Обещай мне - Кэтлин Харингтон

– Ребенок мой, это чистая правда, – откровенно ответил Уорбек. – Более того, теперь, когда я знаю, кто его настоящий отец, я намерен снова жениться на Филиппе и дать мальчику свое имя.

– Что?! – Клер вскочила, опрокинув корзинку с клубками, и они раскатились по всему полу. – Но ведь вы обручены со мной! – Только годами отработанная привычка позволила ей обрести контроль над собой. – Если вы решили, что я намерена следить за каждым вашим шагом, то могу заверить, это не так. Вы вольны в своих поступках, милорд, поскольку наш брак был изначально задуман как брак по расчету. Если вы решили завести роман с вашей бывшей женой, то я ничего не имею против, если только вы не намерены его афишировать.

– Весьма любезно с вашей стороны. Но я все же хочу обсудить наш предполагаемый брак по расчету.

Клер почувствовала головокружение и с тревогой поднесла руку к виску: момент для обморока был не самый подходящий.

– Что ж, если желаете, давайте его обсудим. Лично я нахожу, что мы подходим друг другу как нельзя лучше, – она заметила, что Уорбек приподнял бровь, как бы спрашивая: вот как? – И заторопилась: – Поверьте, для меня не секрет, что обо мне говорят в свете. Однако вы не можете отрицать, что моя холодность, благодаря которой меня окрестили снежной королевой,

будет достаточной гарантией того, что я никогда не забуду супружеский долг ради романтической склонности. Даю вам слово, мое поведение в браке будет безупречным… в том смысле, что я никогда не стану рисковать своей и вашей репутацией.

– Иными словами, Клер, ваши романы на стороне, буде таковые случатся, не получат громкой огласки и не приведут к скандалу?

– Я не сумела бы облечь свои мысли в столь точную и элегантную форму, милорд.

Уорбек поднялся. Он больше не улыбался.

– Вы считаетесь образцом христианского милосердия, Клер, и как раз к вашему милосердию я взываю сейчас. Я прошу вас по доброй воле разорвать нашу помолвку. В качестве благодарности я готов пожертвовать в любой благотворительный фонд любую сумму, которую вы потрудитесь назвать.

– При чем тут благотворительность! Какое мне дело до нищих и сумасшедших, если на карту поставлен мой брак! Милорд… Корт, я подарю тебе наследника!

– Наследник у меня уже есть, – мягко напомнил тот.

– Что, отродье этой потаскухи, твоей бывшей жены? – голос ее сорвался. – Да ведь он не более чем незаконнорожденный! Ты не можешь передать титул и состояние ребенку, произведенному на свет шлюхой!

Лицо Корта окаменело, но Клер было все равно. Разумеется, в ее намерения не входило открывать перед женихом свое истинное «я», но она уже не владела собой. Впрочем, Корт не дал ей возможности договорить.

– Это мой ребенок, и, на ком бы я ни женился, я сделаю все, чтобы он стал моим законным сыном и наследником.

Клер в ответ испепелила его взглядом. Ее лицо, хорошенькое в моменты безмятежности, сейчас было искажено гневом, между бровями, тщательно выщипанными в соответствии с модой, пролегли две глубокие морщинки.

– Если вы полагаете, милорд, что я приму под свое крыло вашего ублюдка и стану воспитывать его, как родного сына, вы жестоко ошибаетесь! Я не намерена уступать вас другой женщине. Я не освобождаю вас от данного слова, а если вы осмелитесь его нарушить, весь свет узнает об этом. Вам кажется, что ваша репутация может выдержать и этот удар? Посмотрим! Вас будут презирать, над вами станут открыто смеяться, и в конце концов вы не осмелитесь поднять голову от игорного стола в самом жалком лондонском притоне!

– Сколь мало проницательны те, кто дал вам прозвище «снежная королева», – сказал Уорбек со злой насмешкой. – Мы и впрямь очень похожи, Клер: оба циничные, жестокие. Может быть, мы подходим друг другу лучше, чем кто бы то ни было… но если вы принудите меня к браку, вам придется стать Киту любящей матерью. В противном случае пеняйте на себя.

Лицо его казалось спокойным, но Клер интуитивно угадала под сдержанностью клокочущую ярость. Она слышала немало разговоров о бешеном характере Уорбека и сейчас, сама того не замечая, отступила.

Кто знает, на что способен человек, отец которого из ревности убил мать?

– Прошу вас удалиться! – выдавила она. Когда дверь за Уорбеком захлопнулась, Клер испустила долгий вздох облегчения и рухнула на диван.

Корт ворвался в свой дом на Гросвенор-сквер и с таким треском захлопнул за собой дверь парадного, что дворецкий подскочил и украдкой перекрестился. В спальне он швырнул трость на кровать, прямо на аккуратно разложенный бархатный халат, и схватился обеими руками за спинку кресла, задыхаясь от бешенства.

Но винил он не Клер Броунлоу, а себя самого. Обручение с этой не первой свежести девицей было одной из самых больших ошибок его жизни. Он сделал это, чтобы доказать всему миру: и после скандального бракоразводного процесса за него все-таки пойдет леди с безупречной репутацией. Он с холодной расчетливостью изучил список невест и выбрал ту, которую свет считал воплощением всех достоинств.

В сущности, все сложилось не так уж плохо, говорил он себе. Ведь он мог увидеть истинное лицо Клер Броунлоу тогда, когда ничего уже нельзя было бы поправить. Образец совершенства оказался жалкой лицемеркой. Подумать только, она собиралась смотреть сквозь пальцы на интрижки супруга, чтобы позже, после рождения наследника, в свою очередь, завести любовника! Правда, она никогда, ни при каких условиях не сбежала бы с ним, как это сделала Филиппа, но в свете трудно что-либо долго держать в секрете, и ее роман (или романы) скоро стал бы поводом для сплетен. Разумеется, о нем бы шептались, а не говорили вслух. А все внешние приличия были бы соблюдены.

Корт прошел к ночному столику, выдвинул ящик и вынул из него портрет-миниатюру Филиппы Гиацинты Мур. Выполненная по перламутру, она некогда была подарена невестой опьяненному любовью жениху. Свадебный подарок…

Корт всмотрелся в прекрасное лицо, в светящиеся простодушной радостью фиалковые глаза.

Эта девушка, ставшая его женой, ни в грош не ставила внешние приличия. Увлекшись Сэндхерстом, она и не подумала хранить это в секрете, махнула рукой на репутацию и очертя голову бросилась в омут. Никто не поставил бы ей в вину любовную связь с Артуром Бентинком, будь эта связь приличествующим образом завуалирована. Но бегство с любовником – это уж было слишком! Это навсегда поставило на ней клеймо безнравственной женщины. Но если разобраться, Филиппа была лучше большинства светских дам, бросавших в нее камни. Она была добра и искренна с теми, кого любила, с друзьями, даже с незнакомыми людьми, и в душе ее жили те чувства, что были не в чести в избранном кругу: нежность и милосердие.