Дефолт, которого могло не быть - Мартин Гилман

Камдессю также отметил, что любая девальвация есть не просто признак ошибочной экономической политики, а признак системного сбоя. Фишер в связи с этим обратил внимание Совета на то, что августовский кризис ознаменовал собой грандиозный провал поддержанной МВФ российской экономической программы.

В начале недели Одлинг-Сми улетел из Москвы, а ему на смену приехала срочно собранная миссия фонда. Перед этой командой была поставлена задача помочь российским властям минимизировать негативные последствия кризиса. Встреча с Чубайсом, состоявшаяся 19 августа, не дала представления о том, как будут построены переговоры с кредиторами. На следующий день состоялась беседа с Алексашенко о положении банков. В тот же день ЦБ объявил, что личные вклады граждан, находившиеся на счетах в российских банках, будут гарантированы при условии их перевода в Сбербанк. Дума собралась на специальную сессию, но никакие законопроекты рассматривать не стала, посвятив все время критике правительства. Само правительство пребывало в состоянии паралича, Кремль безмолвствовал. Никто из тех, с кем мы встречались, не работал над какими-то планами. Повсюду царила атмосфера упадка и ощущение грядущего хаоса.

Остававшийся вице-премьером и главой ГНС Федоров, единственный из всех, пытался как-то решать проблемы и договариваться о реструктуризации долгов по ГКО, но он не располагал всеми необходимыми данными для расчетов. Например, на встрече с миссией 21 августа он утверждал, что ЦБ мог бы провести еще одну разовую эмиссию в виде целевых кредитов наиболее пострадавшим банкам и правительству для погашения бюджетных задолженностей и долгов по краткосрочным облигациям. Он признавал, что это мера инфляционная, но считал, что инфляционные ожидания можно было смягчить. Для этого, с его точки зрения, необходимо аккуратно создать мнение, что проводится разовая операция и что за ней сразу последует резкое ужесточение кредитной политики.

Первые последствия: политический и экономический аспекты

Ровно через пять месяцев после того, как Кириенко назначили премьер-министром России, его правительство без лишних церемоний было отправлено в отставку. Сформировать новое правительство Ельцин поручил Черномырдину. Со стороны все выглядело так, будто после лихих приключений команды молодых либералов бразды правления возвращались в опытные и проверенные руки. Такая смена руководства обещала возврат стабильности и была, несомненно, призвана успокоить общественное мнение.

Однако беспорядок, который последовал за 17 августа, по крайней мере отчасти, был вызван вакуумом власти, создавшимся благодаря решению Ельцина распустить правительство. Без твердого руководства и контроля за функционированием «замороженных» финансовых рынков молчание Кремля попросту усиливало чувство неуверенности и давало пищу слухам о всяческих интригах и заговорах. Некоторые даже предполагали, что существует составленный олигархами сценарий возвращения Черномырдина – но уже на место Ельцина, который должен подать в отставку. Были даже разговоры, что ради этого кризис и «устроили» [197] .

Всей этой конспирологии придало вес высказывание тогдашнего вице-премьера Немцова, утверждавшего, что правительство готовится обанкротить ряд банков и нефтяных компаний из числа тех, которые приобрели политический вес, оставаясь экономически слабыми. По мнению Немцова, таким образом можно было привести в них западных инвесторов: «Они (олигархи) понимали, что конец близок, что могут произойти серьезные перемены в правах собственности и что тогдашний олигархат был на исходе» [198] .

Однако скоро стало ясно, что Черномырдин не представлял себе, как вывести страну из сложившегося тяжелого положения. Став и. о. премьер-министра, он сразу попросил о срочной встрече с Камдессю. Директор-распорядитель понимал, что Черномырдин просто искал хоть какую-нибудь спасительную соломинку, но посчитал, что его согласие на встречу, по крайней мере, подбодрит всех новых российских руководителей, которым предстояло взяться за очень сложную и неприятную работу.

Сначала Камдессю предложил встретиться в Париже, но в условиях кризиса найти возможность для такой поездки Черномырдину было трудно. Тогда было решено встретиться в конфиденциальном порядке, воспользовавшись уже запланированной встречей Камдессю с украинским президентом Кучмой на его крымской даче в Форосе (той самой, на которой семью годами раньше путчисты держали взаперти Горбачева). Вечером 25 августа Черномырдин в сопровождении Можина, Федорова и Алексашенко вылетел в Крым. После сильно затянувшегося ужина и разговоров с Кучмой о футболе Камдессю смог наконец уединиться с российскими руководителями. В первую очередь они говорили о том, что делать с развалившейся банковской системой, как ужесточить кредитно-денежную политику и поддержать обменный курс рубля. Из конкретных мер обсуждали возможность введения налога на сверхприбыль экспортеров, получаемую за счет снижения курса рубля. Наконец, Черномырдин довольно долго говорил о стратегии в отношениях с Думой.

Дума же отклонила кандидатуру Черномырдина сначала 28 августа, а затем и повторно 7 сентября. Тем временем финансовые рынки жили в режиме кризиса. 28 августа ЦБ второй день кряду приостановил валютные торги на ММВБ [199] . Курс доллара на бирже был близок к 10 рублям, разъяренные вкладчики осаждали закрытые банки, на рынках и в магазинах скупали все подряд, люди запасались продуктами, долларов на продажу в обменных пунктах почти не было, и впервые после того, как страна оправилась от развала Союза, в магазинах появились очереди.

Необходимо было срочно что-то предпринимать для воссоздания банковской системы, а ЦБ предстояло объявить о введении свободного плавающего курса рубля с целью сохранить оставшиеся валютные резервы (результатом этого, естественно, был ускоренный рост инфляции).

Активно обсуждалась идея фиксированного курса рубля и его жесткой привязки к иностранной валюте (так называемая модель «currency board»), за которую, в частности, выступал Федоров. Он вел энергичный поиск действенных мер и даже уговорил Доминго Кавальо, отца аргентинской модели «currency board» и успешной посткризисной стабилизации, приехать в Москву и попытаться убедить руководство страны и общественное мнение в ее целесообразности [200] . Кавальо посетил Москву 1 сентября и затем уехал в Киев, где последствия российского кризиса сказывались с особой силой.

Однако многие руководители высшего звена признавали, что, хотя идея фиксированного курса и привлекательна сама по себе в кризисных условиях, она, тем не менее, вряд ли осуществима в конкретных политических условиях. Требовалось законодательное утверждение в Думе (на что вряд ли можно было рассчитывать при враждебном общем настрое парламента), и необходима была тщательная подготовка. МВФ готов был рассмотреть эту идею в сочетании с цельным пакетом реальных жестких мер, но в остальном относился к ней без всякого энтузиазма ввиду очень малой вероятности ее осуществимости.