Дефолт, которого могло не быть - Мартин Гилман

Переговорив с Липтоном и со мной, Фишер решил обсудить с Одлингом-Сми, как МВФ мог бы помочь российским властям справиться с неизбежно надвигавшимся кризисом. Он связался с Чубайсом и предложил, чтобы тот вместе с Дубининым немедленно вернулся в Москву, а также, после беседы с Камдессю, дал поручение Одлинг-Сми вылететь на встречу с ними (следом отправились и еще несколько сотрудников фонда).

В пятницу позвонил Алексашенко. Он признал, что положение стало критическим. Накануне ЦБ потерял 400 млн долларов, и с утра ушло еще 500 млн долларов. Резервы составляли уже меньше 15 млрд долларов. Причем валюту скупали в основном резиденты, и налицо были все признаки панического бегства от рубля. Однако Алексашенко все еще надеялся, что с ситуацией удастся справиться без радикальных мер вроде девальвации, и сказал, что они с Вьюгиным пытались выработать возможные меры [190] .

Позднее я переговорил с Вьюгиным, и он согласился, что если их подход не даст желаемых результатов, нужно будет срочно предпринимать более жесткие альтернативные меры, например разовую девальвацию в сочетании с реструктуризацией по общему согласию задолженности по ГКО.

Было ясно, что правительству просто нечем погашать облигации, срок по которым наступал в ближайшую среду 19 августа. Июльская бюджетная задолженность все еще не была погашена, а уже появлялись новые, августовские долги. Выйти из этого положения можно было только за счет очень резких действий. Российские власти, например, начали было обсуждать монетизацию долга – масштабную рублевую эмиссию на выкуп ГКО, но тут же отказались от этой идеи, посчитав, что последствия будут худшими из всех возможных. Для проведения такой акции нужно было дать ЦБ указание вопреки закону, запрещающему ему покупку гособлигаций на первичном рынке, скупать все ГКО с наступившим сроком погашения. Результатом этого стало бы резкое увеличение предоставленного правительству кредита со стороны ЦБ. Власти отказались от такой меры, исходя из того, что главным достижением последних семи лет стали стабильный рубль и низкая инфляция. Любая крупная эмиссия с целью погашения долга тут же свела бы эти достижения на нет, и последствия были бы непредсказуемыми. Так что не оставалось ничего другого, кроме как реструктурировать краткосрочный долг и, скорее всего, девальвировать рубль (тогда оставалась надежда, что девальвация может быть незначительной).

В разгар кризиса понять друг друга и уж тем более договориться между собой о том, что следует делать и каких ждать результатов, очень трудно даже при наличии хорошо организованной, скоординированной и информированной команды. А российские власти в те дни вообще, казалось, действовали наугад, вслепую. Как я уже упоминал, ни правительство, ни ЦБ не обладали, например, практически никакой информацией о состоянии краткосрочных валютных позиций банков. Еще удивительнее то, что даже имевшимися у них данными они не делились друг с другом.

Самым загадочным для МВФ в событиях тех дней оставалось, почему ЦБ и Минфин не предприняли в июле скоординированных совместных действий для устранения разрывов в движении средств и почему не захотели обсудить возможные меры с сотрудниками фонда. Если бы все стороны были лучше информированы и, следовательно, подготовлены к надвигавшимся событиям, пакет антикризисных мер наверняка можно было бы и составить, и преподнести рынкам с гораздо большим эффектом; в любом случае влияние российского финансового кризиса за пределами страны можно было бы минимизировать. Наверное, в обстановке непрекращающейся борьбы с кризисом все уже просто слишком устали. Настолько, что внятной оценки ситуации не получалось.

Развязка

В субботу Чубайс и Дубинин вернулись в Москву. Вместе с Гайдаром, Задорновым, Алексашенко и Вьюгиным они составили ядро российской команды, пытавшейся найти выход из кризиса и консультировавшей Кириенко относительно имевшихся у него возможностей. Они рассматривали самые разные варианты действий и обсуждали их с МВФ. Фонд в той ситуации находился в совершенно особом для него положении доверенного советника, поскольку денег он предложить уже больше не мог. То, что российская сторона все-таки продолжала обращаться к МВФ, означало, что либо она еще надеялась на чудо, либо хотела разделить с кем-нибудь ответственность за неизбежные последствия, либо и то и другое вместе.

Развязка наступила гораздо быстрее, чем кто-либо мог предположить. Одлингу-Сми, добиравшемуся в Москву из Вашингтона, очень не повезло. Его рейс задержали в Вашингтоне на пять часов из-за плохой погоды, и он приехал в гостиницу «Метрополь» только в половине десятого вечера в субботу. Но ему даже не дали выйти из машины, а сразу повезли на ужин с представлявшими власти Чубайсом и Гайдаром [191] . Они собрались в ресторане Либерально-демократического клуба, вокруг единственного стола в отдельном кабинете, и, почти не притрагиваясь к еде, приступили к обсуждению. Времени было в обрез, поскольку российским представителям требовалось еще доложить о результатах беседы премьеру Кириенко.

Одлинг-Сми надеялся услышать смелые предложения и идеи, возможно, подкрепленные какой-либо схемой коммерческого финансирования. Но никаких инициатив, никаких новых источников финансирования у российской стороны не оказалось. Одлинг-Сми сказал, что в таком случае ни в коем случае нельзя открывать в понедельник рынки, не обнародовав предварительно план действий, призванный предотвратить финансовый дефолт и крах рубля. После разочарованной реакции российских коллег я сказал Чубайсу, что теперь следовало в первую очередь думать о том, как свести к минимуму ущерб от неизбежного дефолта. Чубайс, изменившись в лице, сказал, что речь идет не об «ущербе», а о катастрофе.

Немедленного рассмотрения, несомненно, требовал вопрос о достижении предварительной договоренности с кредиторами относительно реструктуризации подлежавших погашению ГКО и ОФЗ. Объявлять о такой реструктуризации, никого не предупредив, было нельзя – тогда эту меру восприняли бы как принудительную реструктуризацию долга, а это, в свою очередь, имело бы огромные финансовые и юридические последствия. Паника среди застигнутых врасплох инвесторов стала бы только сильнее, и удержание курса рубля в рамках валютного коридора было бы невозможным.

По поводу девальвации рубля Гайдар указал, что она, конечно, желательна, но абсолютно невозможна, поскольку только накануне президент публично заверил страну в том, что ее не будет. Оставалось искать какой-то способ политически завуалировать введение более гибкого обменного курса. Обсуждались и некоторые другие меры, в том числе возможное ограничение валютных операций и последствия такой меры для российской банковской системы.