По ту сторону Стикса - Юлия Сергеевна Васильева

— И патроны.

Из кармана джинсов и отворота высокого ботинка появились два магазина для ПМ. Фрэй не хуже любого сканера еще раз осмотрел мальчишку, передал мне кольт и обоймы — чтобы они не занимали руки. Я принял, все еще не очень понимая, что здесь происходит.

Друг в свою очередь достал пухлый пакет и с силой сунул его в руки Пузику, так что парень не мог не взять.

— А теперь иди.

— Куда? Что это? — Мальчишка растерялся, и нижняя губа запрыгала сильнее, образуя на мягком еще подбородке обиженную складку.

— На ту сторону.

— Фрэй!

— Я сказал, иди!

— Я не хочу! Я здесь останусь!

Фрэй толкнул мальчишку в грудь, и тот невольно сделал несколько шагов назад, приближаясь к первой рамке пропускного пункта.

Механический голос из динамиков над воротами закряхтел и заскрежетал, заполняя все пространство неприятными звуками:

— Уважаемые граждане, через десять минут ворота на пропускном пункте будут закрыты до особого распоряжения. Просьба не задерживаться при проходе.

Но никто из нас, казалось, не обратил внимания на это объявление.

— Ты не можешь меня просто выкинуть! Я считал тебя своим другом!

— Откуда тебе знать, что я могу и что нет? — Фрэй медленно поднял руку с ПМ и наставил дуло прямо в лицо парню, нисколько не заботясь, видят это военные у ворот или нет. — И я тебе не друг.

Мальчишка побледнел, отчего глаза на его лице стали черными и еще более огромными. Нижняя губа перестала прыгать, четче выступили скулы, прибавив ему несколько лет. Он попятился.

— Ты не выстрелишь.

Вокруг нас постепенно образовывалось пустое пространство. Не было ни визга, ни криков. Так уж заведено в резервации: увидел что-то — молчи, а то и на твою долю достанется.

— Пузик, посмотри мне в глаза. Если бы я не мог выстрелить, я бы не стал поднимать пистолета. А теперь разворачивайся и иди.

Парень вздрогнул и развернулся, но затем снова оглянулся через плечо, как бы не в силах поверить, что с ним так поступают.

— Пошел, я сказал! И больше чтобы я тебя здесь не видел!

Черты мальчишки исказились, складываясь в какой-то полузвериный оскал. Такое выражение лица было у Пузика, когда мы нашли его на набережной. Он не отвечал ни на один вопрос — только скалился. Фрэю понадобилось столько времени и терпения, чтобы стереть это с его лица. Ради чего? Чтобы спустя несколько лет оно снова туда вернулось по нашей вине?

Парень развернулся и побежал к первой рамке, не оглядываясь. Только когда он прошел сквозь нее, Фрэй, наконец, опустил пистолет и выдохнул, как человек только что закончивший тяжелое, но крайне важное дело.

— Он меня не простит.

— Неправда. Он поймет, когда немного остынет.

— Ты это почувствовал или просто пытаешься меня успокоить?

Я промолчал. Ни то и ни другое. Просто я хочу верить, что он поймет.

Над Стиксом пролетел уже родной нам всем гудок. Только на этот раз показалось, что он был длиннее и протяжнее, чем обычно. Я видел, как захлопнулись ворота, как построились, а затем строем вышли со своего поста военные, и последний из них заблокировал вертушки. Теперь в резервации остался только специальный отряд, призванный поддерживать порядок в зоне. Комендант и полиция эвакуированы. Продовольствие и товары первой необходимости начнут поставлять на особом режиме. Чрезвычайное положение, пока ситуация в резервации не будет признана стабилизировавшейся. То есть, возможно, навсегда.

С железным лязгом опустились непроницаемые заслоны, полностью отрезавшие нас от сообщения с внешним миром.

Мы с Фрэем, как и многие другие, еще некоторое время стояли и смотрели в туннель, на постепенно гаснущие фонари на стенах, на пустынные и безлюдные проходы, в которых так привыкли видеть солдат, одетых в хаки, словно те были такой же неизменной деталью, что и железные пропускные рамки, считывающие код.

Не успел я прийти в себя, как откуда-то сбоку вынырнул вертлявый человек с подвижной мимикой лягушки и, ткнув мне в лицо диктофоном, спросил:

— Что вы ощущаете после полного закрытия ворот?

Мы с Фрэем недоуменно переглянулись. А человек-лягушка уже поднес диктофон к своему рту и быстро стал наговаривать, делая неправильные паузы в тексте:

— Похоже, что постоянные обитатели резервации находятся в глубоком шоке. Еще несколько минут после закрытия зоны никто из них не мог вымолвить и слова. Вокруг повисла тяжелая гнетущая тишина. Но обстановка пока спокойная. Стычек на дамбе зафиксировано не было, что еще раз подтверждает версию с излишней раздутостью слухов о резне, творящейся по ту сторону Стикса.

Я, как завороженный, смотрел на его двигающиеся губы, которые, казалось, все никак не могли правильно сойтись вместе.

— Псих, — бросил Фрэй и пошел вперед, прочь от ворот.

— Постойте, что вы себе позволяете? Я репортер независимой газеты, член ДзСР! — Человек вцепился в мой локоть, и я просто не знал, как оторвать его от себя, не причиняя вреда. — Я хочу вам всем помочь!

Фрэй оглянулся.

— Бери этого типа в охапку, пускай идет с нами.

Тащить силой репортера не понадобилось. Наоборот, он буквально повис у меня на рукаве, задавал кучу вопросов, и на половину из них тут же отвечал сам, без умолку наговаривая проникновенные тексты на диктофон.

Несмотря на закрытие ворот и то, что все остальные заведения на набережной стояли темные и молчаливые, словно из них вместе с материковыми посетителями отошла душа, «Плутоник» в этот день я оставил открытым. И дело не в прибыли, а в том, чтобы многим моим знакомым было куда пойти вместо мрачных внутренних притонов.

В одном углу немногочисленные свободные корейцы заливали чистой водкой свою чисто-корейскую душу. У Джэджуна смена, иначе бы и он обязательно появился здесь. В другом углу боевики Фрэя гуляют, как в последний раз. Может быть, и вправду последний — кто его знает. Несколько китайцев уныло сидят возле сцены — теперь-то я, наконец,