. Так ведь три поколения его предков ради того трудились, учились сами вере христианской и учили свой народ. Коли посадишь дерево, то внуки твои плода дождутся.

– Если князь или княгиня примут Христову веру, они лишь обезглавят свою землю. Никакого добра из этого не вырастет. Нельзя дорогу в Царство Небесное одним прыжком одолеть, так ведь? Сын мой – для руси достойный вождь, власть его будет крепка. И жена должна быть помощницей ему, а не противницей. Но его мать… Мать князя уже вольна распоряжаться собой… чтобы умереть для праха и родиться для Христа.

Эльга посмотрела на Ригора в упор; он слегка переменился в лице.

– Я покажу, что русь может быть другой. Не жестокой и безбожной, а желающей добра и мира со всеми соседями. Я воспитаю внуков так, чтобы они с детства ценили истину Христову и говорили с христианскими народами на одном языке. Но чтобы я обрела свободу идти по этому пути, другая женщина должна быть главой всех женщин Русской земли перед их богами. Поэтому я говорю: оставь Горяну.