Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ФУЛЬВИО ТЕСТИ
ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ ГЕРЦОГУ САВОЙСКОМУКарл, доблесть сердца твоего — порука:Пробьет свободы италийской час!Но медлит что? Что ждет оно? Для насДосуг твой и покой — страстная мука.
Да узрит мир твои победы ныне,Взвей знамена, зови отважных в строй!Тебе союзник — Небо, пред тобойСудьба склонилась — мужества рабыня.
Царица моря пусть покоит тело,Румянит щеки, мягкий локон вьет,Пусть Франк следит, как близкий бой идет,В застолье вечном позабыв про дело.
И пусть товарища на бранном полеТебе все нет и меч твой одинок,Пренебреги, о Государь, и в срок —Вся честь — тебе, ни с кем ты не был в доле.
Мейндерт Гоббема. Две мельницы.
Великого твоя душа взыскует,И, мощная, великих тягот — длань,Но трусу не дарит победы брань,И робкий — век в бесславии векует.
Дороги славы не благополучны,Путь почестей — обрывы, бурелом,Успех берется жертвой и трудом,Победа и опасность — неразлучны.
Кто, как не ты, собьет засов темницы:Давно тюрьма — для Гесперии дом,Ты узы разомкнешь своим мечом,Ее свобода — дар твоей десницы.
Карл, Гидра новая страшнее видомТой, древней, — если ты ее сразишь,Трехглавого Тирана победишь,—Я первый нареку тебя Алкидом.
Не отвергай сейчас мольбы и оды,До времени — о, долго ли терпеть! —Когда воздвигнем мраморы и медьТебе — восстановителю свободы.
ГРАФУ ДЖ.-Б. РОНКИ О ТОМ, ЧТО НЫНЕШНИЙ ВЕК РАЗВРАЩЕН ПРАЗДНОСТЬЮБыть может, у подножья АвентинаТы бродишь. В разноцветье диких травВеликолепия латинских славОстанков гордых пред тобой картина.
С презрением и скорбью ты взираешь:На месте храмов, царственных палат —Скрип плуга и мычанье нищих стад;И ты в сердечной глубине вздыхаешь.
Что славная сейчас во прахе древность —В том буйство злое времени вини;Другим пред ней повинны наши дни:В нас древним подражать угасла ревность.
Столпов и врат еще немало стройныхВеличат доблести старинных лет,И оглянись — между живыми нетВрат и столпов, воздвиженья достойных.
Италия, отваги неуклонныйДух — ленью сладострастною прельщен,И ты не видишь — разум твой пленен,—Что выродился в мирт — твой лавр исконный.
Прости мои слова. Но было ж время —В палестре ежедневной крепость рукТы тешила и гнуть могучий лукЛюбила и щитов и копий бремя.
А ныне? Ты выпытываешь средстваНе стариться — у верного стекла;В кичливые одежды заткалаВсе золото прапращуров наследства.
Благоухают перси ароматомБесценнейшим сабейских берегов;И плечи — словно в пене облаков,В голландском льне, воздушном и хрущатом.
В твоих застольях кубки золотыеХиосской влагой полны золотой;Смирят — надменную годами — в знойСтрую Фалерно волны ледяные.
Колхиды и Нумидии дичина —Спесь расточительных твоих пиров,И в туках духовитых свой уловТебе подносит дальняя пучина.
Иной была, когда на КапитолийТы земледельца консулом вела,Когда средь фасций Города делаВершил диктатор-пахарь властной волей.
Рукою, гладившей воловьи шеи,До света, медленных, спеша запречь,Твоя держава создана, и меч,Послушный ей, везде стяжал трофеи.
Одна преданья славы сохраняетМолва. И варварская мощь хулитЧесть стародавнюю могильных плитИ, дерзкая, тобою помыкает.
И если, Ронки, ввек неодолимаИталии дрема (хочу солгать!),Поверь, увидишь: станом станет рать —Фракийца, Перса ли — на стогнах Рима.
ТОММАЗО СТИЛЬЯНИ
ПРОСЬБА К ЦЫГАНКЕНе знает страха прямота твоя,Ты вещую освоила науку,Кому свиданье, а кому разлукуТы предрекаешь, правды не тая.
Владычице моей, ворожея,Скажи: «Вы обещали эту рукуТому, кто, не дождавшись, терпит муку,Рука не лжет, по ней читаю я».
Скажи, что бог неверную накажет,—И если верит госпожа в судьбу,То в милости сердечной не откажет.
Я похвалю тебя за ворожбуИ, зная, что язык тебе развяжет,Вознагражу с лихвой твою алчбу.
ПОДАРЕННЫЙ ЦВЕТОКВсе прелести земные заслоня,Прекрасное лицо предстало взоруВ окне высоком, юную АвроруНапоминая на балконе дня.
И вдруг она заметила меня —Не прятаться же мне, подобно вору! —И поспешила ускользнуть за штору,Зардевшись от любовного огня.
И уронила, как бы ненароком,Цветок к моим ногам, — каков расчет! —И, воодушевленный тем намеком,
Я новых жду, неведомых, щедротВ грядущем — и, надеюсь, недалеком,—Ведь должен из цветка родиться плод.
РЕВНОСТЬЛюбовь мою ревнуя,Не только всех кляну я,С кем говорит онаИ кем окружена:Меня и к тени зыбкой зависть гложет,Что рядом с нею можетБыть сколько хочет, вдоволь, целый день,Тогда как я не смеюНе расставаться с госпожой моею.
ЧИРО ДИ ПЕРС
КРАСАВИЦА С РЕБЕНКОМ НА РУКАХТы на руках у божества сидишь,Прелестная малютка, и, играя,То алых губ коснешься — розы мая,То грудь моей богини теребишь.
При этом жара ты не ощутишь,—Ни ада ты не ведаешь, ни рая,На лоне наслажденья пребывая.Как я тебе завидую, малыш!
Твоей счастливой, безмятежной доле,Неопытности детских чувств и рукЗавидую — завидую до боли.
И если волей рока нет вокругНесчастнее меня, в его же волеНесчастному помочь не слышать мук.
ЛИДИЯ, СТАРЕЯ, ХОЧЕТ ВЫГЛЯДЕТЬ МОЛОДОЙТы время не обманешь — не сумеешь,Лишь время тратишь. Ну зачем, скажи,Твои ланиты от румян свежи,Когда ты не свежеешь, а стареешь?
Ты над сердцами власти пе имеешь,Не то что прежде. Был бы смысл во лжи!Нет, Лидия, оружие сложи:Летучего врага не одолеешь.
Он празднует победу — торжествоНад красотой, не знающей охраны,Не знающей защиты от него.
На жирный слой белил кладя румяны,Ты, Лидия, добилась одного:Я исцелился от любовной раны.
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫЕще одно мгновенье истекло,В песчинках мелких — роковая сила:Она мой день на доли поделила,Все меньше в верхней склянке их число.
Песок течет сквозь узкое жерло,Вот склянка — колыбель, а вот — могила;Правдиво нашу долю отразило,Наш век недолгий хрупкое стекло.
В часах водою пользовались греки,Однако с неких пор песчаный токНапоминает нам о кратком веке.
Вода, песчаной струйки волосок…Часы — от века в каждом человеке:Жизнь — слезы, после жизни — прах, песок.
КОЛЕСНЫЕ ЧАСЫЗубцы колес терзают день всечасно,На части, на часы его дробят;На циферблате надпись: «Все напрасно.Дни прожитые не вернуть назад».
Металл предупреждает громогласно,Что близок, что неотвратим закат,Загробный голос рока слышу ясноВ звучанье бронзы, властной, как набат.
Чтоб я себя не обольщал покоем,Мне предостережение звучитТрубою, вечным барабанным боем.
И град ударов громко нарочит:Он вдалбливает мне, чего мы стоим,И в двери гроба что ни час стучит.
СЛАВИТ НЕУСТАННЫЕ ТРУДЫПо рекам плыть, пересекать дубравы,Всходить на склон, отвесный как стена,Обуздывать лихого скакуна,В чужой земле искать чужие нравы;
Сквозь тернии спешить, через канавы,Следя медведя или кабана,Вонзать в пучину моря киль челна,За дерзкий вызов не боясь расправы;
Стихии противостоять в борьбе,Потеть с ливийцем, мерзнуть с московитом,Что б ни случилось — не пенять судьбе;
Пить из ручья и быть дубравой сытым,—О, если только крепок дух в тебе,Ты этот путь всегда найдешь открытым!
АВТОР, КОЕМУ ИСПОЛНИЛОСЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ, СТРАДАЕТ КАМЕННОЙ БОЛЕЗНЬЮЯ изнемог: изводят болью почки.Что делать! Камни появились там,И смерть уже крадется по пятамИ, судя по всему, не даст отсрочки.
Иной по белым камешкам денечкиБлагие помнит, я же по камнямВеду отсчет своим несчастным днямИ жду обрыва каменной цепочки.
От боли чуть ли криком не кричу,Таская днем и ночью груз подобный,Который старику не по плечу.
Я знаю — смерть о камень мой утробныйВострит косу, и знаю, что влачуВо внутренностях камень свой надгробный.
ОХОТНИК С АРКЕБУЗОЙНочной охотник, птицелов гремучий,Собаку поманил, пеньку зажег,И вот уже через камыш дремучийВо мгле дорогу щупает сапог.
Укрытье выбрать и еще разокПроверить снасть свою на всякий случай.И ждать. И вот порозовел восток —И показался караван летучий.
Юпитер мечет роковую сеть —И хлопает она, и в изобильеКрылатую ему приносит снедь.
Не стоит ни малейшего усильяЗаставить гром греметь, свинец лететьИ падать в воду птиц, топорща крылья.
ДЖАМБАТТИСТА МАРИНО
