Слеза чемпионки - Ирина Роднина

Телевидения я никак не ожидала. Я сказала корреспондентам, что еду по рабочей визе, что мне интересно посмотреть, как в Америке работают тренеры в специализированном центре, изучить их опыт, что вполне закономерно: американская школа фигурного катания — одна из сильнейших в мире. Сообщила, что у меня контракт на два года. Я ни на грамм не лукавила, все так и было: и в моих мыслях, и в моих планах, и прежде всего в контракте.

В Нью-Йорке мы несколько часов ждали рейса на Лос-Анджелес. Дети пребывали в совершеннейшем экстазе. Аленка все время у меня спрашивала: ну где тут Америка, где Америка? Я ей говорю: мы уже в Америке. Прилетели в Лос-Анджелес, меня там встречала хорошая приятельница, журналист из Финляндии, причем не спортивный, а политический журналист. Она в это время жила в Лос-Анджелесе. Встречали представители Центра, где мне предстояло работать. Нас погрузили в микроавтобус, и мы поехали в горы. И не на два года, как я думала, а на десять лет.

Гора, озеро, каток

Мы едем, едем, едем, я понимаю, что мы уже далеко от Лос-Анджелеса. И тут мы стали подниматься в горы. Стоял март. Мне еще предстояло узнать, что здесь это самый плохой месяц в году. То, во что мы погрузились, не назовешь даже туманом. Мы буквально пробивались через непроницаемое облако. Причем в этот момент вся моя семья спала, одна я бодрствовала и, естественно, водитель. Я с ужасом смотрела на сплошную мглу. Зная, что предчувствие меня еще никогда не подводило, я с тоской подумала: куда я еду? И в первый раз закралась мысль, что я крепко промахнулась.

Радости ноль. Передо мной стена из серой ваты, петляющая горная дорога, мы, как я понимаю, далеко от города, а я по натуре абсолютно городской житель. Полная неизвестность. И тут я почему-то вспомнила Высоцкого, но не «Лучше гор могут быть только горы…», а: «Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг…» Потом, когда мне особенно было нерадостно, я не раз вспоминала эти слова. Особенно когда у меня наступили плохие времена с Миньковским. Когда началось мое бесконечное движение с горы в гору, с горы в гору, я каждый раз вспоминала эту песню. Усидеть в нашей деревушке в то время я не могла. Как выдавалась свободная минута, я из нее пулей летела вниз, в город, к людям, даже не так, просто к океану, лишь бы съехать с этой горы. Для меня она стала на несколько лет клеткой, причем далеко не золотой.

Но ту первую минуту знакомства с горой я очень хорошо запомнила. Дороги почти не видно. Я не понимаю, как и по каким ориентирам наш водитель едет вперед сквозь непроглядную тучу. Наконец мы подъехали к дому, внесли спящих детей, разложились, легли сами. А когда утром проснулись, все вокруг утопало в снегу. Пришли нас поприветствовать сотрудники Центра, потому что хозяин уехал на чемпионат мира. Мне сказали: обживайтесь, осваивайтесь, посмотрите, что вокруг, у вас есть несколько дней и нет никаких дел, пока хозяин не приедет. Мы начали осваиваться в Америке.

У нас первые дни машины не было. И мы буквально из окна Америку разглядывали. Когда мы первый раз услышали по телевидению, что идет большой шторм, мы так потом хохотали, потому что «большой шторм» означал всего лишь снег. По нашим понятиям, просто падает снег, для них это — шторм. Снег шел несколько дней, и у нас на балконе выросла гора метра в полтора.

Наконец я встретилась с хозяином Центра мистером Пробстом.

Этот человек входит в число тех нескольких людей, о которых я могу сказать: в моей жизни они изменили очень многое. Каждый из них стал для меня неким ориентиром. В первую очередь, это Станислав Алексеевич Жук. Второй в этом списке, конечно, Сергей Павлович Павлов. Следующие — Петр Степанович Богданов и Уолтер Пробст. Все четверо многому меня научили и как могли предостерегли от некоторых неправильных шагов в жизни. И даже когда я их не слушала, то, что они мне говорили, потом оказывалось совершеннейшей правдой. Может, не случайно все они были мужчинами, которые во многом меня оберегали. Чего я не могу сказать ни о ком больше, с кем меня сводила жизнь. Потому что по большому счету меня мало кто оберегал, кроме этих людей. Я не говорю о родителях, потому что родные люди — это совершенно другое.

Я хочу назвать имена еще двух мужчин, хотя они стоят несколько в стороне: Фрэнк Кэрол и Карло Фасси — два великих тренера. Я работала с ними на одном катке, и они многому меня научили. Как ни странно, прежде всего фигурному катанию. Как его понимают в Америке, как его понимают в мире. Научили, как профессионально работать, научили профессиональным взаимоотношениям между тренерами, между тренером и спортсменом, между тренером и клубом или администрацией катка. Этого мы дома не проходили. У нас все было построено на другом уровне. Научили меня понятию профессиональной этики, отношениям тренеров и спортсменов — это вообще из области фантастики. Мы еще очень далеко от этих понятий. Так что Фрэнк и Карло, честно говоря, просто научили меня, как полагается работать. Причем как учили? Если я сама не спрошу, ничего не подскажут. Там никакие знания просто так, бесплатно, не раздаются.

Кстати сказать, Жук по этому поводу говорил то же самое. Именно он был первым, кто объяснил, что есть какие-то вещи, которые ни за одну тренировку, даже за неделю, спортсмен никогда не выучит. Я могу совершенно спокойно эти тайны понемногу раскрывать, зная, что изучение данного элемента — длительный процесс. Оно берется не мозгами, а рефлексом, твое тело должно привыкнуть к новым движениям. Поэтому какие-то элементы можно совершенно откровенно показывать, зная эти премудрости. Иными словами, есть какие-то секреты в работе, которые я совершенно спокойно могла открыть спортсмену, но ни в коем случае не должна показать тренеру. И наоборот, существуют темы, по которым я совершенно откровенно могу разговаривать с тренером, но бестолку их обсуждать со спортсменом. Это и есть те профессиональные нюансы, которые у нас пока не зародились. Взаимоотношения не те.

Неправильно думать, что если б наш спорт стал профессиональным, то и взаимоотношения между людьми в нем тоже перешли на профессиональный уровень. Спорт у нас давно профессиональный. Уже с шестидесятых-семидесятых годов, то есть с советских времен, мы работали довольно профессионально, другое дело, что отношения в обществе остались еще советскими. Дело не в фигурном катании, общество целиком пока не готово к таким «производственным отношениям». Особенно в конкурентной среде. Поэтому у нас и бизнес так своеобразно строится. Многолетняя дружба людей рушилась, семьи рушились, и только потому, что у нас не существовало такого понятия, как профессиональная этика, то есть профессиональное отношение к труду и к коллективу.