Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Карен Хорни

Представляется, что смысл любви для него – во всем том, чего он ожидает от положения любимого. Поскольку те авторы психиатрической литературы, которые описывали любовь зависимых людей, односторонне подчеркивали именно этот аспект, они называли его паразитическим, потребительским или «орально-эротическим». И этот аспект действительно может выступать на передний план. Но для типичного смиренного человека (с преобладающей тенденцией к смирению) притягательность любви не столько в том, чтобы быть любимым, сколько в том, чтобы любить самому. Любить для него означает потерять, забыть себя в более или менее экстатическом чувстве, слиться с другим существом, стать единым сердцем и единой плотью, и в этом слиянии обрести цельность, которой он не может найти в себе. Его страстное желание любви, таким образом, питается из глубоких и мощных источников: из стремления предаться на чью-то волю и стремления к цельности. И мы не сможем понять глубину его эмоциональной вовлеченности без исследования этих источников. Поиск цельности – одна из сильнейших мотивирующих человека сил, и тем он важнее для невротика, с его внутренней раздробленностью. Стремление отдаться чему-то большему, чем мы есть, представляется неотъемлемой частью большинства религий. И хотя самоотдача в виде смиренной сдачи на милость победителя представляет собой карикатуру на здоровую уступку страсти, она, тем не менее, обладает той же силой. И проявляется такая самоотдача смиренного типа личности не только в его жажде любви, но и во многом другом.* Она – общий фактор в его склонности терять себя во всех видах переживаний: в «море слез», в экстазе от природы, в погружении в чувство вины, в его тоске по забытью во время оргазма или по сонному забытью и часто в его стремлении к смерти как к бесповоротному угасанию я.

* См.К.Хорни. «Невротическая личность нашего времени». Глава 13: «Проблема мазохизма». В этой книге я предполагала, что желание угаснуть – принципиальная основа для объяснения феномена, который я тогда все еще называла «мазохизмом». Теперь я бы сказала, что это желание произрастает на почве особой структуры «смирения».

Сделаем еще шаг в глубину: та притягательность, которую имеет для него любовь, основана не только на его надеждах на удовлетворение, мир и цельность. Любовь кажется ему единственным путем воплощения своего идеального я в действительность. Любя, он может развить в полную силу все достойные любви атрибуты идеального я; а если любят его, он получает высшее тому подтверждение.

Поскольку любовь имеет для него необычайную ценность, в первую очередь определяет его самооценку то, насколько он достоин любви. Я уже упоминала, что взращивание в себе достойных любви качеств у этого типа личности начинается с его ранней потребности в любви. Оно становится тем более необходимым, чем более решительно необходимы для душевного спокойствия становятся ему другие; и тем больше захватывает его, чем больше он подавляет захватнические влечения. Приятные качества – единственное, чем он скромно гордится, что можно заметить по его сверхчувствительности к любой критике или сомнению на этот счет. Его глубоко задевает, когда его щедрость или внимательность к нуждам других не оценивают или, хуже того, они вызывают раздражение. Поскольку эти качества – единственное, что он ценит в себе, он переживает любое их отвержение, как полное отвержение его самого. Соответственно, его страх перед отвержением – это едкий, острый страх. Отвержение для него означает не только потерю всех надежд, которые он связывал с отвергающим его, но и чувство полной никчемности.

При анализе мы можем ближе изучить, как его добродетели укрепляются системой ригористичных Надо. Ему Надо не только уметь понимать, но стать абсолютно понимающим. Его не должно ничто задевать лично: любую обиду такое понимание Должно смыть прочь. Чувство обиды, вдобавок к своей болезненности, возбуждает в нем упреки к самому себе в мелочности или эгоистичности. В особенности он Должен быть неуязвим к уколам ревности – приказ полностью невыполнимый для человека, чей страх быть отвергнутым и брошенным не может не вспыхивать легче легкого. Все, что он может сделать, в лучшем случае – это упорно претендовать на «широкие взгляды». Любые трения возникают по его вине. Ему Надо быть спокойнее, он Должен был подумать, Должен простить. Степень, до которой он ощущает эти Надо, как свои собственные, может различаться. Обычно некоторые из них выносятся вовне – на партнера. В этом случае осознается тревога, соизмеримая с ожиданиями от последнего. Два главных Надо в этой ситуации для него – это Надо превратить любые любовные отношения в абсолютно гармоничные и Надо сделать так, чтобы партнер его любил. Если он запутался в совершенно никудышных отношениях, но имеет достаточно разума, чтобы понимать, что лучше всего для него же самого было бы их прекратить, его гордость представляет ему такое решение, как позорную неудачу, и заявляет, что он Должен наладить отношения. С другой стороны, именно потому, что он втайне гордится своими приятными качествами (неважно, насколько фальшивыми), они также становятся для него основанием многих скрытых требований. Они дают ему право на исключительную преданность, на удовлетворение его многочисленных потребностей, которые мы обсуждали в предыдущей главе. Он считает, что имеет право быть любимым не только за свою внимательность, которая может быть и реальной, но и за свои слабость и беспомощность, за свои страдания и самопожертвование.

Между его требованиями и его Надо возможны конфликты, безвыходные для него. В какой-то день он оскорбленная невинность и может решиться сказать партнеру все, что он о нем думает. Но на другой день он пугается собственной смелости: как своих требований от другого, так и своих обвинений к нему. Кроме того, он пугается перспективы его потерять. Маятник качнулся в другую строну. Его Надо и самоупреки берут верх. Он Должен ни на что не обижаться, он Должен быть невозмутим, Должен быть более любящим и понимающим – да и вообще, во всем виноват он сам. Сходным образом он колеблется в своей оценке партнера, который иногда кажется сильным и восхитительным, иногда – недостойным доверия и бесчеловечно жестоким.

Хотя внутреннее состояние, в котором он вступает в любовные отношения, всегда неустойчивое, оно еще не обязательно ведет к несчастью. Он может достичь своей доли счастья, если не слишком деструктивен и если найдет партнера, который или достаточно здоров, или, в силу собственного невроза, лелеет его слабость и зависимость. Хотя такой партнер порой может ощущать его установку на «цепляние» обременительной, она, в то же время, может дать ему почувствовать себя сильным, надежным защитником, который получает в ответ так много личной преданности или того, что он принимает за нее. При таких условиях невротическое решение можно было бы назвать удачным. Чувство, что его нежат и берегут, вызывает к жизни самые лучшие качества смиренной личности. Тем не менее, такая ситуация неизбежно мешает ему перерасти свои невротические трудности

Как часто бывает такое удачное совпадение, не аналитику судить. К нему приходят при менее счастливых отношениях, когда партнеры мучают друг друга, или когда зависимый партнер стоит перед опасностью медленного и болезненного саморазрушения. В этих случаях мы говорим о болезненной зависимости. Она не ограничивается половыми отношениями. Многие из характерных ее черт мы обнаружим в неполовых отношениях – между друзьями, родителем и ребенком, учителем и учеником, врачом и пациентом, вождем и последователем. Но ярче всего они выступают в любовных отношениях, поэтому однажды увидев их там, мы легко увидим их в любых других отношениях, где они могут быть затенены такими рационализациями как верность или обязанность.

Болезненно зависимые отношения начинаются с неудачного выбора партнера. Точнее, о выборе тут не приходится говорить. Смиренная личность на самом деле не выбирает, а бывает «околдована» определенными типами личности. Его естественным образом привлекает человек того же или противоположного пола, создающий у него впечатление большей силы и превосходства. Не обращая внимания, хороший ли это партнер, он может легко влюбиться в бесстрастного человека, если вокруг того есть некий ореол богатства, высокого положения, отменной репутации или одаренности; или в превосходящий его нарциссический тип личности, обладающий непотопляемой самоуверенностью, которой так недостает ему самому, или в высокомерно-мстительный тип личности, который осмеливается предъявлять открытые требования, не заботясь о том, что это может быть нагло и оскорбительно. Есть несколько причин тому, что его ослепляют такие личности. Он склонен переоценивать их, поскольку ему кажется, что все они не только обладают качествами, которых ему ужасно недостает, но и лишены тех качеств, которые он в себе презирает. Речь может идти о независимости, самодостаточности, непобедимой уверенности в своем превосходстве, о подчеркнутом высокомерии или агрессивности. Только такие сильные, высшие люди (какими он видит их) способны выполнить его желания и завладеть им. Так, согласно фантазиям одной пациентки, только мужчина с сильными руками спасет ее из горящего дома, с тонущего корабля, от нападающих бандитов.