Жизнь чудовищ (сборник) - Дмитрий Колодан

Я киваю.

Скоро День крови. Будет праздник. Будет карнавал. Люди, похожие на белых цапель, выйдут на улицы. Люди, гниющие в офисах, получат выходной и тоже выйдут. Они будут веселиться.

Мы с Сеси часто говорим об этом. Иногда мы не идем в бар, а остаемся у нее дома и подолгу лежим голыми на смятых сырых простынях. Сеси ждет этого праздника, как я в детстве ждал Рождества. Она не одна. Все, кто работают в моем офисе, тоже ждут. Похоже, они думают, что после Дня крови все будет по-другому.

По утрам включаю яркий свет в ванной и ищу свою тень. Тень на месте, насмешливо извивается за спиной. Я успокаиваюсь, но следующим утром опять осторожно оглядываюсь.

Каждое утро я ищу свою тень, а потом подолгу моюсь. Мне не нравится мой запах. Он появился недавно, запах плесени и сладковатой гнили. Я драю тело мочалкой, изводя мыло кусками, и поливаюсь одеколоном. Но как только прихожу в офис, запах появляется снова.

Мне снится, что я валяюсь в грязной канаве рядом с офисом. Во сне я уверен, что в этом намного больше смысла, чем сидеть за рабочим столом. Плещусь в тухлой воде, раздирая костюм о ржавые консервные банки. Пока сплю, это кажется забавным.

Когда просыпаюсь, мне становится страшно. Я не хочу становиться другим.

Кажется, моя работа не так уж важна. Мысль, что из-за праздника я потеряю целый рабочий день, не пугает меня. Я двигаю пачки и слышу шум порта. Корабли уходят без нас. Их моторы работают без нас, и трюмы наполняются бананами без нас. Их сирены кричат сами по себе. Запах гниющих фруктов окутывает трубы, и бьется о причал красноватая вода.

Иногда вместо обеда я беру такси и еду на мост. Подолгу смотрю на мутную Гуа, на ее ленивую рябь. Думаю о тех, кто ушел из нашего офиса и из многих других. Мне это не грозит. Я контролирую себя, у меня не бывает ни истерик, ни мыслей о самоубийстве, и сердце крепкое. А сны – что же, не удивительно, что в такие жаркие ночи мне снится вода.

Я не исчезну так, как другие. Я здесь чужой, и этот город не сможет меня сожрать.

Езжу к мосту все чаще. Гуа завораживает меня. Я жалею, что в ней нельзя купаться. Плавать в тростниках, нырять к илистому дну и всплывать под самым мостом, рассматривать его снизу. Река слишком грязная, чтобы купаться, но мне нравится смотреть на нее, с каждым разом я стою на мосту все дольше. Перерыв длится всего час, иногда опаздываю, но это не так уж и важно.

Хайме умер, потому что увидел смеющегося. Я понял это тогда, в такси. Но я сильней. Лучше буду смеяться сам. Мы двигаем пачки денег, и это очень важно, но корабли уходят без нас. Мы им не нужны. Теперь я понимаю, что это смешно. Хайме узнал об этом перед самой смертью. А Родриго понял сам. Это не важно. Теперь они оба выскакивают на дорогу из канавы рядом с офисом и хохочут. Их видела секретарша шефа. Растрепала всей конторе, болтливая баба.

Сеси целые ночи сидит в баре и пьет васку, но что она делает вечером, когда я и мои коллеги разъезжаемся по домам? Ее одежда пахнет плесенью и перезрелыми бананами сильнее, чем раньше. Рядом с ней я могу думать, что запах идет только от нее.

День крови наступил. Нас много, мы идем по улицам огромными толпами. Нас влечет Гуа, главное развлечение будет на мосту. Я держу Сеси за руку, ее большая мягкая ладонь вспотела, от волос пахнет сыростью. В темноте дрожат электрические огни, много огней. Кто-то обливает нас водой. Нам весело. Я купил джин, и мы по очереди отхлебываем прямо из горлышка. Из темноты выплывает трясущееся лицо шефа, и я протягиваю ему бутылку. В толпе раздается крик, мы веселимся вовсю. Босс обнимает Сеси, и они падают в мусорную кучу на обочине. Я иду дальше один.

Сеси скоро догоняет меня. Ее платье порвано, а ладони влажнее, чем обычно. Теперь мы пьем васку, и толпа становится все тесней. Сегодня праздник.

Идущий впереди клерк бьет по голове худого человека, похожего на цаплю. Толпа хохочет. Я целую какую-то красотку. Кусаю ее губы и впиваюсь пальцами в нежную, смуглую, мокрую от пота шею. Ловлю взглядом лицо Сеси. Она улыбается.

Отшвыриваю девчонку и снова беру Сеси за руку. Теперь мои ладони такие же влажные и скользкие, как у нее.

Смеющиеся среди нас. Они втекают в толпу и растворяются в ней. Они такие же, как мы. Я обнимаю Родриго, когда он выползает из канавы рядом с нами. Спрашиваю – помнишь, ты кричал, что здесь жарко как в аду? Мы хохочем, вспоминая, и по нашим лицам прыгают электрические огни. «Не напивайся, – отвечает он, – тебе завтра делать важную работу, вам всем завтра делать важную работу, двигать толстые пачки бумажек». Мы хохочем еще громче.

Крики, вырывающиеся из гула и смеха толпы, становятся все чаще и пронзительнее. К нам подходит Хайме, держась за студенистый живот, качаясь и взвизгивая от смеха. Я беру недопитую бутылку за горлышко и бью по лицу какого-то толстяка в дорогом костюме. Васка, смешиваясь с кровью, заливает его рубашку. Парочка занимается любовью прямо у стеклянной двери офисной многоэтажки. Я подхожу сзади и вонзаю остатки разбитой бутылки в спину мужчины. Иду дальше, а Хайме остается с девчонкой, которой уже все равно. Ей весело. Хайме швыряет ее на асфальт, и она вцепляется ногтями в его глаза, задыхаясь от смеха.

Сеси и Родриго ушли вперед, а может, нырнули в сырую подворотню. Это не важно. От моста доносятся сухие щелчки выстрелов – единственное, что здесь есть сухое. Толстуха в кричащем платье тычет меня в бок кухонным ножом. «Я готовила мужу мясо с рисом, – говорит она, улыбаясь. – Каждый день резала мясо этим ножом. Мой муж был большим начальником. Он ушел». Повесился из-за проблем на работе, но она до сих пор его любит. Я киваю ей и машу вслед рукой, когда толстуха бросается к мусорному контейнеру, полному резаной бумаги. Она бежит, неуклюже переваливаясь, к смеющемуся, вылезшему оттуда. Она громко кричит про свое сердце и любовь, а в руке крепко зажат нож.

Я уже на мосту. Спотыкаюсь о чье-то тело, падаю. Очень болит бок, там, где его порезала толстуха. Кто-то пинает меня, поднимаю голову и вижу смеющиеся глаза Сеси. Она снова бьет меня, ногой в лицо, но мне под руку подворачивается пистолет, и я стреляю в ее распяленный в улыбке рот, а потом толпа сминает нас. Перед глазами колышется ядовитая вода, и я понимаю, что люблю Сеси, люблю этот город. Я больше не чужой здесь. Чей-то тяжелый ботинок наступает мне на грудь, и сердце разрывается от любви.

Все закончилось. Некоторые из нас застряли в тростниках, а некоторые – доплыли до самого порта и бьются о корабли, просятся на борт. Галстуки плавают в красной воде, как водоросли. Когда-то белые рубашки стали розовыми и покрыты пятнами ила. Мы качаемся в мутных волнах рядом – те, кто целыми ночами пил васку, и те, кто сидел в офисах, зная, что делает важную работу. Между нами нет разницы. Все похожи друг на друга и на белых цапель, кормящихся на рисовых полях вокруг города. Мы бьемся о борта кораблей и пугаем матросов. Нам смешно.