Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Карен Хорни

Однако если ее удвоенные усилия не приводят к существенным переменам в картине, она с еще большей страстью может наброситься на себя, попадая тем самым под двойной огонь. Поскольку идея «отдать себя» постепенно утрачивает свою ценность, и, следовательно, она начинает осознавать, что терпит слишком много издевательств, то она считает, что ею пользуются, и начинает ненавидеть себя за это. До нее также начинает доходить, что ее «любовь» – на самом деле болезненная зависимость (какими бы словами она бы ее ни называла). Это здоровое осознание, но сперва она реагирует на него самоосуждением. Вдобавок, осуждая в себе мстительные склонности, она ненавидит себя за то, что они в ней есть. И наконец, она предается беспощадному самоуничижению за то, что не сумела вызвать его любовь. Она отчасти осознает эту свою ненависть к себе, но обычно большая ее часть выносится вовне, пассивным образом, характерным для смиренного типа. Это означает, что теперь у нее есть мощное и всепроницающее чувство, что он ее обидел. Это создает новое расщепление ее отношения к нему. Ее увлекает гнев, проклюнувшийся из этого чувства обиды и разросшийся. Но и ненависть к себе так страшит ее, что она или ищет привязанности, которая успокоила бы ее, или же закрепляется на чисто саморазрушительном фундаменте своей покорности плохому обращению. Партнер становится проводником ее деструктивности, обращенной на себя. Ее влечет к тому, чтобы ее мучили и унижали, потому что она ненавидит и презирает себя.

Наблюдения над собой двух пациентов, готовых вырваться из зависимых отношений, могут иллюстрировать роль ненависти к себе в этот период. Первый пациент, мужчина, решил провести короткий отпуск один, чтобы выяснить, каковы его истинные чувства к женщине, от которой он зависел. Попытки такого рода, хотя и понятные, в основном оказываются тщетными – отчасти потому, что компульсивные факторы затемняют вопрос, а отчасти потому, что человек обычно реально озабочен не своими проблемами и их отношением к ситуации, а только тем, как бы «узнать» (непонятно где) любит он другого или нет.

В данном случае уже одна решимость пациента докопаться до корней проблемы принесла плоды, хотя он, конечно, не сумел выяснить свои чувства. Чувства-то были, чувств, на самом деле, бушевал целый ураган. Сперва он был захвачен чувством, что его женщина была так бесчеловечно жестока, что любой кары было бы для нее мало. Вскоре, так же сильно, он почувствовал, что отдал бы все за дружеский шаг с ее стороны. Несколько раз он переходил от одной из этих крайностей к другой, и каждое переживание было таким реальным, что всякий раз он на какое-то время забывал о противоположном чувстве. На третий раз он понял, что его чувства противоречивы. Только тогда он понял, что ни одна из крайностей не является его истинным чувством, а тогда уж увидел, что обе они носят компульсивный характер. Это принесло ему облегчение. Вместо беспомощного метания от одной эмоциональной крайности к противоположной, он мог теперь относиться к ним, как к проблеме, требующей решения. Следующая часть анализа принесла удивительное открытие: оба чувства, по сути, мало относились к партнеру, а более к его собственным внутренним процессам.

Два вопроса помогли ему понять свой эмоциональный подъем. Зачем ему было нужно преувеличивать ее оскорбления до такой степени, что она представала бесчеловечным чудовищем? Почему ему понадобилось так много времени, чтобы увидеть явное противоречие в своих колебаниях настроения? Первый вопрос позволил нам увидеть такую последовательность: увеличение ненависти к себе (по нескольким причинам), увеличение чувства, что женщина его обидела, ответ на эту вынесенную вовне ненависть к себе в виде мстительной ненависти к ней. Теперь ответ на второй вопрос не составлял труда. Его чувства были противоречивы, только если принимать их за чистую монету – как выражение любви и ненависти к своей женщине. На самом деле, его пугала мстительность идеи, что тобой кары было бы для нее мало, и он пытался смягчить свои страх, испытывая страсть к женщине ради того, чтобы успокоить самого себя.

Другая иллюстрация относится к женщине, которая в описываемый период колебалась между чувством относительной независимости и почти непреодолимым желанием позвонить своему партнеру. Однажды, когда она уже тянулась к телефону (отлично зная, что ей от возобновления контакта будет только хуже), она подумала: «Хоть бы кто меня к мачте привязал, как Одиссея. Как Одиссея? Ему это нужно было, чтобы устоять против Цирцеи, превращающей мужчин в свиней.* Так вот что меня толкает: мне, видно, очень нужно поунижаться, и чтобы он меня поунижал». Верное чувство сломало заклятье. В это время она была способна к самоанализу и задала себе уместный вопрос: почему это желание так сильно именно сейчас? Тут она испытала значительную ненависть и презрение к себе, которых раньше не сознавала. Всплыли события прежних дней, такие, которые заставляли ее накидываться на себя. После этого она испытала облегчение, и на более твердой основе, ибо в этот период она хотела оставить партнера, а данный самоанализ помог ей найти привязь, которая все еще держала ее. Она начала следующую сессию, сказав: «Мы должны больше работать над моей ненавистью к себе».

* Пациентка путает эпизод с Сиренами и эпизод с Цирцеей. Но это, конечно, не снижает ценности ее открытия.

Так нарастает внутренний беспорядок, втягивая в себя все упомянутые факторы уменьшение надежды на успех, удвоенные усилия, возникновение ненависти и мстительности, «отдача» от их удара в виде насилия против я. Внутренняя ситуация становится все более невыносимой для смиренного типа женщины. Она действительно попадает на ту грань, где надо решать: тонуть или плыть. Все зависит от того, какое решение победит. Решение пойти ко дну (как мы раньше обсуждали) для этого типа очень привлекательно, как окончательное для всех конфликтов. Она может размышлять о самоубийстве, угрожать им, пытаться покончить с собой и сделать это. Она может заболеть и уступить болезни. Она может стать нравственно неразборчивой и, например, пуститься в случайные связи. Она может начать мстить партнеру, обычно причиняя себе вреда больше, чем ему. Или, даже не понимая того, она может просто утратить вкус к жизни, стать ленивой, начать небрежно относиться к своей внешности, работе, толстеть.

Другое решение – это движение к выздоровлению, это усилия выбраться из ситуации. Порой одно осознание опасности пойти ко дну придает ей необходимую храбрость. Иногда одно решение сменяет другое скачками. Процесс борьбы между ними – это очень болезненный процесс. Побуждения и силы для поступков идут из обоих источников, невротического и здорового. Пробуждается конструктивный интерес к себе, растет и возмущение против партнера не только за действительно причиненные обиды, но и за то что она чувствует себя «обманутой», ноет гордость, раненая игрой в заведомо проигрышную игру. С другой стороны, перед ней ужасающие препятствия. Она отрезала себя от многого и многих и с ее надорванными силами цепенеет от мысли, что брошена, оставлена сама на себя. Порвать отношения означало бы также признать поражение, и против этого тоже восстает ее гордость. Обычно чередуются подъемы и спады – те периоды, когда она чувствует, что способна жить без него, и другие, когда она готова лучше страдать от любого позора, чем уйти. Это очень похоже на схватку одной гордости с другой, а между ними она сама, в ужасе. Исход зависит от многих обстоятельств. Большинство – это внутренние факторы, но важна и общая жизненная ситуация, и, конечно, помощь друга или аналитика.

Предположив, что она действительно вырвется из пут, можно спросить, какова будет цена победы. Выбравшись, напролом или хитростью, из одной зависимости, не кинется ли она, раньше или позже, в другую? Или же она станет настолько осторожна в своих чувствах, что постарается все их умертвить? Она может казаться нормальной, но на самом деле она напугана на всю жизнь. Или же она изменится коренным образом, став действительно сильной личностью? Все может быть. Естественно, анализ создает большие возможности перерасти невротические проблемы, которые привели ее к дистрессу и поставили в опасное положение. Но если она смогла собрать достаточно сил во время борьбы и повзрослеть через реальные страдания, то простая обычная честность перед собой и усилия стоять на своих ногах смогут повести вперед, к внутренней свободе.

Болезненная зависимость – одно из самых сложных явлений, с которыми нам приходится иметь дело. Мы не можем надеяться понять его, пока не усвоим, что человеческая психология сложна, и будем настаивать на простых формулах, объясняющих все. Мы не можем объяснить общую картину болезненной зависимости как различные проявления сексуального мазохизма. Если он вообще присутствует в ней, то это исход многих обстоятельств, а не их корень. Болезненная зависимость – и не вывернутый наизнанку садизм слабого и лишенного надежд человека. Не схватим мы ее сущности, и сосредоточившись на паразитических и симбиотических ее гранях или на невротическом желании потерять себя. Одного только влечения к саморазрушению, с его страстью к страданию, тоже недостаточно для принципиального объяснения. Не можем мы, наконец, считать данное общее состояние лишь вынесением вовне гордости и ненависти к себе. Когда мы рассматриваем тот или иной фактор как самый глубокий корень всего явления, мы не можем не получить одностороннюю картину, которая не охватывает всех особенностей. Более того, все такие объяснения дают слишком статичную картину. Болезненная зависимость – не статичное состояние, а процесс, в который вовлечены все или большинство этих факторов они выступают на передний план, уходят в тень, усиливают друг друга или борются между собой.