Дефолт, которого могло не быть - Мартин Гилман

Прежде чем закончилась эта невеселая беседа и Чубайс с Гайдаром отправились уже за полночь докладывать Кириенко о ее результатах, Одлинг-Сми спросил у них: нет ли возможности обратиться за прямой помощью к «Большой семерке». Ведь на глазах у западных держав разворачивался кризис, способный затронуть их собственные финансовые системы. К тому же, никто не знал, как отреагируют на происходящее сами россияне, в стране вполне могли начаться социальные катаклизмы. Чубайс сказал, что до утра он еще раз попытается обратиться к «Семерке» (утром же было решено провести встречу с участием Задорнова и Дубинина).

Оглядываясь назад, поражаешься, что два человека, не занимавшие никаких официальных постов в правительстве, решали тогда в укромном ресторанном кабинете судьбу финансов России. Возможно, на эти переговоры послали именно их, чтобы избавить членов правительства от необходимости обсуждать вслух радикальные шаги, которые никто не хотел предпринимать. Возможно, члены правительства не захотели бы говорить на эти темы с той же открытостью и откровенностью, а потом брать на себя ответственность за сказанное...

Предстоявшие чрезвычайные меры начали вырисовываться по ходу переговоров в воскресенье 16 августа. При этом тревожило, что в работе принимал участие очень ограниченный круг лиц. Эти «посвященные» стремились якобы не допустить преждевременных утечек информации, но в результате финансовые эксперты и юристы, которые могли помочь подготовить более обоснованный пакет мер, к работе допущены не были [192] . В Доме правительства (московском Белом доме) лично я не заметил никакой повышенной активности, хотя другие авторы и утверждают, что олигархи и банкиры были обо всем прекрасно информированы и даже внесли свой вклад в подготовку пакета.

Завершив в воскресенье утром ряд технических совещаний, команда МВФ сразу после обеда встретилась с Кириенко. Было общее понимание, что необходимо изменить параметры валютного коридора и немедленно начать переговоры с инвесторами о реструктуризации долга по ГКО/ОФЗ. Алексашенко по ходу дела обронил, что логично было бы ввести временный мораторий для банков на погашение долгов перед иностранными кредиторами.

В заключение встречи Кириенко сказал, что никакой другой альтернативы он не видит и что план надо объявлять, поскольку дальнейшая отсрочка может только еще больше дестабилизировать рынки и население. Затем он на вертолете улетел в подмосковную резиденцию Ельцина для переговоров с президентом. Договорились встретиться вечером еще раз, чтобы обсудить детали заявления, которое предстояло сделать в понедельник перед открытием рынков.

Во второй половине дня, пока Кириенко был на беседе у Ельцина, произошло два довольно неожиданных события. Во-первых, к Одлингу-Сми в «Метрополь», где мы с ним продолжали обсуждать ситуацию, приехал Федоров. Он заявил, что подготовленная группой «посвященных» схема, с его точки зрения, глубоко ошибочна и МВФ не следует высказываться в ее поддержку, вместо этого фонд должен настаивать на продолжении поиска решения. По его мнению, было еще не поздно.

Федоров оказался первым и единственным из российских руководителей, кто был готов обсуждать альтернативные меры (включая даже привязывание курса рубля к другой валюте) и рассматривать чрезвычайные шаги с целью найти коммерческое финансирование. Он сетовал, что коллеги не хотят его слушать, что рассматриваются идеи лишь узкой группки людей. Мы с пониманием восприняли его замечания, но объяснили, что никаких рычагов воздействия у фонда нет, а кроме того, правительство, рассмотрев альтернативы, уже утвердило окончательно согласованный пакет мер.

Вторым неожиданным событием стал разговор с Камдессю, который перед вылетом из Байонны в Париж позвонил нам в Москву. До этого Камдессю в целом поддерживал подход, избранный российскими властями, но в последний момент у него, судя по всему, возникли слишком серьезные опасения, что кредиторы могут быть поставлены перед фактом реструктуризации долга. Одлингу-Сми следовало снова встретиться с премьер-министром и разъяснить, при соблюдении каких условий МВФ сможет выступить с публичным одобрением пакета.

На вечерней встрече с российской стороной проект официального заявления, так и не показав представителям МВФ, отложили в сторону. Зато состоялся бурный обмен мнениями по поводу того, что МВФ в последнюю минуту якобы саботировал согласованные действия или, по крайней мере, умывал руки. Кириенко подчеркнул, что только что вернулся от президента, который дал свое согласие на неизбежные меры, всего несколько часов тому назад поддержанные МВФ. И ехать к президенту передоговариваться теперь уже невозможно [193] .

Что с МВФ, что без него, пути назад больше не было, сказал Кириенко. Он подчеркнул, что от одобрения МВФ зависит то, как пакет будет принят. Одлингу-Сми было явно трудно решить, что отвечать в такой ситуации.

Исходя из бесед, которые состоялись у меня впоследствии с Камдессю, Фишером и Одлингом-Сми, представляется, что в тот момент возникли расхождения в понимании того, что именно МВФ предстояло одобрить. Все-таки Камдессю находился в отпуске во Франции, и переговоры со стороны МВФ контролировал Фишер. У директора-распорядителя сложилось представление, что к кредиторам будет применен подход по образцу Парижского клуба, то есть, по сути, с ними будет достигнут консенсус относительно конвертации краткосрочных гособлигаций в среднесрочные инструменты.

Но в воскресенье утром ему в Байонну позвонил Саммерс и высказал предположение, что МВФ мог бы поддержать принудительную реструктуризацию (Саммерс оговорился, что это не была официальная позиция правительства США). Только после этого Камдессю понял, что именно намеревалась предложить российская сторона. Саммерс разговором с Камдессю остался недоволен и в тот же день организовал телефонную конференцию с ним и с Робертом Рубином (тот в это время находился на борту самолета), в ходе которой опасения Камдессю полностью подтвердились. В результате он сам ясно дал понять американцам, что МВФ не будет способствовать одностороннему дефолту, и поручил Одлингу-Сми то же самое донести до российской стороны.

Четыре года спустя аргентинский опыт показал, что при отсутствии заранее согласованных процедур и механизма реструктуризации суверенного долга на международном уровне и должнику, и кредиторам может быть причинен излишний экономический ущерб, которого в противоположном случае можно было бы избежать. В случае России это был первый раз начиная с 1930-х гг., когда крупная страна намеревалась навязать в принудительном порядке реструктуризацию своих внутренних суверенных ценных бумаг с фиксированным процентом. Здесь, кстати, стоит вернуться к расхожему мнению, что в отношениях с Россией МВФ исполнял указания министерства финансов США, и еще раз подчеркнуть, что Камдессю категорически не согласился с «частным» предложением Рубина и настаивал на ином подходе.