Валигура - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Якса так рассчитал путешествие, чтобы прибыть в город ночью, насколько возможно, более незаметно. Как хотел, так и вышло; постояв час на ночлеге, в сумерках он скользнул за вал и ворота, направляясь прямо в дом отца.
Там его вовсе не ожидали, удивление было великое. Поскольку Якса, когда отправлялся, был так уверен, что вернётся не скоро, что даже своих собак и ненужные вещи людям раздарил. Комнаты, в которых он жил, были уже заняты челядью и капелланами.
Воеводу из деревни ожидали только на следующий день.
Яшко тем временем отдыхал.
Лежащего в полусне, его разбудил вернувшийся отец, который, узнав о сыне, как был в дороге, не снимая кожуха, вбежал к нему, резко расспрашивая его, почему и откуда вернулся так скоро.
– Сначала я должен сказать то, чего хватит за всё другое, – сказал Якса.
Тут он приблизился у уху отца.
– Святополк меня назад к вам отправил.
Старик вдруг успокоился, а так как у двери стоял его двор, он оборвал разговор и, оглянувшись, сказал только:
– Придёшь ко мне в скором времени, людей отправлю.
Прикажу позвать тебя, когда захочу поговорить.
Возвратившись, он попал в добрый час.
Марек Воевода именно в этот день или, скорее, в эту ночь, сам, объезжая своих родственников, созвал их на совещание в Краков. Какая-то военная демонстрация служила прикрытием.
Действительно, могущественный род, чувствующий в себе силу, всё больше тревожился преобладанием Одроважей, которые имели во главе благочестивого епископа Иво. Тот так стоял при Лешеке, что им к нему запрещал доступ.
Одроважи, хотя сильные, ни числом, ни богатством, ни людской хитростью не могли сравниться с Яксами. Епископ Иво больше работал для костёла, чем для семьи, больше заботился о распространении веры, чем о бренной силе. Самых способных племянников своих он отдал Доминику на апостолов ордена. Яксам было неприятно стоять на обочине и ждать, когда их сможет поддержать Святополк, такой уже сильный.
Сразу за воеводой потянулись родственники: племянники, двоюродные братья и те, что только с Яксами держались и к ним льнули, все, что власти Лешека не хотели иметь над собой.
Почти незаметно около двадцати человек средних лет и старше, специально скромно одетых, въехали в усадьбу. В них нелегко было узнать жупанов, могущественных комесов и значительных урядников. Комната для совещания была выбрана маленькая, со стороны садов, где их ни свет не мог выдать, ни чужой подслушать. Воевода, войдя к собравшимся, шепнул им, что Яшко только что вернулся с посольством от Святополка. Поэтому его нетерпеливо ждали, гадая, с чем его могли прислать. Послали за ним.
В своей семье Яшко, которого отец любил достаточно, уважения не имел. Одроважи обвиняли его, что он очернил их неосторожным поступком и совершённым безумно. Ему не особенно верили… Когда вошёл, он нашёл также холодный приём, неспокойные взгляды, молчащие уста. Двое племянников воеводы, сидящих за столом, едва его приветствовали кивком.
Молодые также смотрели с неприязнью.
Яшко это чувствовал, должен был, поэтому, навёрстывать гордостью и делать себя важным, раз его таким не считали.
Он начал рассказывать о своей экспедиции, раскрашивая по-своему, как и что слышал и видел во Вроцлаве, что у Конрада.
– Конрад, – сказал он, – со Святополком знакомы, но брату на брата выступить не годится. Будет стоять и ждать, пальцем для него не пошевелит.
Старцы с сомнением покивали головами.
Только тогда Яшко им признался, что Святополк тайно ездил в Плоцк, и как он ему к Плвачу в Устье сопутствовал.
С большой заинтересованностью начали расспрашивать об Одониче, потому что тот уже как брат был со Святополком и был ему родственником и своим.
– Но с чем же он тебя к нам отправил? – спросил воевода.
Яшко слегка задумался, как сказать.
– Святополк, – сказал он, – войны не хочет, обойдётся без неё, а неприятеля уничтожит. Лешек также нескор до военных действий и предпочитает мир и духовных примирителей. Нужно уговоривать пана на мировой съезд, и чтобы место назначил недалеко от поморской границы – а оттуда они целыми не выйдут.
От так резко высказанного плана Святополка все замолчали, поглядывая одни на других. Сам воевода неохотно принял этот план.
– Много бы мы стоили! – сказал он. – Зачем нам пятнать себя кровью, когда его можно выгнать, а на его место посадить Одонича… Сам охотно уйдёт, так же как уступил Тонконогому, лишь бы преимущество видел.
– Съезд! – сказал двоюродный брат Адашко. – Хо! Хо!
Без духовных лиц он не обойдётся, а, как они съедутся, устроят примирение. Что? На них с оружием напасть? А тогда нас проклянут и разгонят, так что, как те, что держались с Щедрым, все должны будем пойти в изгнание! Святополку, что сидит за светом, припёртый к морю, это кажется лёгким.
– Что же мы будем рассуждать? – пробормотал Яшко. – Святополк всё на себя возьмёт. Не удастся ему, мы целыми останемся…
– Он может пасть! – сказал воевода. – А без него и мы будем слабыми.
Изо всех углов раздавались противоречивые советы. Яшко, сидя на лавке, молчал, только когда его о Святополке начали спрашивать, он стал его прославлять.
– Он настоящий рыцарь и муж великой силы, – сказал он, – говорит мало, но бесстрашный, и знает, чего хочет, а что хочет, то сумеет. Нам с ним и за ним идти, или сдаться и погибнуть. Я видел его на дворе Конрада, где о нём практически живая душа не знала, и у Одонича, и в пути… Я смотрел, случайно оказавшись в лагере, на Тонконогого, который пошёл осаждать Устье, все они при нём, не исключая Генриха, слабые. Один Конрад, может, сранился бы с ним, но с тем они идут вместе.
Постепенно к этой мысли съезда, поначалу принятой неохотно, начали привыкать. Яксам перепадало самое лёгкое: склонить к миру и перемирию. С этим им было безопасней.
Только кровавое пятно, которое за тем съездом было видно, оттолкнуло многих.
– Крови не нужно, пойдёт Лешек в Сандомир, на родину, и с сестрой сядет в монастыре. Большего не может желать, – говорил один. – Если захотят его умертвить, будет большая резня, а кто в ней погибнет, один Бог знает.
Решили послать к Святополку, но между тем сеять замысел о съезде, дабы постепенно всходил. Воля Святополка имела больше веса, чем иные советы.
Поздно ночью они разошлись…
Назавтра уже в городе тот и этот знал, что Яшко вернулся с охоты в Силезии. Сам отец говорил о том, жалуясь, что его несправедливо
