Вишневые воры - Сарей Уокер

яхта? – Жених Флоренс работал в банке и всегда был бледным, как тесто, ожидающее раскатки. Он совсем не походил на человека, мечтающего проводить время на открытом воздухе.

Она снова пожала плечами.

– Что на ужин?

Я была в некотором недоумении, поэтому ответила не сразу. Меня сбил с толку ее рассказ о проведенном дне, но она в кои-то веки была в хорошем настроении, и мне не хотелось снова видеть ее удрученной.

– Сейчас что-нибудь найдем, – сказала я, открывая рефрижератор. Мне нужно было действовать осторожно. В отсутствие каких-либо кулинарных навыков я приготовила нам поднос с остатками еды, оставленной миссис О’Коннор: жареная лососина, салат, хлеб с маслом и виноградное желе на десерт. Мы отнесли поднос в библиотеку, где стоял телевизор, и провели прекрасный вечер вместе, начав его с просмотра «Новобрачных» и закончив «Дымком из ствола».

4

Всю следующую неделю Зили провела вместе с Флоренс. Возвращаясь домой из колледжа, я больше не находила ее уныло киснущей дома. Теперь она возвращалась позже меня, влетала в нашу комнату и рассказывала о том, как прошел день, – каким-то образом ее рассказы всегда были связаны с Флоренс и ее свадьбой: то она помогала Флоренс составлять список гостей, то ездила с ней на поиски подходящего зала. Каждый день они уезжали по свадебный делам: казалось, что Флоренс выходит замуж не за Эдвина, а за Зили. И хотя я радовалась, что она избавилась от морока, поглотившего ее после выпуска из школы, все же ее поведение казалось мне странным. Лишь несколько недель назад весть о помолвке Флоренс погрузила ее в депрессию, а теперь она вдруг практически жила этим событием и даже больше того – необыкновенно этим наслаждалась.

В тот уик-энд отец собирался в Бостон по делам, у миссис О’Коннор были выходные до понедельника, а Доуви отправилась в Бруклин повидать кузину, что означало, что мы с Зили будем дома одни. Я предвкушала грядущие выходные; к маме ехать было не нужно, и я сказала Зили, что в субботу мы можем провести время вместе. Она выглядела заинтересованной, но, когда я проснулась утром, ее уже не было. На столе я нашла записку:

Мы с Флоренс и Эдвином уехали кататься на яхте. Пожалуйста, не обижайся!

Вернусь поздно, не жди меня.

С любовью, З.

Она ничего не говорила о яхте, хотя было очевидно, что уже знала, что поедет с Флоренс и Эдвином. Я никак не могла понять, почему она мне ничего не сказала заранее и зачем ей было скрытничать. Отец и правда не хотел, чтобы мы часто уходили из дома, но Флоренс была исключением – Зили могла проводить у Хелландов столько времени, сколько пожелает.

Я была сбита с толку и растеряна, но в конце концов решила не портить себе день. Все утро я просматривала газетные объявления о недвижимости, слушая пластинку Билли Холидея «Леди поет блюз», которую Зили подарила мне на Рождество. В воскресных газетах было больше всего объявлений, в том числе из самых отдаленных мест, так что я довольно долго вырезала выставленные на продажу дома, больше всего заинтересовавшись бунгало на побережье у Сан-Диего.

«Нью-Йорк таймс» я приберегла напоследок. Разделавшись с объявлениями, среди которых даже были дома в Европе (хотя перспектива переехать туда была призрачной даже в моих фантазиях), я быстро просмотрела остальные страницы, задерживаясь на интересных новостях. Мой взгляд упал на объявления о свадьбах – обычно я их пролистывала, избегая взглядов этих черно-белых невест, похожих на космических роботов, – я никогда не скрывала, что свадьбы наводили на меня ужас, – но, когда я собиралась перевернуть страницу, в правом верхнем углу я заметила знакомое лицо, фотографию невесты с подписью: миссис Клайд Х. Бэссетт.

Я поняла, кто это, еще до того, как прочитала заголовок:

Мисс В. А. Крим вышла замуж за Клайда Бэссетта

Совсем недавно я вспоминала Веронику, и вот, пожалуйста, снова она. Новость о ее замужестве стала ударом для меня. Я откинулась на стуле, словно девушка, узнавшая о женитьбе своего бывшего кавалера, – довольно глупо на самом деле. С Вероникой я не общалась, так что, казалось бы, с чего мне расстраиваться, и все же я расстроилась. Я вспомнила, как она убивалась, когда умерла Дафни, – это ее горе я воспринимала как свидетельство настоящей любви к моей сестре. И вот Вероника обменялась кольцами с мужчиной.

Я вновь раскрыла газету, не в силах удержаться от соблазна прочесть о том, что за мужчину она выбрала, потрясенная тем, что она вообще выбрала мужчину. Я понимала, что у Вероники с Дафни были запретные отношения, но раньше я никогда не думала о том, что большинство женщин с предпочтениями Вероники в конечном итоге – по крайней мере, в то время – все же выходили замуж. Оказалось, что Вероника готова прятаться под маской.

Венчание состоялось днем раньше в церкви в Гринвиче, после чего в отеле «Крим» был устроен прием. В заметке сообщалось, что на Веронике было шелковое платье цвета слоновой кости с кружевом шантильи, портретным декольте и пышной юбкой; она шла к алтарю, держа в руках небольшой молитвенник и букет ландышей. Помимо описания платья, о самой Веронике больше почти ничего не было, хотя объявление пестрело подробностями о ее отце, свекре и муже. Читать все это было очень грустно, особенно последний параграф:

После поездки в Лондон и Париж доктор и миссис Бэссетт поселятся в Уотербери, Коннектикут, где доктор Бэссетт ведет частную дерматологическую практику.

Я поразмышляла над тем, не вырезать ли мне эту заметку, чтобы сохранить на память фотографию Вероники, но решила, что для меня будет лучше, если я поскорее забуду о ней. Та Вероника, которая была в моих фантазиях, скоро станет домохозяйкой и будет жить в большом колониальном доме. Мне казалось, что такие богини, как она, не созданы для глажки белья, мытья полов и смены подгузников – было в этом что-то неправильное. Больше того, это казалось мне предательством – наверное, именно это и беспокоило меня в первую очередь. Я знала настоящую Веронику и помнила, как она вела себя с Дафни. Ее неожиданная новая жизнь вызвала в моих мыслях ассоциацию с Годзиллой, пробудившимся от воздействия ядерной радиации, – мы с Зили смотрели этот фильм год назад. Вероника Крим мутировала в женщину-монстра послевоенных лет: миссис Клайд Бэссетт. Я вырвала заметку из газеты, скомкала ее в шарик и выбросила в корзину. Моя бы воля, я бы еще и подожгла ее.

Успокоившись, я подошла к шкафу, отодвинула в сторону одежду и дотянулась до внутренней стенки. Там я нащупала тонкий бумажный пакет, стоявший вертикально. Я потянула за него и села на кровать, медленно доставая спрятанный внутри холст, на который я не смотрела несколько лет. «Белый ирис» – картина Дафни.

В старшей школе учитель показал нам рисунок, на котором, в зависимости от того, с какой стороны посмотреть, была изображена то ли молодая девушка, то ли пожилая женщина. «Белый ирис» обладал похожим эффектом: это был и цветок, в честь которого я была названа, и женское тело – образ Вероники. Но наложение этих образов – «Белого ириса» и Вероники, ставшей невестой, лишившейся своего имени, – сбивало меня с толку. Я никак не могла увязать их вместе.

Изгнав фотографию невесты из своих мыслей, я провела пальцами по белой краске, по нежно-розовому холсту. Я поставила картину на стол, прислонив к стене, и долго ее рассматривала. Мое тело было словно охвачено огнем. Такое случалось нечасто, и обычно я это игнорировала – внутренне закрывалась и словно застегивалась на все пуговицы. Я боялась, что иначе эта сила вырвется наружу и польется через край.

Но сейчас я поднялась и заперла дверь спальни, хотя дома, кроме меня, никого не было. Встав перед зеркалом, висевшим с внутренней стороны дверцы шкафа, я начала раздеваться. Я расстегнула блузку и отшвырнула ее в сторону, а потом позволила юбке мягко соскользнуть на пол. Обнажив одну грудь, затем вторую, я аккуратно сняла белье и потянула вниз трусики, чувствуя прикосновение атласа к коже, пока наконец не встала перед зеркалом