Рубин Рафаэля - Диана Хэгер

Рафаэль знал, что Агостино недоволен задержкой. Какое бы дружелюбие ни выказывал банкир, Рафаэль понимал, что для Киджи, равно как Биббиены, Его Святейшества и кардинала деи Медичи, он лишь создатель творений, которые должны возвеличить сих могущественных мужей и подарить им бессмертие. Сколько бы денег они ему ни платили, какие бы хвалебные песни ни пели, он все равно останется для них мастеровым, слугой, и только.

Холодок от осознания этой истины заставил его снова подумать о Маргарите. Он накладывал розовый тон на изящные скулы Психеи и тосковал о Маргарите. С тех пор как она появилась в его жизни, покровители Рафаэля заметно ожесточились. Особенно охладел к нему Агостино, да и все остальные весьма резко принимали любое известие о задержках, какие бы причины он ни приводил в свое оправдание. В их представлении всему виной было не обилие работы, а невоздержанность в плотских утехах и его женщина. Они называют ее простолюдинкой. Дочкой пекаря. Булочницей.

Охота выдалась долгой и утомительной. Папа Лев продрог и проголодался. Такого рода развлечения всегда выводили его из равновесия. Тем не менее Агостино, глядя, как понтифик подносит к устам, похожим на розовый бутон, серебряную вилку с кусочком форели в миндале, понял, что настало время для воплощения его замысла.

– Ну, сын мой, – улыбнулся Папа, продолжая жевать. – Рассказывай. Молился ли ты, исповедовался ли, готовясь к завтрашнему венчанию?

– Надеюсь, что мой дом так же готов к нему, как и я. Иначе у меня будет предостаточно свидетелей.

Папа обратил на него взгляд голубых выпученных глаз и теперь уже накинулся на пирожное, которое поглотил в два укуса.

– Что случилось с твоим прекрасным домом?

– Боюсь, что фреска с Амуром и Психеей окажется не так хороша, как мы рассчитывали. Представьте, Ваше Святейшество, в каком состоянии я оставил сегодня утром Франческу, когда она увидела, что роспись еще не готова!

– Все еще не готова? – сглотнул понтифик – Разве мастерская Рафаэля не работает над нею?

– Да, работает. Даже в эту самую минуту.

– И она все еще не готова?

– Ученики сделали все, что было в их силах, но Рафаэль пожелал написать лица собственноручно. Я только надеюсь, что фреска хотя бы высохнет к моменту снятия покрывала, иначе моя невеста сочтет себя опозоренной.

– Это же скандал, недостойный нашего Рафаэлло!

– Боюсь, Ваше Святейшество, вы правы. – Агостино скривился, будто одна эта мысль причиняла ему физическую боль. – Он совершенно потерял голову от своей любовницы, женщины настолько недалекой в силу низкого рождения, что она не способна понять важность его работы, особенно сроков ее выполнения.

– Так это все еще дочь пекаря?

– Так говорят, Ваше Святейшество. Похоже, он не способен обходиться без этой особы, которая довлеет над его жизнью, не позволяя ему сосредоточиться на работе.

– Да, он предлагал нам множество оправданий своего отсутствия на твоих обедах, сын мой.

Киджи наклонился к понтифику, стряхивавши крошки с белого парчового одеяния:

– Мне неприятно это говорить, Ваше Святейшество но кардинал Биббиена утверждает, что и выполнение его заказов тоже не продвигается. И я слышал, как вы сами говорили, что недовольны задержками в работе над собором Святого Петра. Похоже, мы все страдаем от перипетий личной жизни Рафаэля.

Лев резко нагнулся вперед и вскочил на ноги с такой неожиданной прытью, что плечом выбил поднос с любимыми пирожными из рук зазевавшегося слуги, который не успел вовремя отпрянуть.

– Это не может продолжаться! У нас есть заказы для него, которые он просто обязан выполнить! – взорвался Папа. От надсадного рева толстая шея под безволосым подбородком задрожала и пошла волнами.

– Возможно, если разрешить им сочетаться браком, она станет для него менее… привлекательной. С розы облетит весь цвет, так сказать.

– Об этом не может быть и речи! Нет и нет! Я никогда этого не позволю! Если Рафаэль таким образом пытается использовать проволочки в качестве средства давления на меня, он узнает, как жестоко заблуждался! – От крика крошки пирожного разлетелись вместе с брызгами слюны, выпачкав белоснежную рясу. – Эта девица совершенно не годится ему в жены и никогда не сгодится, как бы он ее ни наряжал и в каких бы видах ни писал! – Теперь Папа был откровенно зол. На его виске пульсировала жилка. – Более того, если я позволю подобный брак, то этим нанесу глубочайшее оскорбление бедному, уязвленному Бернардо. Сердце его племянницы, благослови, Господи, невинную душу, разбито из-за постыдного увлечения Рафаэля простолюдинкой! Ох! Я надеялся на то, что это увлечение пройдет само собой, но оно превратилось в нечто омерзительное! Было бы гораздо лучше, если бы эта женщина навсегда исчезла бы из его жизни!

Киджи подергал аккуратную бородку, будто его только что посетила интересная мысль.

– Есть способ исправить это обстоятельство и вернуть нам Рафаэля. Хотя способ этот может быть сочтен сомнительным и не совсем богоугодным.

Понтифик опустился в кресло, его крупное тело явно обессилело после непривычной вспышки активности.

– По-моему, тебе стоит предоставить мне решать, что есть дело богоугодное, а что – нет.

Киджи поклонился с уважительной улыбкой:

– Как пожелает Ваше Святейшество.

Завершалась осень, шел конец ноября. Деревья стонали от резкого ветра, срывавшего пожухлые листья. Холмы и перелески окрасились в золото, кармин и умбру. На разбросанных тут и там одуванчиковых полянах подсыхающие стебли гнулись под тяжестью мертвых соцветий, но покачивались, покорные дыханию холодов. Облака пуховыми перинами ползли по пронзительной лазури неба, когда Джулио и Елена возвращались с шумного торжища на Пьяцца Навона. Там, среди гама и толкотни, они могли спрятаться от любопытных глаз, которым невтерпеж было узнать, как проводят воскресное утро помощник Рафаэля и компаньонка его любовницы.

– Тебе хорошо у синьоры Луги? – как будто невзначай спросил Джулио.

– Она совсем не такая, как я ожидала, – ответила Елена.

– В том смысле, что она простая женщина?

– Нет, я об этом уже слышала. – Они остановились под старинной каменной аркой, которая защищала их от ветра. – Я бы даже сказала, что она совсем не так проста.

– Ну, в этом смысле ты немногим от нее отличаешься. Елена отвернулась, смущенная, но он снова повернул к себе лицом ее голову, мягко взяв ее за подбородок. Это был самый смелый жест, который он когда-либо позволял себе по отношению к женщинам. Джулио чувствовал, что его обычная неуверенность удваивается от переживаний.