Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков - Женевьева Брюнель-Лобришон

Жизнеописания, с. 119–120

ФЛАМЕНКА * * *

(Амор, посетивший Гильема, на время погрузил его в любовное забытье)

Любовь, свой нанеся визит 2170 Гильему, возвращает телуРассудок; предается делуДневному вновь оно; светло,Хоть веки смежены, челоИ все лицо, столь ярок пылЗари; когда же он открылГлаза, сияя, солнце встало.Гильем прекрасен, щеки алы.Из мест, где был, выходит он,Как будто удовлетворен,2180 Что отдохнул, трудом тяжелымИзмучившись, и встал веселым.Слуга так плакал, что потокиСлез замочили лоб и щекиГильемовы. «Сеньор, вы спалиТак долго, что в большой печалиЯ был», — он молвил и утерГлаза салфеткою. СеньорЕму в ответ: «Твоих скорбейИсточник — в радости моей».2190 Впрямь, то, что в горе ты великом,Напрасно выражать лишь криком,Рубаху и штаны ГильемНадел; на беличью затемНакидку сел он у окна.По руку правую стенаТой башни. Смотрит, обуваясь,Он на нее не отрываясь;Одет изящно: на ногахНе башмаки, но в сапогах2200 Любил ходить он остроносых,Должно быть, из Дуэ привез их.Не станет шерстяных чулокНосить, коль не обтянут ног.Он ахи испускал и охиИ прибавлял при каждом вздохе:«Держать ее в плену — злой грех.О, существо прекрасней всех,Достоинств редких средоточье.Не дайте умереть, воочью2210 Узреть вас перед тем не дав!»Велит нести кафтан. СтремглавБежит за ним слуга, в ком толкуНе на одну б хватило пчелку,Кто деятельней и живей,Чем ласочка иль муравей.Принесен таз с водой. СперваГильем умылся; рукаваЗатем пришил изящным швомИглой серебряной; потом2220 Накинул плащ из шерсти чернойИ оглядел себя — зазорныйНе мог замечен быть изъянВ наряде тех, кто шел из ванн.

* * *

(Гильем вместе с хозяином гостиницы отправляется в церковь)

Тут входит Пейре Ги как раз:«Сеньор, дай бог, чтоб всякий часДня, доброго уже вначале,Был добр для вас. Вы рано встали!А мессу между тем позднейНачнут: быть пожелав на ней,2230 Опаздывает госпожа».Гильем ответствует, дрожа:«Пойдемте лучше прямо в храмИ совершим молитву там,А после воздухом подышим,Покуда звона не услышим». —«Не откажу, — тот молвит, — славныйСеньор, вам в этом; в мере равнойВо всем, что вам придет на ум».Гильем хранил в одной из сум2240 Дорожных новый пояс: в пряжке,Французской ковки, без натяжкиНа марку серебра почти,Коль на весы ее снести.На славу пояс был сработан,Хозяину его дает он.Тот кланяется куртуазно:«Сеньор, столь дар несообразноБогат ваш, помоги мне Бог,Что буду думать, чем бы мог2250 Вас отблагодарить: роскошенПодарок, я им огорошен.Словно гостинец новогодний,Он всех полней и превосходней:С массивной пряжкой вещь из кожиИрландской стоит здесь дорожеЛюбых сокровищ; больше имДоволен я, чем золотым».Хозяин был отменных правил,Женитьбой же себя избавил2260 Удачно он от всех хлопотО тех, кто у него живет.Хоть в монастырь они вдвоемИдут, но каждый о своемЗадумался: ведь у ГильемаЛюбовь — единственная тема,А у другого постоянныДве темы — прибыли и ванны,И мысль, что гость принять захочетХоть завтра их, его уж точит.2270 Встал на колени, как вошелВо храм, Гильем и на престолАпостола Климента строгоИ пылко стал молиться Богу;Марию-Деву помогать,Святого Михаила ратьИ всех святых усердно молит,Три раза Отче наш глаголет,Затем молитовку — твореньеОтшельника — перечисленье2280 Семидесяти двух именТворца, в каких открылся онЕвреям, римлянам и грекам.Молитва эта человекомРуководит, любить творцаНастраивая и сердцаУча добру. Кто с нею дружит,От Бога милости заслужит;Для тех немыслим злой конец,Кто отдает ей пыл сердец2290 Иль, записав, у сердца носит.Гильем молитву произноситИ открывает наугадПсалтырь, и попадает взглядНа стих знакомый: Возлюбих.«Бог знает нужды чад своих», —Шепнув, отводит от страницГлаза и опускает ниц.Затем осматривает храм;Но он, гадая, где бы там2300 Сидеть удобно было даме,Не знал, что помещали в храмеЕе в курятне на запор.

* * *

(В храм приходит Фламенка в сопровождении своего ревнивого мужа эн Арчимбаута)

Гильема сердце сильно бьется,Никак он дамы не дождется.Он видит в каждой новой тени,Пересекающей ступени,Эн Арчимбаута. Люди в храме Выстраиваются рядами.Но вот вся паства подошлаИ третьи бьют колокола,2440 И тут-то после всех возникВ дверях безумец, видом дик,В щетине, ряжен как попало,Рогатины недоставало,Чтоб стал он чучелом вполне,Какое ставят на холмеКрестьяне против кабанов.И рядом с тем, чей вид таков,Красавица Фламенка шла,Хоть сторонилась, как могла,2450 Настолько был ей гадок он,Вот стала на порог — поклонОтдать смиренный. В этот мигГильем Неверский к ней приникВпервые взором — хоть плохаяБыла возможность; не мигая,В томленье, на судьбу в обиде,Вздыхал он, черт ее не видя.Но тут Амор шепнул: «ЕеСпасти — намеренье мое.2460 Но покажи и ты свой норов,Однако не бросая взоров,Чтоб не заметил кто-нибудь.Я научу, как обманутьРевнивца так, чтоб проклял онТот день, когда на свет рожден.И за вуаль, и за тебяЯ отомщу». Гильем, скорбя,Поскольку дама в то мгновеньеЗашла в закут, стал на колени.2470 Священник начал Окропи мя,Гильем, призвав Господне имя,Прочел весь стих; клянусь, доселеЗдесь ни читали так, ни пели.Священник с клироса к народуСошел, ему крестьянин водуСвяченую принес, и онНаправо двинулся, в загонЭн Арчимбаута. Пеньем всемВдвоем с хозяином Гильем2480 Руководил; но были зоркиЕго глаза, и вид каморкиСквозь узкий ход ему открыт.Иссопом капеллан кропит,Лия подсоленную влагуФламенке на голову, благоОткрыла волосы сеньора,Чтоб омочить их, до пробора;И кожа у нее былаНежна, ухожена, бела.2490 Горели волосы светло,Поскольку в этот миг взошлоЛюбезно солнце и по дамеСкользнуло беглыми лучами.Гильем, хотя узрел лишь малостьСокровища — Амора шалость, —Возликовал в душе, столь славенБыл signum salutis[310] и явен.

Фламенка, с. 70–72,72—75,79–80

ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ ПРОТИВ АЛЬБИГОЙЦЕВ

Часть первая, написанная клириком Гильемом из Туделы * * * (Начало Крестового похода) ЛЕССА 2

Мои сеньоры! Эта песнь писалась для людей…Живой александрийский стих был образцом для ней,Чтоб мог ее пересказать сказитель-грамотей.Начнем же. Ересь поднялась, как гад со дна морей(Господь ее да поразит десницею своей!),Попал весь Альбигойский край в охват ее когтей —И Каркассонн, и Лорагэ. Легли по шири всей —От стен Безье до стен Бордо — следы ее путей!К неложно верящим она пристала как репей,И были там — я не совру — все под ее пятой.Сам папа римский сник от бед и потерял покой,И весь его богатый клир охвачен был тоской,Ведь ересь с каждым днем росла, являя облик свой.Немало пастырей святых отправилось на бойС Великой ересью! И все пошли туда толпой…Цистерцианский орден был там первой головой.Там проповедовал Осма (старик, прелат святой),А супротив болгарин был, поклонник веры злой,На каркассоннских площадях перед толпой людской.Из Арагона сам король там был со свитой всей,Но удалился он, едва почуял смысл речей,И о коснеющих во лжи, узнал он гонор чей,Послал в Ломбардию письмо — в Рим, для святых властей.Скажу, коль Бог благословит, что эти люди злей,Чем яблоко грызущий червь, гнилых плодов гнилей,Ведь слышим мы уже пять лет их непотребный лай.Совсем у Господа от рук отбился этот край!Чем в схватке яростней глупцы, тем ближе бездны край,Ведь им, пока идет война, не будет, так и знай,Пощады на земле.

ЛЕССА 4

Аббат цистерцианцев (тот, кого Господь любил),Носивший имя брат Арнаут, опорой братьям был(Тем, что отправились пешком или на мулах пылСбивать с упорствующих в лжи и с тех, кто в ересь впал).Но хоть словами каждый брат упрямцев побивал,Сей люд свою неправоту ни в чем не признавал!Пейре де Кастельно тогда Господень путь привелВ Прованс, где он своим трудам последний счет расчелС Тулузским графом и того от Церкви отлучил,Ведь граф соседей разорял и грабежи чинил.Но графский конюший один все в темноте бродилИ, сердцем злобу возлюбя, от графа милость ждал.Он свой предательский кинжал прелату в бок всадил,Убил де Кастельно, затем, дурных наделав дел,Избрал убежищем Бокэр, лен графа и удел.Но перед смертью к небесам всё руки возводилБлагочестивый Кастельно и Господа просил,Чтоб неразумному слуге тот смертный грех простил;И перед Богом и людьми убийство отпустил.Он причастился, лишь петух вновь утро возвестил;Его душа слетела с уст, лишь край небес зардел, —И всемогущий наш Господь ее в раю призрел.Над мертвым телом в Сен-Жиле всю ночь огонь горел,И на святых похоронах весь клир молитвы пел.

ЛЕССА 5

Когда известье, что легат заколот, в Рим пришло,То папа чуть не умер сам, узнав про это зло,Печаль, испытанную им, представить тяжело.К святому Якову воззвал, оставив все дела,Святейший папа — и к Петру, чья в раке плоть была, —И для анафемы свечу возжег, взяв со стола.Цистерцианец брат Арнаут, чье сердце горе жгло,Там был, а также латинист и клирик мэтр Мило,Двенадцать кардиналов вкруг, склонив в тоске чело.Там и подписан был указ, на деле злой зело,По коему людей, что кур, взрезали на земле —И знатных девушек, и дам! Уж не найти в золеОт них ни юбки, ни плаща, ни броши, ни кольеОт стен далекого Бордо до башен Монпелье,Поскольку папа приказал те земли сжечь дотла.Вот так об этом рассказал магистр Понс де Мила,Которого послал король, властитель Тюдела,Сеньор Памплоны, господин и в замке Эстелла,И лучший рыцарь среди всех, садившихся в седло.Что знал султан Мирамелис, коли на то пошло!Альфонс и Педро, короли, поправ врагов тела,Сломали копий без числа, за что им и хвала;О том еще я напишу, взяв, коль пошли дела,Получше пергамен.

ЛЕССА 6

Когда, потупив взор, аббат Арнаут с коленПоднялся после всех и встал возле колонн,Он рек такую речь: «Будь благ, святой Мартин!Живущим на земле ты, папа, господин…Пошли скорей приказ на языке латин,Чтоб с ним и я бы мог уйти от этих стенВ Гасконь и Перигор, Овернь и Лимузен,И славный Иль-де-Франс, сам королевский лен,Поскольку время мстить, поставив злу заслон.Пускай ничьей души не тронет вражий стонОт той земли до той, где правил Константин.А если в ратный строй не встанет паладин,На скатерти он есть не будет и в помин,Ни пробовать вина, ни одеваться в лён,И гроб его вовек не будет освящен».И согласились все с тем, что промолвил он,Советчик умудренный.

(Штурм и взятие Безье) ЛЕССА 18

Под праздник, что дарует нам святая Магдалина,Войсками, что привел аббат, была полна долинаУ стен Безье и вдоль реки с ее песчаным лоном.Зашлись сердца у горожан, к тому досель не склонных,Ведь в годы древних битв и свар, чему виной — Елена,Такого войска Менелай не собирал в Микенах,Столь пышной знати не могла иметь ничья коронаКроме французской, не нашлось ни одного барона,Кто б здесь не пробыл сорок дней (лишь кроме графа Брена).Удар судьбы для горожан был словно в сердце рана,Лишились разума они, столь поступая странно.Кто им советовал? Кому вручили жизнь мужланы?Бедняги были, видит Бог, глупы определенноИ не разумнее Кита, в чьем чреве плыл Иона,Пошли на вылазку они, держась такого плана:На пики вздернув белый холст, как белый флаг, смутьяны,Горланя, мчались на войска. Так от межи овсянойГоняют птиц, пугая их маханьем тряпки рванойПри свете утренней зари.

ЛЕССА 19

Встав поутру, вожак всех слуг себе сказал: «Смотри!»Как раз напали на войска, горланя, бунтари,И в ров барона одного, обсев, как детвора,Всем скопом сбросили с моста, отважны несдобра.Вожак собрал своих людей, босых по той поре.«Пойдем на штурм!» — вскричали те, собравшись на бугре.Потом готовиться пошли подраться мастера.Я полагаю, не имел никто и топора:Босыми шли они сюда от своего двора,Пятнадцать тысяч было их — и вор был на воре!Пошла на город рать в штанах с дырою на дыре,С собою лишь дубинки взяв да палки поострей,Одни устроили подкоп, другие — голь храбра! —Ворота начали ломать, затеяв бой с утра.Всех горожан прошиб озноб, хоть и была жара.Кричала чернь: «Идем на штурм! Оружие бери!»Была такая кутерьма часа два или три.Ушли защитники в собор и спрятались внутри,Детей и женщин увели, укрыв за алтари,И стали бить в колокола, как будто им пораЗвонить за упокой.

ЛЕССА 20

Безьерцы видели со стен весь лагерь боевойИ чернь, к воротам городским валившую толпой,Бесстрашно прыгавшую в рвы, потом под ор и войДолбившую дыру в стене, рискуя головой.Когда же зазвучал сигнал к атаке войсковой,Заговорило сердце в них, что час настал лихой.К собору бросились они, всех ближних взяв с собой,Прелаты, в ризы облачась, пошли за аналой,И звонам к мессе звонари такой придали строй,Как будто, плача о родных, оделся в траур край,Ведь знали все: пришла беда, ворота отворяй.Безьерцы думали, что их укроет кров святойОт черни, грабившей дома, пустившейся в разбой,Ведь утварью семи домов мог овладеть любой.Но чернь, зверея от резни, кроя на свой покрой,Без счета погубила душ, заполнив ад и рай,Был ей доступен каждый дом, какой ни выбирай,И стал бы Крезом каждый вор, что в драке храбр порой,Когда в руках бы удержал все, что набрал горой.Но все себе забрала знать, под полог тьмы ночнойСлуг выгнав из-под крыш.

ЛЕССА 21

Вся знать из Франции самой, оттуда, где Париж,И те, кто служит королю, и те, кто к папе вхож,Решили: каждый городок, где угнездилась Ложь,Любой, который ни возьми, сказать короче, сплошь,На милость должен сдаться им без промедленья; те жНавек закаются дерзить, чья кровь зальет мятеж.Всех, кто услышит эту весть, тотчас охватит дрожь,И не останется у них упорства ни на грош.Так сдались Монреаль, Фанжо и остальные тож!Ведь силой взять, я вам клянусь, Альби, Тулузу, ОшВовек французы не смогли б, когда бы на правежОни не отдали Безье, хоть путь сей не хорош.Во гневе рыцари Креста велели черни: «Режь!» —И слуг никто не удержал, ни Бог, ни веры страж.Алтарь безьерцев уберег не больше, чем шалаш,Ни свод церковный их не спас, ни крест, ни отче наш.Чернь не щадила никого, в детей вонзала нож,Да примет Бог те души в рай, коль милосерд к ним все ж!Столь дикой бойни и резни в преданьях не найдешь,Не ждали, думаю, того от христианских душ.Пьяна от крови, чернь в домах устроила грабежИ веселилась, отхватив себе изрядный куш.Но знать воришек и бродяг изгнала вон, к тому жНи с чем оставив босяков и в кровь избив невеж,Чтоб кров добыть для лошадей и разместить фураж.Лишь к сильным мир сей благ.

ЛЕССА 22

Сперва решили босяки, чернь и ее вожак,Что век им горя не видать, что стал богатым всяк,Когда ж остались без гроша, они вскричали так:«Огня, огня!» — ведь зол на всех обманутый дурак.Они солому принесли, сложив костры вокруг,И разом вспыхнул город весь от этих грязных рук,И шел огонь во все концы, сжимая страшный круг.Вот так когда-то сам Камбрэ богатый город сжегИ хуже сделать сгоряча, я вам скажу, не мог,За что его бранила мать, а он, себе не друг,Ей чуть пощечину не дал, как бьют в досаде слуг.Вся рать, спасаясь от огня, бежала в дол и лог,Французской знати не пошла ее победа впрок,Ведь все пришлось оставить им, а был там не пустяк.Все, чем богат подлунный мир — и Запад, и Восток! —Вы там смогли бы отыскать, не будь пожар жесток.Собор, что строил мэтр Жерве, уж верно, долгий срок,Внезапно треснул, что каштан, который жар допек,Лишь камни собирай.

ЛЕССА 23

По мненью тех, кто там бывал, в Безье был сущий рай,Французы всякого добра нашли там через край,И столько взяли бы с собой, что хоть из рук бросай,Когда б не предводитель слуг, не сброд его босой.Но те Безье сожгли дотла, дома, собор святой,Церковный хор, что мессы пел, и женщин, и детей,Прелатов в ризах дорогих и остальных людей.

Часть вторая, написанная тулузским Анонимом (Подготовка к сражению, поражение южан в битве при Мюре и гибель короля Педро II Арагонского) ЛЕССА 139

Король встал первым, ведь с людьми он говорить умел.«Сеньоры, — людям рек король, — граф де Монфор посмелНаш вызов рыцарский принять, войти в Мюре рискнул.Так примем меры, чтобы враг от нас не ускользнул!Еще до ночи грянет бой. Мир злее сеч не знал!Так бейте ж грозного врага, валите наповал,Дабы в бою и ваш отряд от вас не отставал,И час победы над врагом быстрее наставал».И так сказал Тулузский граф, когда черед настал:«О сир! Коль вы хотите знать, что скажет Ваш вассал,То вот что я бы в этот час исполнить приказал.Не нужно долго говорить, сколь враг свиреп и зол,Давайте вкруг своих шатров поставим частокол,Когда бы недруг одолеть преграду захотел,То стали б воины врага добычей наших стрелИ мы бы гнали остальных по грудам мертвых тел».«О граф! — воскликнул дон Мигель. — Да кто Вам право далСтоль сомневаться в короле? Коль скоро миг предсталСойтись с врагом лицом к лицу, Господь бы не простил,Когда б из трусости король победу упустил».«Что я могу еще сказать? — вновь граф заговорил. —Когда мы грянем на врага, являя ратный пыл,Весь мир увидит, кто из нас презренным трусом был!»«К оружью!» — тут раздался крик. И всяк свой меч схватил;Бароны шпоры в скакунов вонзили, что есть сил,Спеша в погоню за врагом, что в город уходил.Сдается мне, что хитрый враг сию атаку ждал,Войти в ворота за собой как будто приглашал.И створ распахнутых ворот сраженью не мешал.Тот бил противника копьем, тот тяжкий дрот метал;И с той, и с этой стороны никто не уступал,Покрылась кровью вся земля и створ ворот стал ал.Но дело кончилось ничем, никто не победил.Тулузцы в лагерь отошли. Враг в город отступил.Настало время отдыхать, баронов зной томил,Но тут тулузцев граф Монфор в ловушку заманил,Он повелел седлать коней, к атаке дал сигнал,И каждый рыцарь скакуна взнуздал и оседлал.Граф недостаток сил и средств коварством возместил,Он войско вывел из ворот и с Богом отпустил,Однако прежде вот о чем баронам возвестил:«Внемлите, рыцари мои. Враг нас врасплох застал.Какой могу я дать совет? Ведь я вас всех призвалЗатем, чтоб каждый шел вперед и жизнью рисковал!Глаз не смыкая ни на миг, я в эту ночь не спал,О деле думал до зари, до света размышлял,И вот, сеньоры и друзья, какой я план избрал.Спешите к лагерю врага, пересекая дол,Дабы тулузцы, увидав сих копий частокол,Все разом бросились на вас, ища себе похвал,И будь что будет, а не то для нас весь край пропал».«Бароны, надо рисковать, — граф Бодуэн сказал, —Не тот плох рыцарь, кто в бою на землю мертвым пал,А тот, что век свой в нищете позорно прозябал!»Епископ рыцарей Креста на бой благословил,На три отряда граф де Бар баронов разделил,Оруженосцев и пажей сеньорам ставя в тыл.И по тропинке через топь враг тайно поспешилК палаткам и шатрам.

ЛЕССА 140

Враги к палаткам и шатрам пошли по хлябям блат,Свои знамена развернув, сверкая сталью лат,И был отделкой золотой украшен каждый щит,И так сияли те мечи, будто заря горит.Король, кого за доброту я здесь восславить рад,Увидев рыцарей Креста, скажу не наугад,Сам поспешил навстречу им, взяв небольшой отряд.Толпой валил за королем и весь тулузский люд,Безумцам детскою игрой казался ратный труд,Никто не слушался старшин, не знал, что делать тут.Когда в делах порядка нет, то плох и результат.Король воскликнул: «Все ко мне!» — но был сметен и смят,И не нашелся ни один сеньор или солдат,Кем бы услышан был король и под защиту взят.Уж ранен доблестный король, уж он в крови лежит,Та кровь струится по земле и, как ручей, бежит.У тех, кто видел ту резню, померк от горя взгляд,Народ решил, что тут виной измена и разлад,Все в страхе бросились бежать куда глаза глядят,Никто себя не защищал и не глядел назад,Бегущих в спину враг разил тем больше во сто крат,Вплоть до Ривеля шла резня, как люди говорят.Далмат спасенье от меча искал средь бурных вод.Он крикнул: «Горе и беда, спасайте свой живот:Погиб наш доблестный король, опора и оплот,И пало Рыцарство во прах, как перегнивший плод,И тех, кого оставил Бог, сегодня гибель ждет».Когда же реку пересек отважный рыцарь тот,Тулузцы, рыцари и знать, и весь простой народВсем скопом бросились к реке, ища надежный брод.Счастливец, реку перейдя, тем самым жизнь спасет,Но многих бурная река в могилу унесет!Достался рыцарям Креста весь лагерь, скарб и кладь,И весть по свету разнеслась, что арагонцев ратьПогибла, столько храбрецов, что и не сосчитать,Досталось воронью.

Перевод со староокситанского И. Белавина