Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Олд Шурхэнд скакал бок о бок со мной, не произнося ни слова. Он все слышал и, я думаю, имел свое мнение относительно случившегося. Но в конце концов он прервал свое молчание, задав мне вопрос:
— Можно вас побеспокоить, сэр? Я вижу, вы глубоко задумались.
— Буду признателен, если вы отвлечете меня от моих мыслей.
— Вы знаете, наверное, что о вас много говорят и при этом всегда подчеркивают, что вы весьма набожны.
— Вы хотите сказать, что меня считают лицемерным ханжой?
— Нет, это совсем не так.
— Ну и что, здорово потешаются люди над этой так называемой набожностью?
— Нет, потому что свои взгляды на религию вы подтверждаете своими поступками. И это очень импонирует многим и лично мне тоже. Я нахожу вас именно таким Ведь вы со мной не обменялись еще ни одним словом о религии.
— Так в этом, наверное, просто нет нужды!
— Вряд ли в этом дело.
— Почему вы так думаете?
— Потому что… хм! Скажите, сэр, ваша жизнь вам нравится? Я имею в виду вашу духовную жизнь. Всегда ли она спокойно и ровно идет? Вы, вероятно, в детстве слышали, что есть Бог, и поверили в него; эта вера никогда не нарушалась и живет в вашем сердце, как красивая детская сказка. Я так думаю и, мне кажется, не ошибаюсь.
— Ошибаетесь.
— Неужели?
— Да, вы ошибаетесь. Ведь не бывает победы, если не было борьбы. Моя внутренняя жизнь полна событиями не меньше, чем внешняя, видимая всем. Течение жизни души не всегда проходит ровно между определенными берегами; в нем бывают свои штормы и волнения, свои подводные рифы и мели, засухи и половодья.
— Так вам, значит, тоже пришлось бороться?
— Да, и часто с напряжением всех своих сил! Но в этой борьбе я всегда обретал какую-то священную уверенность в своей правоте и убежденность. Очень много людей идут по жизни, не стремясь к ясности; есть Бог или нет, им все равно; подобное поведение ввергает меня в отчаяние. Единственной и высшей целью моего существования стало познание. Мне повезло: у меня были глубоко верующие родители. Меня нежно любила моя бабушка, умершая в возрасте девяноста шести лет; она жила в Боге, привела и меня к нему и крепко при нем держала. Детская вера, полная любви и доверия — вообще нечто совершенно особенное и необыкновенное. Я, когда был еще ребенком, каждое утро и вечер, да и много раз в течение дня приносил любимому Богу свои маленькие просьбы и мечты. Я вспоминаю, что однажды у сестренки сильно болел зуб и ничто ей не помогало; и я, сопереживая ей, сказал: «Паулиночка, я сейчас пойду в спальню и попрошу у Бога, чтобы он помог, и все пройдет!» Вы можете смеяться надо мной, сэр, но боль действительно прошла!
— И не подумаю! Только тот, кто враг самому себе, может над этим смеяться!
— Я бы мог вам многое рассказать про удивительные желания и просьбы, которые я обращал к Богу в детстве; у него, наверное, есть ангелы, которым он может поручить выполнение таких просьб. Позже, уже школьником, я об этом часто задумывался. Но вот в школе появился неверующий учитель, возведший свое неверие в принцип. Я в то время изучал древневрейский, арамейский, древнегреческий, чтобы читать Священное писание в оригинале. Моя детская вера растворилась, сомнения появились, как только началось ученое буквоедство; неверие росло день ото дня, из ночи в ночь, потому что я посвящал свои ночи фривольным похождениям, надеясь обрести истину только с помощью своего собственного разумения. Какая самоуверенность! Однако Бог был милосерден ко мне и мою самоуверенность путем учения привел к пониманию того, что вера, вошедшая в сердце с детства, — истинна. Мои путешествия помогли мне узнать все разновидности форм религии. Я постигал не только христианство, считающееся выше всех вероучений; я штудировал Коран, веды, Заратустру и Конфуция. Эти учения, однако, не поколебали моей веры, как ранее это сделали труды наших «великих философов», которые еще и сейчас «украшают» мою библиотеку. Я их очень берегу, хотя в руки никогда не беру. Таким образом, моя детская вера подвергалась многим испытаниям; и она выдержала их все, оставшись нерушимой в моем сердце.
— Надеетесь оставаться ей верным и дальше?
— До самой смерти и после нее!
Тон, в котором он вел разговор, говорил о том, что эти мысли волнуют его очень глубоко и серьезно. Мне показалось, что знаменитый охотник в глубине души охотится… за истиной в высшем ее значении. Тут он протянул мне руку и предложил:
— Дайте мне вашу руку, сэр, и обещайте мне вашим вечным блаженством и памятью вашей старой бабушки, которая дорога вам поныне, отвечать мне так, как вы на самом деле думаете!
— Вот моя рука; я обещаю вам это. Излишне было при этом упоминание о моем вечном блаженстве и старой, любимой бабушке, которую я надеюсь когда-нибудь вновь увидеть.
— Скажите, есть… существует… есть ли Бог?
Он произнес эти несколько слов с большими интервалами, подчеркивая интонацией значение каждого. Да, это было для него очень важно, действительно важно. Он видимо, искренне боролся с собственными сомнениями, но еще не сумел достичь окончательной победы в этой борьбе.
— Да, — ответил я с той же интонацией.
— Вы верите, что увидите опять свою бабашку, и, значит, считаете, что есть жизнь после смерти?
— Да!
— Докажите!
— Я докажу вам, но прежде я предоставлю слово двум корифеям, компетенция которых вне всяких сомнений.
— Кто же они?
— Один очень, очень высокостоящий, а второй самый обыкновенный человек.
— Но кто же они?
— Сам Бог и я.
Он опустил голову и долго молчал.
— Вас что, как-то задело упоминание о высшем существе наряду с обычным смертным, который едет бок о бок с вами? — спросил я наконец, потому что он продолжал молчать.
— Нет, я понимаю, почему вы так сказали. Значит, Бог есть?
— Да. И он говорит нам: кто держит глаза и уши свои открытыми, тот поймет то, что
