Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы такие люди там имелись, – добавил Равдан, – в нас бы они вернейших друзей себе нашли.
Торлейв помолчал, собираясь с мыслями. Под этим напором он несколько растерялся и разволновался, чего старался не показать. Ясно было: смолянская верхушка воевать с хазарами не хочет. Почему? Чуть раньше он удивился бы, что люди упускают случай разбогатеть и прославиться, но теперь понимал причину этого миролюбия. Смоляне имеют шеляги, в обход закона продавая итильским купцам захваченный где попало полон. Отсутствие торгового мира между Киевом и Итилем им не мешает, они верят, что смогут сами защитить себя и свой товар. Войны на этих самых путях они не желают. И ему предстоит их переубедить. Торлейв сомневался, что справится с таким делом. Но не отступать же.
– Я слышал… – неторопливо начал он, – что речи о мире с хазарами и в Киеве уже иные люди вели, издавна.
– Вот видишь!
– Но едва ли такой мир возможно устроить. Хазары не станут слать к Святославу послов: они нас дикими людьми считают, что живем в лесах, сырые кости грызем, в невыделанные шкуры одеваемся, а зимой в берлогу заваливаемся в обнимку с медведями…
В гриднице негромко засмеялись. Торлейв слышал такие мнения скорее от греков, чем от хазар, но с тех тоже станется.
– Меня в Царьграде греки спрашивали: правда ли, что русы на зиму в волков превращаются и в лес убегают, – добавил Торлейв. – Сказали, от ваших, смолянских это слышали. Это, сдается мне, им про вилькаев кто-то рассказал…
Говоря это, Торлейв не удержался и взглянул на Равдана; вспомнились слова Дединки о том, что воевода порой и сам накидывает волчью шкуру и рыщет в поисках добычи. Но если издавна вилькаи добывали дичь и ею питались до весны, то нынешние ищут живой товар, чтобы обменять его на хазарское серебро.
По лицу Равдана промелькнула тень понимания, и Торлейв испугался, не слишком ли выдал свою осведомленность.
– Таков наш древний обычай, – проговорил Равдан не без гордости, многозначительно: теперь он опирался на древность ради выгод, о каких вилькаи былых поколений и мысли не имели.
– Так и впору ли вам, с такими-то обычаями, упускать случай сходить в поход на самый Итиль? А Святослав, как и его предки, не станет с хазарами примирения искать. Его опозорит, если он сам пойдет на поклон к тем, кто беззаконно и вероломно убил его родича. Вздумай он так сделать, его прокляла бы собственная дружина.
– Так мы могли бы помочь! – воскликнул Равдан, будто нашел долгожданный выход. – Станибор – князь по рождению и чести, с ним дела вести никому не зазорно. Но он с тем Гримом не в родстве, у него с каганами кровной вражды нет. Мы могли бы и устроить это дело. Хоть попытаться. Предложим договор кагану, чтобы русь и Святослав без чести и пользы не остался. Что скажешь?
– Я? – Торлейв чуть улыбнулся и опустил углы рта. – Я слишком молод, чтобы мое мнение имело вес. Если я заговорю о мире, когда Святослав созывает людей под ратный стяг, меня сочтут скорее робким, чем мудрым. Этого я не могу допустить, ты понимаешь. Прежде чем призывать к миру, нужно доказать свою храбрость, а это дело молодых и неженатых. Никто не удивится, если Святослав останется в Киеве – он отец троих сыновей. Но если я останусь дома, меня это опозорит навеки.
– Ты брат Святослава и ближайший родич из мужчин, ведь так? – Равдан прищурился.
– Еще есть Асмунд – его вуй… Но да, я по родству ближе, – вынужден был подтвердить Торлейв.
– К кому же ему и прислушаться, как не к тебе? – наседал Станибор.
Торлейв прикусил губу изнутри, чтобы подавить улыбку. На внешний взгляд, так все и было, но Торлейв отлично знал: Святослав куда охотнее прислушивается к Игморовой братии и прочим ближним гридям, чем к кому-либо из родни. И то, что Игмор с шестью братьями и побратимами сгинул после убийства Улеба, вовсе не раскрыло душу Святослава для его кровных родичей. Но рассказывать об этом смолянам было вовсе ни к чему.
– А ты можешь приобрести еще больше веса удачной женитьбой, – намекнул Равдан. – Поверь, я об этом знаю кое-что.
Ну конечно. Рода он неплохого, но без женитьбы на старшей Сверкеровой дочери не смог бы завоевать среди смолянской руси и кривичей положение, почти равное княжескому.
– У нас тут есть две отличные невесты для тебя. Мы видим, что ты человек достойный, – благосклонно сказал Станибор. – Достойный любой из наших дочерей. Если ты возьмешь в жены мою дочь, то сделаешься мне зятем. Если дочь Равдана – станешь свояком твоего князя, Святослава. И то и другое выдвинет тебя в первый ряд мужей нарочитый, хоть ты и молод. Если ты поддержишь нас и склонишь Святослава принять… хотя бы доверить нам попытаться примирить его с каганом, то возьмешь у нас любую невесту, какую пожелаешь. Да и во всех иных наших прибытках забыт не будешь. В том даю тебе слово, клянусь Перуном и Велесом. Дашь согласие – принесем жертвы и на крови перед богами союз наш утвердим.
Говоря о невестах, Станибор взглянул в сторону, где столпились, с приоткрытыми ртами слушая, женщины – княгиня Прибыслава, Остромира, Рагнора, ключница Хлина и позади нее несколько служанок. Невольно проследив за его взглядом, Торлейв заметил только одну из них – Дединка стояла позади всех, но благодаря высокому росту была видна над головами прочих. Ее руки сжимали перед грудью кринку, а взволнованный взгляд не отрывался от Торлейва.
Любую невесту здесь возьмешь, говорите? Торлейв едва не улыбнулся: вот было бы лихо, если бы он попросил вон ту, что с кринкой…
– И тебе такая женитьба еще и ту пользу принесет, – чуть понизив голос, будто хотел скрыть от посторонних, добавил Равдан, – что у нас тут всегда надежный приют найдешь, коли Святослав… опять на родичей осерчает. Да не как Улеб. Мы уж не выдадим! – И в подтверждение поцеловал золотое кольцо у себя на пальце.
Все-то они понимают, мысленно отметил Торлейв. Понимают, что быть ближайшим родичем Святослава – ходить под грозовой тучей. И если не лукавя предлагают союз и поддержку – значит, очень им эта война с хазарами не по нраву.
– Благо вам будь. – Торлейв наклонил голову. – Не могу сразу ответить. Не по умишку моему
