За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дороги плохие после войны. Яма на яме… – оправдывается Жека.
– Ямы – твоя стихия, Жека. Тебе сейчас постели ровную дорогу, ты ж не будешь знать, как по ней тронуться.
– Завидуешь ты мне, Кубане́ц, вот и буровишь тут что попадя…
– Вот даёт! Чему ж мне завидовать, твоей кривой ноге?
– Зато меня девки любят, – не таясь Людмилы, хохочет Жека. – Какую ни подвезу – замуж предлагают…
– Брешут, Женька! – слыша наш разговор, смеются торговки.
– Ясный пень – брешут… – соглашается Жека. – Им лишь бы кого с путя сбить, а там… А я ж, знаете, человек доверчивый, добрый, на какую ни гляну – жалко… Вот и пользуются…
– Не копи грехи, Жека, помни, как Носач наставлял…
– Так я и не коплю, на каждой службе исповедуюсь, не то что ты…
– Бедный Никодим…
– Что я дурак, на одного Никодима всё сваливать? Сегодня Сергию исповедаюсь, завтра – Антонию, послезавтра отцу Михаилу… Пока до Никодима дойдёт – и хвалиться уж нечем. Да, можно ещё и к Носачу… Сань, ты знаешь, что Носач в монастырь ушёл? Да! Теперь он уже не Носач – Спиридон! Если вдруг накуролесишь чего, можно к нему. Он по старой памяти похлопочет пред Господом.
– Люд, – окликает Кубане́ц. – Ты слышишь, что он буровит?
– А-а, – равнодушно машет она рукой. – Кабы было чего, то б не хвалился…
– Ну а ты как?.. – спрашиваю Кубанца́.
– Он тоже захромылял, – смеётся Жека.
– Прибился к берегу, Сань, – словно винясь, ответил Кубане́ц. – Первую мою помнишь?.. Пока я по чужим базам на короткую ногу прихрамывал, тут уж дочь подросла… Хватит, показаковал…
– Так здорово!
– Нормально… Работа вот… Ты, Жек, не тяни с ремонтом. Рассыплется, что будешь делать?..
– В чермет сдам и коз заведу, – уверенно говорит тот. – Слышь, Люд – коз…
– Заводи, – соглашается та с равнодушным спокойствием.
– Сань, ты в этом деле хорошо рубишь. Какая из коз самая-самая?..
– Красивая? – смеюсь я.
– Хватит мне красивой Людки. Самая удойная?..
– Зааненских заводи, – советую я. Пять литров дают…
– Слышь, Люд, – пять литров!..
– Флаг тебе в руки – богатей!..
– Ты уже знаешь за Бэтмена?.. – меняет разговор Жека.
– Так, в общих чертах…
– В общем, накопал он что-то на Колывана, а на другой день тот Вагнера подтянул, и нет Бэтмена и шестерых пацанов, сопровождавших его… А через день очередь Бармалею пришла… Вот так…
– Людка говорит, что он умер…
– Людке легче так думать… Короче, нет ГБР… Пластун со своей ротой к Мозговому ушёл. Я со своей… А в мае и Мозгового… И вот теперь я… Сыняка вернулся?
– Да, вышли с Пластуном…
– Всех, кто заварил это дело и стоял за него – вычистили от командиров до рядовых. До Дебальцева ещё нужны были, а потом…
– За что ж такая немилость?
– Одни много знали, другие волю почуяли… Сейчас вот набрали себе покладистых да послушных, из тех, кто, когда мы воевали, из-за занавески выглянуть боялся. А теперь!.. А что им – боёв нет, зарплату платят… Мы-то воевали за харчи, да за совесть. Тогда предложи нам зарплату – ещё б и обиделись. Родную мать негоже за деньги защищать… А эти… Сейчас самое их время! А как, не дай бог, по новой начнётся? Дёрнут опять за свои занавески – придётся нам, хромоногим, сызнава вылазить…
Я вижу, как закипает его обида, и спешу поменять разговор.
– За Кудина знаешь? – спрашиваю я.
– Я этого Блажеёнка… Освободим Станицу – лично повешу… – всё ещё кипит Жека. – И ты, Атаман, гляди у меня… – грозно говорит он. – Знаю я тебя, добренького… Попадётся тебе – пристукнешь его втихоря – и шито-крыто. Кому от этого счастье? А я Блажеёнка на самом красивом столбе повешу, – обещает он. – Лично. Пусть потом судят…
– Опять ты про это… – морщится Кубане́ц. – Были ж хорошие темы – козы, бабы, так нет, опять про войну…
– Для казака что война, что бабы – едино. Где бабы, там и война. Так, Люд? – взглянул на жену Жека.
– Так-так… – начинает уж злиться та. – «Повоюй» мне ещё трошки – я тебе не бандеровцы, три ноги разом укорочу!..
– Слыхал? А ты говоришь «бабы»… Да они ещё хуже войны…
– Ты б с Сани пример брал, – с назиданием говорит Людмила. – Он жену любит…
– «Любит»… А ты думаешь, он чего сюда приехал, со мной повидаться?..
– А ты думаешь, на твоих щедриголок поглядеть?..
– Ладно, пошёл… – говорит Кубане́ц. – Пока вы тут состязаться будете… Я на работу уже опоздал…
Скоро Кубане́ц убежал в свою мастерскую. Солнце приближалось к зениту, и я стал поглядывать на часы.
– Что, на свиданку опаздываешь? – смеётся Жека.
– Ну, типа того… В полдень у меня встреча в библиотеке.
– Подвезти?
– Не надо. Тут идти-то… Может, вместе?
– Ты там в своей книжке небось и обо мне набрехал?
– И о тебе…
– Не, не пойду. Я о себе все брехни знаю. Потаксую ещё…
Вышли из павильона, обнялись. Жека пошёл к своей машине, я – вдоль вытянувшейся барахолки, к библиотеке.
– Сань!.. – вдруг окликнул он.
Я обернулся.
– Ты там это… Всё описал?.. А то Людка у меня любительница романов. Прочтёт – мне кранты…
– Нет, там другая тема… – усмехаюсь я. – Людмилу не потревожит.
– А-а-а, ну тогда в самом деле неинтересно, – махнул он рукой.
* * *
На Пасху у церкви собирается много народа. В храме не протолкнуться, но ещё больше тех, кто, разложив в круг свои куличи, сало, разноцветные яйца, ждёт во дворе их освящения.
Бодрым шагом идёт к храму тётка Васятка, за нею, едва поспевая, семенит внук.
– Христос Воскресе, Сашка, – кланяется она.
– Воистину Воскрес! – отвечаю я. – Хорошо выглядишь, тетка Васятка.
– Так мне и положено хорошо выглядеть. Мне хворать нельзя, кто его без меня поднимет?.. – кивая на внука, говорит она.
Присев на корточки, достаю припасённые к празднику сладости.
– Митрий Власович? – передавая кулёк с конфетами, спрашиваю я.
Митрий, принимая угощение, согласно кивает. Я же пытаюсь найти в нём знакомые Натахины черты.
– Подлинный Кудинёнок, – угадав мои мысли, говорит Васятка. – Бывало, начну его за какую-нибудь беду трепать – сроду не заплачет, глянет с-под лоба, аж оторопь возьмёт – Кудин… Эх Кудин-Кудин, погубил он мою Натаху… – со слезами в голосе добавляет она.
Я молчу, не спорю.
«Хорошо хоть не знает, что это я переводил её…» – думаю я.
– На тебя, Сашка, не держу сердца, – неожиданно, словно услышав, о чём я подумал, говорит Васятка. – Натаха
