Путешествия Элиаса Лённрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 гг. - Элиас Лённрот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будь здоров.
Элиас Лённрот
Девятое путешествие 1839 г.
Из описанных ниже поездок первая, несомненно, была обычной служебной командировкой, так что мы ее не считаем собственно собирательной экспедицией. Но на пути в Хельсинки Лённрот собирал Руны в финской Карелии, чтобы пополнить готовящийся тогда сборник «Кантелетар», поскольку в предисловии к этому сборнику он говорит о том, что в 1838 — 1939 годах он ездил собирать руны в Карелию, «где оба раза записали немало дополнений и вариантов к ранее собранным». К сожалению, об этой поездке не сохранилось более полного путевого описания. В начале декабря Лённрот был уже в Хельсинки.
ДОКТОРУ РАББЕ
Каяни, 11 октября 1839 г.
Дорогой брат!
Благополучно закончив предпринятую мною и Столбергом служебную поездку, длившуюся четыре недели в Хюрюнсалми, Кианта, в часть Архангельской губернии и т. д., я решил сразу же отправиться отсюда в Хельсинки. Но путь мой будет проходить через Карелию, где я пробуду по меньшей мере месяц, для того чтобы получить крайне необходимые дополнения к финским лирическим песням. Кроме того, какое-то время займет сама дорога, так что рассчитываю быть там, где-то в конце ноября. Бедные жители Каяни не могут поверить, что вместо меня придет кто-то другой[147]. Дорогой брат, сделай так, чтобы они могли как можно быстрее убедиться в этом. Этой осенью в наших краях не было никаких эпидемий, но отдельные больные, состояние которых не вызывает опасений, все же тянут свои жалобные песни.
Привет от Столберга. Его здоровье с каждым днем улучшается, так что в этом отношении он вскоре может потягаться с кем угодно.
Твой преданный друг Элиас Лённрот
ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАМЕТОК
23 октября 1839 г.
В прошлое воскресенье под вечер я отправился из Полвила с намерением покинуть свой дом на целый год. Hincillae lacrimae[148] родителей. До Турункорва меня сопровождали магистр Столберг и секретарь Эльфинг. Они проводили меня еще четверть мили до Тахкосаари, где мы расстались. Потом мы перебрались на Муурахайссаари — несколько возвышенный, похожий на поляну остров на озере Нуасселькя. Мы вышли на берег и поели брусники, которой в эту осень было очень мало, вопреки всем приметам, что после урожайного года всегда обилие ягод в лесах. Говорят, Муурахайссаари — бывшее кладбище, кое-какие признаки указывали на это. «А вы не боитесь, что калма[149] пристанет?» — спросил меня один из проводников, видя, с каким удовольствием я ем бруснику, и, отбросив сомнения, последовал моему примеру. Во многих местах на острове были видны следы раскопок — люди, верившие в предание, будто здесь закопаны клады, искали их. [...]
От Хаапаярви до Йокикюля полторы мили. Проходили мимо деревни Кархунпя, окрестности которой с ламбушками, заливами, перешейками и лесами являются красивейшими в стране. В половине четверти мили от Йокикюля находится порог Куоккайсет. До этого места распространилась сеть карельских лесопильных заводов. Доски увозят в Лаппеенранта и Вийпури. Вокруг завода вырастет скоро небольшой городок. От лесопиления много пользы стране. Оно способствует развитию лесоводства и земледелия, а также других видов предпринимательства. Напротив, смолокурение в Похьянмаа — это бедствие для страны. Оно сводит на нет леса, тормозит развитие земледелия и скотоводства, порождает в народе леность и удерживает его от занятий каким-либо иным производством.
Мне пришла в голову мысль, что именно смолокурение, которое так настойчиво ныне внедряется в крае северными городами-портами, однажды приведет к их разорению. Это будет наказание за ограниченность, наказание, которое скажется лишь в третьем и четвертом поколениях. Сиюминутная выгода ослепляет людей так, что они не думают о завтрашнем дне. Уже теперь почти вся торговля маслом, мясом и т. д. перемещается на восток, тогда как в недалеком прошлом ею еще занимались в северных морских городах. [...]
Петрозаводская пристань
На деревенской улице. Южная Карелия
Город Кемь
Перетаскивание лодки в пути
Соловецкий монастырь
Порог и сопка Кивакка в северной Карелии
Лопарский чум в Коле
Город Повенец
Севернокарельский пейзаж
Десятое путешествие 1841 — 1842 гг.
Опубликовав важнейшую часть из всего собранного им за предыдущие поездки — эпические и лирические песни, Лённрот все больше внимания стал уделять изучению языка. В январе 1841 года вместе с норвежским языковедом пастором Нильсом Стокфлетом он отправился в длительную лингвистическую экспедицию, намереваясь через Олонец добраться до русской и норвежской Лапландии, а по возможности и до самоедов [ненцев]. Они доехали до Иломантси, а оттуда Лённрот через Салми и Вескелюс уже один продолжил путь в Петрозаводск. Но поскольку на границе ему не сделали должной контрольной отметки в паспорте, поездка прервалась и ему пришлось вернуться в Финляндию. Лето он провел в Лаукко, осенью поехал снова, на этот раз с М. А. Кастреном, в финляндскую Лапландию. Кастрен присоединился к Лённроту в Кеми [Финляндия], откуда исследователи вместе поехали в Инари, навестили Стокфлета в Карасйоки (норвежская Лапландия), а после этого зимой 1842 года совершили длительную и трудную поездку в Паатсйоки, Колу, Кандалакшу, Ковду, Кереть и Кемь, а оттуда отправились в Архангельск, куда прибыли в конце мая. Найдя изучение языка самоедов бесполезным для себя, Лённрот в Архангельске отказался от попытки изучить этот язык, расстался с Кастреном и в июле отправился в обратный путь и, частично по суше, частично по воде, проехал через Онегу, Каргополь и Вытегру до Лодейного Поля. Из Лодейного Поля Лённрот совершил продолжавшуюся несколько недель поездку к вепсам в верховья реки Оять. В октябре он вернулся домой.
ИЗ ДНЕВНИКА
Сямяярви, 12 марта 1841 г.
Я посетил дом одного священника, где меня приняли с тем неподдельным радушием и гостеприимством, какое могут оказать бедные люди. Сварили кофе и прямо-таки упросили выпить третью чашку. Сетовали, что
