Валигура - Юзеф Игнаций Крашевский

Наконец он почувствовал в пальцах прикосновение холодного железа и взял его. Онемелые руки с трудом двигались… но воля, усиленная для свершения чудес, вернула ему силу. Мшщуй постепенно начал разрезать ближайшую из верёвок.

После долгой работы верёвка лопнула и часть узлов стягивать перестала, он почувствовал, что руки более свободны.

Валигура поднялся, рванул верёвки и порвал их на куски.

Ещё мгновение и нож перерезал верёвки на ногах. Желая целиком подняться, он только почувствовал, что долгое стеснение лишило свободы движений. Ему нужно было вытянуть суставы, разогнуть кости, в которых чувствовал сильную боль. Но что значит боль, когда рассветает надежда свободы?

Валигура поднялся, отряхнулся как медведь, чувствовал, что восстановил былую силу. Была ночь – он мог быть свободным. Ему казалось, что уже свободен. Осторожно потащился к окну, помещённому высоко в стене. Теперь для него не было опасности, всё казалось возможным. Дотянуться до окна было пустяком, он схватился за камни, опоясывающие его, и поднялся к нему. Железная решётка была глубоко ваставлена в стену.

Придерживаясь одной рукой, другой Валигура схватил за середину решётки, начал пробовать её и почувствовал, что она двигалась. Один камень упал ему на грудь и покатился на пол.

Раз и другой Мшщуй раскачивал железные прутья, которые погнулись, и часть их вылезла из стены. Схватив её, как зуб из челюсти, он достал решётку. Окно было выщербленное… открытое… Оно было достаточно широкое, чтобы через него можно было куда-нибудь выбраться.

Среди этих нечеловеческих усилий Мшщуй, вместо того чтобы почувствовать себя ослабевшим, набирался той гигантской силы, какую некогда имел. К нему возвращалась надежда.

Не выпуская из руки железную решётку, которая могла служить в качестве оружия для защиты, Валигура вылез в окно, провалился за него и, хватаясь за стену, камни которой двигались под его руками, весь выбрался из тюрьмы…

Окно было расположено над самой землёй, он коснулся её ногами и вздохнул полной грудью. Огляделся вокруг. На фоне тёмной ночи отовсюду торчали ещё более тёмные стены… но людей и стражи не было. Двор, в котором он оказался, закрытый, пустой, заваленный щебнем и мусором, не имел выхода, или ночь его заметить не позволяла. Поэтому он пошёл, ощупывая руками стену, ища дверцу…

Стена из полевого камня поднималась высоко, он мог только, вынужденный, взобраться на верхушку. Никакие ворота для него не были страшны, он был уверен, что теперь их разобьёт и выломает.

Начиная с первой части стены, он шёл, задыхаясь и изучая окровавленными руками стену… Чуть крик не вырвался из его груди, когда под пальцами почувствовал дверь. Её не было необходимости ломать, потому что заслонка закрывала её изнутри. Он должен был только поднять её и отбросить, чтобы оказаться за стенами… может, уже на свободе!

С поспешностью преодолел он это последнее препятствие. За воротами вал круто спадал в замковый ров, в который спустился Валигура. В нём по колена стояла гнилая вода, дальше уже тянулись болото и луга. Ночь не позволяла ничего видеть, кроме того, что под ногами. Среди великой тишины, прерываемой вдалеке криком городской сторожи, чуткое ухо Валигуры уловило ржание коней.

Не могли они пастись на сухом уже и безтравном лугу… но кто-то, может, стоял лагерем под стенами, прибыв к закрытию ворот.

Валигура пошёл, прислушиваясь и осматриваясь. Его глаза освоились с темнотой, старый инстинкт человека, что полвека провёл в полях и лесах, возвращался, укреплённый проницательностью. Вдалеке уже чернела кучка лошадей, привязанная к повозкам. В них спали люди.

Приближаясь, Мшщуй не спешил с похищением этой лёгкой добычи, старался определить, какой из этих коней понесёт его лучше и не даст другим обогнать себя.

Но в ночном выборе судьба и удача были решающими.

В то время, когда он подходил уже к повозкам, дошёл до него шум в замке… Люди бегали около стен и кричали… Открыли его побег…

Схватив за гриву первого с краю, Мшщуй вскочил ему на спину и канат, которым был привязан, порвал как нитку. Он не нуждался ни в уздечке, ни в поводьях, с давних времён он привык управлять пятернёй, сжав ногами диких коней.

Люди на повозках проснулись, когда Мшщуй уже мчался галопом один, не зная куда, лишь бы прочь, прочь как можно дальше от этого города. Добежать до леса было спасением…

Вдалеке блестел уж свет у стен и открытой дверки, откликались рожки, издалека слышен был топот… Мшщуй гнал запыхавшегося коня в леса!

Том III

I

На следующее утро встал Яшко в блаженной надежде дождаться суда над Одроважем и приговора, а потом отвезти известие об этом событии в Краков. Ему казалось, что само Провидение мстит врагу рода за то, что обидел Яксов.

Был это как бы знак с неба для него, что теперь преимущество ненавистного племени поколеблется, а Яксы пойдут в гору. Один из них всё-таки уже захватил себе княжество и не хотел над собой признавать главенство!

Сулента, который, как старец, спал мало, проснулся также рано, и когда Яшко собирался выходить, поздоровался с ним у двери.

– Что так, ваша милость, спешите в город? – спросил он. – У Святого Винсента ещё месса будет, потому что на первую не звонили.

– А я не в костёл, но в замок должен идти, – воскликнул Якса. – Вы знаете, что должны судить и обезглавить старого разбойника Одроважа. Мне надобно туда попасть, дабы на это зрелище посмотреть.

Сулента взглянул на него исподлобья, пробормотал что-то и выпустил его, не вступая в дальнейший разговор. От дома до замка было недалеко, а в городе Яшко сразу заметил какое-то движение и необычное оживление.

Он подумал, что день, должно быть, был ярмарочный, потому что в такое время в городе все бегали по рынку, опережая торговцев, чтобы с воза дешевле достать всё жизненно важное. Перекупщики же заступали дорогу едущим на ярмарку, выкупали у них всё и поднимали цену. Каждый такой день торга приводил в движение мещан и был до полудня как бы святочным, потому что все сосредотачивались около телег.

Там, однако, телег и торговли никакой видно не было, обычные лавки и скамьи были расставлены, как в будние дни. Люди, однако, собирались, группами, останавливались, что-то друг другу рассказывали и глядели в сторону замка, из которого выезжали в разные стороны конные отряды, а другие в него возвращались.

Крики, вопросы, лихорадочную заинтересованность всех каким-то чрезвычайным случаем Якса приписывал суду, который должен был состояться в этот день,