Наступление - Александр Афанасьев

Надо было заканчивать войну, и сейчас рассматривались разные варианты. Но в отличие от предыдущего Советского правительства все отчетливо понимали одну прописную истину: самый быстрый и надежный способ закончить войну — это потерпеть в ней поражение. Просто уйти оттуда, отдать все на откуп американцам и пакистанцам, заодно и Китаю, настроенному против СССР крайне агрессивно. Пусть в Пакистане будет создано государство исламского фашизма, пусть будет захвачен дружественный нам Афганистан, политый кровью советских воинов, пусть весь регион превратится в рассадник агрессивной исламской заразы. Пусть Индия увидит, что СССР не может ничего сделать и начнет искать других друзей, пусть Турция увидит и вспомнит про Великую Османскую империю, пусть видит весь Ближний Восток. Пусть тайными тропами через границу в СССР везут наркотики, травя этим ядом пацанов, пусть идут проповедники, чтобы разжигать тлеющие угли междоусобицы. Пусть нам потом придется отбивать врагов от Амударьи, а если не поумнеем — так и от Волги, пусть! Зато мы выполним свои международные обязательства будем чистенькими и закончим всем надоевшую войну, войну нового времени, так и не научившись в ней побеждать.

А раз не научимся — будет и другая война, и третья.

Так, твою мать!

Нет, товарищи, и господа, если кто считает себя таковыми. Не все так просто. Варианты могут быть самыми разными, и руки у СССР — пока что развязаны. Никто с нами не смеет говорить языком угроз. И никто не смеет нарушать достигнутые договоренности. Прошедший год "национального примирения" показал — кто есть кто, ху из ху. Если кто не хочет по-хорошему — тот получит по-плохому, вот и все. Хост — это только первая ласточка, уже немало озадачившая тех, кто играет по ту сторону. Дальше будут еще.

Информация о пакистанской ядерной угрозе требовала проверки, по данным разведки Пакистан не смог наработать сто двадцать килограммов обогащенного урана, а именно столько нужно — с учетом неизбежных потерь — для наличия хотя бы минимальных ядерных сил. Одна бомба на испытания и две — в закрома. В Пакистане было недостаточно мощностей для обогащения урана в принципе, не было ни центрифуг, ни месторождений, ничего. Обогащенный уран, из которого предположительно сделали бомбу, мог поступить либо из Китая, либо из ЮАР, наличие у Пакистана ядерных зарядов кардинально корректировало план Камнепад. Но для того, чтобы принимать решения — надо было подобраться к атомному центру и снять характеристики испытательного взрыва, установив аппаратуру с высокой точностью фиксирующие колебания земли, а так же приборы, фиксирующие электромагнитную вспышку, неизбежную при подрыве устройства. Только так можно было понять, что подорвали, атомную бомбу или несколько вагонов тротила, и если атомную бомбу — то какой мощности.

Всю ночь двое офицеров шли по горам, молча, спокойно, так, как могут ходить только местные. Если на это посмотреть со стороны — то кажется, человек издевается, можно идти и вдвое быстрее. Но это только так кажется, идя вдвое быстрее ты свалишься с ног максимум через пару часов, а вот так как ходят местные — можно идти много дней, преодолевая километр за километром узкой, нетореной, почти невидимой тропы. Несколько раз они наталкивались на кого-то… здесь у каждого племени были счеты друг с другом, правительство этим умело пользовалось, место подрыва могли охранять малиши из других племен… они же ничего не знают про радиацию, полезут в самую атомную топку, и ничего не поймут, пока не начнут умирать. Ни одного человека они не убили — подготовка двух советских офицеров спецназа, усовершенствованная несколькими месяцами пребывания среди моджахедов давала о себе знать. Обоих они почувствовали — именно почувствовали, прежде чем те почувствовали и — обошли. Сказывалось то, что у местных племен не было собак, собаку так просто не обойти.

Под утро они поняли, что дальше идти нельзя — тут было уже армейское оцепление, считалось, что если накрыться маскировочной сетью, то будет незаметно, они же заметили сразу, в горах надо уметь прятаться. Выбрав место — там было что-то вроде ложбины, как будто огромный камень упал с неба, пропахав ее, а может так оно и было — они поползли туда, медленно и спокойно, как змеи, накрывшись пуштунскими, ткаными из грубой шерсти одеялами, с которыми по маскирующим свойствам именно в этих горах не мог сравниться ни один маскхалат. На полпути им пришлось остановиться, затаиться — вертолет, легкокрылая французская стрекоза Алуэтт неспешно летела над склоном, пулеметчик, оставив пока в покое грозное оружие, высунулся, чуть ли не по пояс, ища малейшие признаки присутствия посторонних, чужих на склонах. Что русские, что американцы уже были бы обнаружены — но они были не русскими, не американцами, после школы в масудовском лагере, школы старых контрабандистов, издревле доставляющий товар через Пандшер, они были пуштунами-лазутчиками способными обмануть и вертолет и востроглазого наблюдателя-пулеметчика на нем.

Вертолет улетел, но они лежали под одеялами и ждали еще долго, больше часа, в горах торопится только тот, кто не желает дожить до следующего утра.

Расселина встретила их змеей, недовольно зашипевшей, непонятно как тут оказавшейся — и мгновенно убитой чем-то вроде копья на толстой, но легкой зачерненной палке. Тот, кто сделал это — подтянул обезглавленное, еще дергающееся тело змеи к себе, запрокинул в рот, ловя последние капли живительной черной крови — а расселине это уже можно было сделать.

— Помнишь? — шепнули на ухо.

Еще бы… Это тогда они сдуру пошли "на большой караван", и тогда так же змеюку уработал Гусь. Или Балу? Нет, точно Гусь. Он так же пил ее кровь, а потом они пошли дальше, забили караван и… хапнули неприятностей расхлебывать которые приходилось до сих пор. А может, это были и не неприятности… как судить. Но все равно историю со змеюкой помнили оба… интересно, где тот же самый Гусь? Дембельнулся? Или все же остался… может и вовсе где то рядом, информация о бойцах спецназа является государственной тайной, узнать о том, где сейчас твой сослуживец можно лишь встретившись с ним… и то если расскажет и не солжет.

— Здесь.

Здесь так здесь.

Развернули оборудование, самая большая проблема была со штырем, его полагалось вогнать в землю, а он хоть и титановый, да и земля тут каменная. И как прикажете это сделать, это ученым кажется, что все так просто — пару раз сверху ударил и все. А если ты на склоне, а на склон смотрит снайпер, пытаясь засечь любое резкое движение, чтобы нанести свой смертельный удар.

Додумались — сначала выкопали что-то типа ямы, не такой и большой, а рук до крови стерли, только потом, уже в дно ямы начали вбивать штырь. Хоть и титановый, заостренный — а все равно ушел на это час, не меньше. Н вбили. Потом, подключив провода, установили аппаратуру в режим записи, накрыли все это еще одним одеялом и замерли.

Им предстояло так лежать больше суток. На холоде, обернувшись одеялом — но все равно пробирает до костей, неподвижность и холод, хотя сейчас всего то градусов пять тепла, для Пакистана это холодно — но все равно неподвижность и холодные, выстуженные ветром камни, дают о себе знать. Для того, чтобы не замерзнуть — делаешь статическую гимнастику, поочередно напрягая и расслабляя мышцы. Но это помогает несильно. Ни про какой костер речи быть не может, если совсем прижмет, можно сжевать сухого спирта — но это самый крайний случай. Два человека неподвижно лежали на холодном склоне пакистанских гор, и небо над ними было такого же цвета, как одеяла, которыми они укрывались.

Только вечером, когда стемнело — они начали шевелиться. Съели по две плитки белковой массы — все, что нужно человеческому организму, ударная доза белка, витамины, сахар. Потом проверили аппаратуру — на ничего не показывала. Примерная дата испытания была неизвестна, не исключено, что им придется сидеть тут несколько дней.

Огня разжечь — никто и не подумал.

Внезапно Скворцов прижал палец к губам, оба замерли.

Движение…

Они не увидели его, да и не могли видеть — никто не рискнул бы наблюдать, высунувшись за край расселины, срисуют сразу. Но движение они почувствовали… нужно быть своим, чтобы выделить из привычного звукового фона гор те самые звуки, звуки крадущегося человека, услышать его дыхание, почувствовать его сердцебиение, услышать звук стронутого камня. Когда Скворцов еще служил в Джелалабаде, он немало удивлялся рассказам старших о том, что к опытным духам, не наемникам и бандитам, а настоящим пуштунам-охотникам невозможно подкрасться незаметно, они тебя чуют, даже 6если не видят.

Находясь у Масуда — он понял, что это и в самом деле так. Надо чувствовать, а не видеть — тогда опередишь врага.

С одним ножом, оставив винтовку, Старшой скользнул во мрак.