Мой грешный муж - Миа Винси

Кассандра тщательно сосредоточилась на каждом шаге, потому что ее колени с трудом помнили, что нужно делать. Господи, она вела себя как легкомысленная дебютантка в муках своего первого увлечения! Но ни одной дебютантке не было знакомо это жгучее желание прижаться своим обнаженным, ноющим телом к мужчине, или это страстное желание раствориться с ним в их тайном мире вдвоем, или этот леденящий душу страх перед непреодолимой, невидимой стеной.

Она скучала по нему. Даже стоя прямо перед ним, она скучала по нему.

— Что это за чертовщина у тебя на голове? — спросил он. — Неужели какая-то бедная розовая птичка летает по Лондону без половины перьев?

— Тут ты должен был мне сказать, что я прекрасно выгляжу.

— Почему я должен это делать? Ты только что сделала это сама.

Эта озорная, дразнящая улыбка все еще действовала на нее. Она подавила улыбку и сжала в пальцах веер, чтобы не задушить его, потому что его шейный платок был завязан слишком искусно, чтобы его можно было помять. Он был свежевыбрит, и, о, как же ей хотелось потереться щекой о его щеку и вдохнуть его пряный аромат. Сережка исчезла, и наконец-то, наконец-то, он сделал модную стрижку, которая ему шла.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала она.

— Я стремлюсь нравиться людям.

— Ничего подобного.

И все же он нравился ей, такой энергичный, красивый и сильный.

Он выглядел таким… безупречным.

«Я верю, что избавление от меня станет для тебя достаточным стимулом, чтобы вести себя прилично», — сказала она во время их ссоры.

«Все, чего я хочу, — это избавиться от тебя. Мое поведение будет безупречным.»

Она проглотила обиду — кто бы мог подумать, что победа может причинить боль? — в то время как на его лице отразилось что-то похожее на замешательство. Она была благодарна, когда лакей принес ее вечерний плащ, так как это дало ей повод спрятаться. Но именно Джошуа накинул бархатный плащ ей на плечи, задержав на нем свои руки. Джошуа застегнул застежку на ее шее. Костяшки его пальцев коснулись ее кожи, и она, затаив дыхание, изучала полные губы, которые ей больше не разрешалось целовать.

Когда он поднял взгляд, все замерло. Она утонула в его глазах цвета горячего кофе, его губы были так близко, что их дыхание смешивалось, его грудь была всего в нескольких дюймах от ее груди. Пламя свечи мерцало, и ей показалось, что он выглядел озадаченным, потерянным, ищущим. Надежда пронзила ее трепещущее сердце.

Затем он отвернулся, схватил перчатки и снова принялся постукивать ими по бедру.

— Этот бал состоится сегодня вечером? — сказал он. — Или они перенесут его на завтра, чтобы наша мисс Люси могла прийти вовремя?

Кассандра разгладила свой плащ и свои спутанные мысли.

— Она ждет, чтобы произвести впечатление своим выходом.

Она вздохнула.

— Было бы лучше, если бы она переоделась в доме бабушки, но герцогиня еще не совсем простила меня.

Затем наверху послышались быстрые шаги, и Эмили сбежала по лестнице, ее лицо сияло от возбуждения.

— Она идет, она идет! — закричала она и обернулась у подножия лестницы, чтобы посмотреть наверх. Сотрудники столпились вокруг, мистер Ньюэлл и Айзек тоже наблюдали за лестницей. Люси нравилась всем, потому что она была любезна со всеми, кроме Кассандры.

Когда Люси появилась на лестничной площадке и остановилась для пущего эффекта, наслаждаясь приглушенным восхищением, доносившимся снизу, Кассандра забыла обо всем. Она забыла их ссоры, их обиды, их боль, их потери. Она видела только свою любимую младшую сестру, сияющую в белом бальном платье, с жемчужинами в блестящих темных волосах и блаженной улыбкой на губах. Люси, полная энергии и остроумия, плавно спускалась по лестнице, неумолимо продвигаясь к своей новой жизни без них.

Кассандра старалась запечатлеть в памяти каждую деталь; она не знала, когда снова увидит Люси после сегодняшнего вечера. Она сжала губы, чтобы сдержать слезы, и надеялась, молилась, чтобы сегодняшний вечер ознаменовал начало того, что Люси снова обретет счастье.

— Она такая красивая, — прошептала она. Она взглянула на Джошуа, но он смотрел на нее, а не на Люси. Она издала высокий, дрожащий смешок, сама не зная почему.

— Общество будет поражено.

— Общество никогда не оправится.

Он придвинулся ближе, пока его грудь почти не коснулась ее плеча, а ноги не коснулись ее юбок. Его близость проникала ей под кожу, растекалась по телу, разжигая в ней потребность в его прикосновениях. Его тепло, его запах окутали ее, и платье казалось таким тесным, что было удивительно, как она могла дышать.

— Ты прекрасна, — пробормотал он. От его нежного дыхания у нее по спине пробежали мурашки. Ей показалось, что его рука коснулась ее бедра, но она не была уверена.

Неподалеку слуги и Эмили суетились вокруг Люси, принося ей плащ, перчатки и веер, как будто она была принцессой. Кассандра повернула голову, мельком увидела Джошуа через плечо и поборола странное желание разрыдаться. Это были всего лишь слова, произнесенные легко и слишком поздно. Он был добр — его доброта была одной из тех черт, которые она в нем любила, — но сейчас она хотела от него совсем не доброты.

— Ты никогда раньше не делал мне комплиментов, — с трудом выдавила она.

— Что?

В его голосе звучало негодование. Он играл. Снова поддразнивал ее.

— Наверняка я сморозил какую-то глупость о твоих волосах, платье или глазах.

Она полуобернулась, успокоившись, это поведение ей было знакомо.

— Ты, наверное, даже не знаешь, какого цвета у меня глаза.

— Конечно, нет, — весело признался он.

Да, все вернулось на круги своя, и нет причин для разочарования. Такая глупая вещь, о которой не стоит беспокоиться. Как будто цвет ее глаз вообще имеет значение!

— У тебя невероятные глаза, — объяснил он. — Они могут быть зеленоватыми, или коричневатыми, или зеленовато-карими, или коричневато-зелеными. На солнце они даже кажутся золотистыми. Когда ты плачешь, они становятся зелеными. Когда ты испытываешь желание, они становятся карими. Когда ты смеешься, они становятся светлее. Когда ты сердишься, они темнеют. Так как, черт возьми, я должен знать, какого цвета твои глаза, когда они все время меняются?

Ой. Ой. Знакомая почва снова исчезла, и под ее ногами ничего не было, и все, что она могла сказать, было:

— Ты заметил.

В наступившей тишине было видно, что его глаза тоже потускнели. Она не могла догадаться, о чем он думает, и ей не хватало смелости спросить.

— Тебе не обязательно нести такую чушь, — резко сказала она, вертя в руках веер. — Я довольна своей внешностью и всегда была. Я