Куриный бульон для души. Прощение исцеляет. 101 теплая история о том, как оставить прошлое и начать двигаться вперед - Эми Ньюмарк

Отец может отвернуться от ребенка, братья и сестры могут стать заклятыми врагами, мужья могут бросить жен, а жены – мужей. Но материнская любовь стерпит все.

– Вашингтон Ирвинг

Мой отец воплощал собой дух приключений. Мама концентрировалась на быте. Он каждый вечер играл со мной на полу гостиной, а она наводила порядок в кухне. Он брал меня с собой на ферму поливать поля, прыгать в прицепы, полные свежесобранного хлопка, или кататься по ирригационным каналам. Она заставляла меня застилать постель.

С папой мне никогда не было скучно. Он с ранних лет научил меня ловить и объезжать лошадей и кататься на лыжах. Каждый Хеллоуин он придумывал новый способ напугать нас до чертиков.

А когда мы выходили погулять после наступления темноты, он всегда с выражением рассказывал историю о Всаднике без головы, пока его приятель в тусклом свете скакал по близлежащей горе, предположительно без головы на плечах.

Папа был для меня больше, чем жизнь. Я обожала наблюдать за тем, как он работает – помогает родиться теленку, спасает окровавленного соседа, который разбил лбом стекло раздвижной двери, или ловит раненого койота, чтобы подлечить его в пустом курятнике. Я любила приключения, а он умел их находить.

Но когда я заканчивала третий класс, я думала, что приключения сошли на нет. Разговор мамы с папой за закрытыми дверями закончился тем, что папа принялся носить свои вещи в грузовик. Я ходила за ним хвостом весь вечер, пока он не ушел. Я не видела, как мои сестры сгрудились вокруг мамы и плакали в гостиной. Тот, кто ушел, занял все мои мысли, и я забыла о той, что осталась. Проходило время, за которое я обнаружила, что та, что осталась, была настоящей искательницей приключений.

Мать-одиночка с четырьмя маленькими детьми и без работы – ничего хорошего такой расклад не сулит. Кто бы мог подумать, что вместо унылого существования наша жизнь превратится в огромное приключение?

Все началось с мелочей. Поначалу мы приспосабливались – смотрели черно-белого «Волшебника из страны Оз» в зеленых очках, останавливались на обочине, чтобы поглазеть на рождественскую звезду, выясняли причину потопа на ранчо, с которого мы переехали.

Мама ко всему находила творческий подход. Когда отключили электричество, карманный фонарик и механическое пианино развлекали нас много часов. Наши глупые собаки, которые переругивались сквозь стеклянную раздвижную дверь, служили нам простым и дурацким развлечением. А соленые крекеры, покрошенные в миску и заправленные молоком и сахаром, каким-то образом превратились в деликатес, который мы были готовы выпрашивать на ужин.

Дальше приключений стало больше. Теперь отключение света превратилось в исследование неведомых территорий, обычно в близлежащих резервациях коренных американцев. Мы спасались от обрушающихся стен в полуразвалившихся домах. Мы призывали духов умерших на индейских кладбищах с помощью глаза Каббалы. Мы искали клад в старом особняке Кули времен Гражданской войны. Из каждого такого путешествия мы выносили воспоминания и шрамы на всю жизнь.

Обыкновенные вылазки на природу превращались в великие покорения земель, для которых часто требовались слабоумие и отвага. В одной из таких десятичасовых вылазок мы оказались на границе заснеженного леса с одной только корзинкой для пикника да под охраной крошечной собачки.

Другая прогулка завела нас на вершину близлежащей столовой в Хопи-меса. За всю историю своего народа индейцы хопи позволяли чужакам наблюдать за их церемониальными танцами лишь дважды. Мы сидели, скрестив ноги, среди коренных американцев и в панике вскочили, увидав гремучую змею. Но наше любопытство всегда перевешивало все риски и недостатки.

Вместо каникул у нас теперь были исследования неизведанного. Горячие грязевые источники в национальном парке Йеллоустоун потрясли нас, но не больше, чем тот раз, когда мама зачитывала нам «Ночь гризли» в палатке – не лучший выбор литературы для вылазки на природу.

Нам было не важно, что с нами нет папы, дяди, брата, дедушки, кузена, да хоть какого-то мужчины, – мы и так умели ловить рыбу в самых бурных ручьях. Мы ходили в походы, вовсе к ним не готовясь. И наивно полагали, что научимся устанавливать палатку в первую ночь нашей двухнедельной вылазки в Канаду. И научились – вначале нам требовалось два часа, а к концу поездки мы справлялись за пятнадцать минут.

Так что тяга к приключениям все-таки оказалась маминой чертой. Но для нее самой эти приключения не всегда были легкими. Чтобы получить диплом колледжа, ей потребовались вечерние курсы. Чтобы сводить концы с концами, она каждую неделю после работы ехала на ранчо, которое находилось в часе езды от дома. Но нам все равно не всегда хватало денег на оплату счетов. Ей приходилось отмывать нашу дружелюбную собаку от крепкой вони трусливого скунса, собирать осколки стеклянной раздвижной двери, которую я разбила ногой, и, вооружившись метлой, сгонять летучих мышей со стропил. Однако она не ушла от нас.

Ей приходилось воспитывать четырех девочек, которые вечно вляпывались в неприятности. Рядом не было родственников, на которых можно было бы переложить эту ответственность. Мама жила в постоянном страхе того, что ее детей могут отправить в приемную семью, если с ней что-то случится. Поэтому она не ушла от нас.

Мама видела, как мы растем. Она визжала от радости и хлопала в ладоши, когда нас брали в спортивные команды. Она просматривала с нами вешалки магазинов в поисках идеального платья на выпускной. Она высидела каждый концерт и мюзикл, в которых мы выступали. И спланировала свадьбы каждой из нас. Ее приключение всегда было семьей, отношениями, любовью. И оно на всю жизнь связало пятерых женщин.

Ее дух искательницы приключений настолько передался мне. Под его влиянием я воспитывала собственных детей. И они бесконечно восхищались поисками сокровищ на собственном заднем дворе и невероятных существ, обитающих под камнями. Я никогда не стану пытаться искать приключений где-то еще. Мама доказала мне, что можно предаваться приключениям, оставаясь дома.

Энн Кронвальд

Я принимаю себя и люблю

Однажды я решила, что я красивая, и поэтому стала жить, как красивый человек. И мне не важно, что думает мир на этот счет.

– Гэберей Сидибей

Стоя в примерочной торгового центра, я смотрела на себя в зеркало и, вытирая заплаканные глаза, в отчаянии говорила:

– Ненавижу себя. Ненавижу это жирное тело, свой рост, свои ноги как тумбы, свои широкие кости! Зачем я родилась на свет такой уродиной!

Мне было всего тринадцать, но я выглядела как зрелая женщина – я была высокой и крупной, и никакая одежда из нормального девчачьего