Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков - Женевьева Брюнель-Лобришон

БВЛ, с. 180–181

Пора мне с песнями кончать!Без радости и песни нет.А радоваться мне не след, —Чего от жизни ожидать?В былом не помню светлых дней,Но нынче дни еще темней.Ничто надеждой не манит,Лишь плакать хочется навзрыд.

Нет, песня мне и не сулит,Что обрету отраду в ней.Хотя по благости своейГосподь уменье мне даритВсе в звуках мерных воссоздать:Веселья хмель, тоски печать,Скорбь неудач, восторг побед, —Но поздно я рожден на свет!

На песни — чуть ли не запрет,Презренью стали подвергатьВысокий дар стихи слагать.Мил при дворах фиглярский бред,Нестройный крик и гнусный вид,А трубадур везде забыт.Что в век разнузданных вралейЕго удела тяжелей!

Лжехристиане всё наглей, —Ужель злодейством мир не сыт?На них одних вина лежит,Что в правом гневе на людейГосподь послал нам столько бедИ счастью ратному воследНам час пришел — за ратью ратьСвятую землю покидать.

Вдвойне нам надо трепетать:И мавра грозного побед,И ада — по скончанье летТам нашим душам пребывать.На свете нет греха лютей,Чем распри меж земных властей,И дух вражды столь ядовит,Что вскоре всех нас изъязвит.

Великий Боже, царь царей!Свои творенья пожалейИ ниспошли безумцам стыд —Их от греха да отвратит.

О Богоматерь! ПоскорейСердца надеждой отогрей,Что сын твой с высоты воззрит —И мир любовью озарит.

XXVII верс сеньора Гираута Рикьера, год 1292

БВЛ, с. 181–182

Однажды лугамиК реке в полдень знойныйЯ брел наугад,Настроен дарамиЛюбви беспокойнойНа песенный лад,И встрече со стройнойПастушкой, достойнойБеседы, был рад:Веселый, спокойный,В манере пристойнойМне бросила взглядСклоненная надОдним из ягнят.

Спросил я у девы:«Искусны ль в любви вы?Любили ли вас?»Ответила: «Все вы,Сеньор, столь учтивы,Что труден отказ».«Вы, дева, красивы,И, коль не гневливы,Тогда всё за нас!»«Сеньор, те порывыБезумны и лживы,Где пыл напоказ».«Страсть видно на глаз».«Слепа я как раз».

«О дева, упрямыВы стали и строги,Влюбленность гоня».«Но вы — данник Дамы,И ждет на порогеДруг нежный меня».«Все это — предлоги;Без вашей подмогиНе жить мне и дня».«По старой, в итоге,Пойдете дороге,Ей верность храня».«Вы тверже кремня».«Ваш стиль — болтовня».

«О дева, нет сладуМне с чувством, чьи новыИ жар, и задор».«Сеньор, так осадуВедут празднословы —Окончим наш спор».«Прелестница, что вы!Хоть вы и суровы,Я — ваш с этих пор!»«Сеньор, вы готовыНа все: ваши ковыСулят лишь позор».«Я, дева, хитер».«Претит мне напор».

«О дева, напротив,Причина не вы ли,Что здесь я простерт?»«Себя озаботив,Вы лишь углубилиДушевный комфорт».«Пленять в этом стилеМеня научилиУста Бель-Депорт».«Что ж, вы победили,По-прежнему в силеБесед этих сорт».«Победой я горд».«Мой голос нетверд».

«Что было примеромВам в выборе тона,Которым я пьян?»«Сеньор, эн РикьеромПропета кансона,Чей сладок дурман».«Речь ваша мудрена,А робость — препонаИсполнить весь план».«Но Бель-Депорт с тронаСвергать — нет закона,Вот плана изъян».«Я ею не зван».«Захлопнут капкан!»

«Не жду я урона,Коль в роли патронаБертран д’Опиан».«Сеньор, я от гонаУстала, и стонаПричина — обман!»«Отныне мой стан —Средь этих полян».

ПТ, с. 200–202

Монах Монтаудонский родом был овернский дворянин из замка под названием Вик, что близ Орлака, и был отдан в монахи в аббатство Орлакское. И поручил ему аббат приорат Монтаудонский, о каковом он весьма радел. Еще в монастыре стал он стихи слагать и сирвенты на злобы дня, и рыцари, и сеньоры округи той, забрав из монастыря его, стали ему оказывать всяческие почести, все ему даря, что ему ни понравится и чего он ни попросит; он же все это нес в Монтаудонский свой приорат. Не снимая одеяния, он между тем отстроил и весьма украсил свою церковь. После того возвратился он в Орлак к аббату своему и, доложив, как он украсил Монтаудонский приорат, благословения просил поступить в распоряжение эн Альфонса, короля Арагонского, и благословил его аббат. Король же потребовал, чтобы он мясо ел, ухаживал за дамами, кансоны слагал и пел, и так он и стал делать; и назначили его в Пюи Санта-Мария главой всего двора и распорядителем соколиного приза.

Долгое время правил он двором Пюи, пока сам двор сей не угас. Тогда отправился он в Испанию, где все короли и сеньоры превеликие ему оказали почести. И прибыл он там в приорат под названием Вилафранка, что в ведении аббатства Орлакского, и аббат приорат передал ему сей, он же, весьма его обогатив и украсив, дни свои там скончал и умер. Множество сложил он прекрасных кансон, из которых некоторые здесь написаны, как вы сейчас услышите:

Гостил я в раю на дняхИ до сих пор восхищенПриемом того, чей тронВстал на горах и морях,Кто свет отделил от теми;И он мне сказал: «Монах,Ну как там Монтаудон,Где больше душ, чем в Эдеме?»

«Господь, в четырех стенахКелейных я заточен;Порвал не один баронСо мной, пока я здесь чах,Неся служенья Вам бремя;Мне в милостях и благахНе отказал лишь РандонПарижский вместе со всеми».

«Монах, ходить в чернецахНе мною ты умудрен,А также нести уронВ честолюбивых бояхИль сеять раздоров семя;Ты лучше шути в стихах,А братией будет учтенБарыш на каждой поэме».

«Господь, звучащий в строкахПесенных суетный тон —Грех, а гласит Ваш закон,Что мертв погрязший в грехах;Я ключ не нашел к проблеме,Лишь чувствую Божий страхИ, путь забыв в Арагон,Об пол разбиваю темя».

«Монах, потерпел ты крах,Когда не пошел вдогонЗа тем, чей лен — Олерон;Так вот: кто был с ним в друзьях,Кого он спас в свое время,Кто знал, что в его дарахВес стерлингов не сочтен, —И предал! — король не с теми».

«Господь, это Вашей взмахДесницы к тому, что онНе встречен, ибо пленен,Привел — все в Ваших руках;Плывет сарацинов племяК Акре на всех парусах,И, значит, тот обречен,Кто вдел для Вас ногу в стремя».

Хоть это и звучит не внове,Претит мне поза в пустослове,Спесь тех, кто как бы жаждет крови,И кляча об одной подкове;И, Бог свидетель, мне претитВосторженность юнца, чей щитНетронут, девственно блестит,И то, что капеллан небрит,И тот, кто, злобствуя, острит.

Претит мне гонор бабы сквернойИ нищей, а высокомерной;И раб, тулузской даме верныйИ потому ей муж примерный;И рыцарь, о боях и проч.И как до рубки он охоч,Гостям толкующий всю ночь,А сам бифштекс рубить не прочьИ перец в ступке натолочь.

Претит — и вы меня поймете —Трус, ставший знаменосцем в роте,И ястреб, робкий на охоте,И если гущи нет в компоте;Клянусь святым Мартином, неТерплю я вкус воды в вине,Как и участье в толкотнеКалек, ибо приятней мнеБыть одному и в тишине.

Претит мне долгая настройкаВиол, и краткая попойка,И поп, кощунствующий бойко,И шлюхи одряхлевшей стойка;Как свят Далмаций, гнусен тот,По мне, кто вздор в гостях несет;Претит мне спешка в гололед,Конь в латах, пущенный в намет,И в кости игроков расчет.

Претит мне средь зимы деревнейПлестись, коль нет приюта мне в ней,И лечь в постель с вонючкой древней,Чтоб в нос всю ночь несло харчевней;Претит — и даже мысль мерзка! —Ждать ночью мойщицу горшка;И, видя в лапах мужикаКрасотку, к ней исподтишкаВзывать и тщетно ждать кивка.

Претят наследников уловки,Клянусь Творцом, и без сноровкиКикс, сделанный в инструментовке,И ростовщик, что ждет поклевки;Как свят Марсель, осточертелМне плащ в два меха, и прицелТрех братьев на один надел,Четырехгранность пик и стрел,И кто богат, а не у дел.

И не терплю я, Боже правый,Чтоб резал мясо мне лишавый,И стол под скатертью дырявой,И тяжкий груз кольчуги ржавой;Мне тошно высадки в портуЖдать в ливень на сквозном ветру,И наблюдать друзей войну,И, чуя в сердце маету,Зреть в каждом равную вину.

Прибавлю, что мне также тяжкиДевицы уличной замашки,Курв старых крашеные ряшкиИ фат, в свои влюбленный ляжки;Претит мне — о святой Авон! —У тучных женщин узость лон,Под ноль стригущий слуг барон;И бденье, если клонит в сон, —Вот худший для меня урон.

Но тем я полностью задрочен,Что, в дом войдя, насквозь промоченДождем, узнал, что корм был соченКоню, но весь свиньей проглочен;Вконец же душу извелоС ослабшим ленчиком седло,Без дырки пряжка и трепло,Чьи речи сеют только зло,Чьим гостем быть мне повезло.

Жизнеописания, с. 153–156