Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо сказать, что за прошедшие дни Борис и Катя встречались почти каждый вечер. Встречи эти были как будто случайными и происходили на какой-нибудь из дорожек, протоптанных санитарами. Встретившись, они обычно разговаривали несколько минут о каких-нибудь медсанбатовских делах, затем Борис пытался поцеловать Катю, иногда это ему удавалось. Она как будто сердилась и требовала, чтобы он этого больше не делал, но глаза её говорили другое, да и попытки вырваться от Бориса большею частью были очень неловкими. Ему приходилось её отпустить и обещать, что это больше не повторится. Но в следующий раз всё начиналось сначала.
Встречи эти уже вошли в привычку. Если Борису по дороге на дежурство в операционную (он продолжал дежурить в малой операционной) встречалась Катя, иногда шедшая с ним в одном направлении, она после поцелуев быстро убегала вперёд и скрывалась в операционной. А там в своей белой маске за столом с инструментами она имела такой неприступный вид, что Борис даже и представить себе не мог, что всего несколько минут назад он её целовал, а она отвечала на эти поцелуи. Трудно было представить, что эти строгие руки только что ласково обнимали его за шею, а маленькие твёрдые губы крепко прижимались к его. Взгляд её глаз был так серьёзен и напряжён, что казалось, в этой маленькой головке никаких других мыслей, кроме как о выполнении своей работы как можно лучше, и не может быть.
И только иногда, в период затишья, когда в работе операционной наступал часовой или более перерыв, и они оба в ожидании следующего раненого сидели со сложенными руками, вытянутыми так, чтобы не нарушить их стерильность, и перебирали пальцами кусочки марли, смоченной в спирте, в глазах Кати при встрече их со взглядом Бориса мелькали какие-то лукавые весёлые искорки и чувствовалось, что под маской её губы складывались в улыбку.
Глава пятая
На следующий день, приехав на новое место, Борис убедился, что развёртывание батальона идёт по намеченному плану. Переговорив с Прохоровым, он выяснил, что место для медсанбата выбрано достаточно удачно, но имеет один весьма существенный недостаток. Сосновый лес, который окружал палатки батальона, был молодым, сосенки невысокие и росли не очень густо. Кроме того, часть леса пришлось вырубить, чтобы расчистить место для палаток, хотя в основном для их размещения Прохоров и старался использовать естественные поляны.
Для постройки лежневой дороги пришлось вырубить тоже не одну сотню деревьев, так что, если теперь начать строить жильё для личного состава, то придётся вырубать чуть ли не весь этот участок. Возить лес издалека по бездорожью невозможно, разместить медперсонал в палатках тоже нельзя — палаток было мало, и даже при небольшом потоке раненых их использовали бы все. Поселить санбатовцев в шалашах или палатках, сооружённых из плащ-палаток, как это делалось в первые дни войны, — тоже не выход. Во-первых, потому, что приближалась зима, а во-вторых, потому, что, по всей видимости, санбату на этом новом месте, куда пока ещё не залетал ни один фашистский самолёт и не долетали немецкие мины, в условиях стойкой обороны придётся простоять не один месяц.
Теперь все уже хорошо знали: для того, чтобы медперсонал работал с полной отдачей сил и не выдохся бы в первые же дни напряжённой работы, ему следует создать возможно более благоприятные условия жизни.
Взвесив всё это, Алёшкин и Прохоров решили вслед за основными сооружениями батальона перевезти на новое место и домики, занимаемые работниками медсанбата на старом месте. Домики эти, построенные в своё время для штаба дивизии руками опытных плотников-сапёров, простояли уже более полугода. Их брёвнышки, хорошо подогнанные друг к другу, высохли и имели небольшой вес, а на холодное время могли создать приличное жильё. Если их правильно разобрать, а затем так же правильно собрать, то это значительно облегчит положение медсанбата. Вопрос только в том, кто будет руководить этой работой. Алёшкин, Прохоров и кто-либо другой из известных Борису лиц в строительных делах разбирались слабо. И тут Прохоров вспомнил:
— Есть такой человек! Мне его старшина Бодров нашёл, это сержант Павлов из выздоравливающих. Он на гражданке прорабом строительным был. Плотник и столяр он хороший, строительством лежнёвки тоже он руководил. Возьмите его, товарищ комбат. Поговорите с ним, он посоветует, как это всё сделать.
— А куда он ранен?
— В ногу, в бедро. Касательное ранение, рана уже почти совсем зажила.
— Ну вот, зажила… Значит, нам его в часть вернуть надо!
— Неужели мы не сумеем такого нужного человека хотя бы на две-три недели задержать? Похлопочите у комиссара, да и товарища Пронина попросите.
Убедившись в том, что на новом месте расположения медсанбата всё идёт как нужно, и определив места, где можно будет поставить перевезённые для жилья домики, а их было пятнадцать, Борис вместе с сержантом Павловым выехал в старое расположение батальона.
Павлов — высокий, представительный мужчина лет сорока — на предложение Алёшкина задержаться в батальоне для организации перевозки домиков ответил согласием. Как выяснилось, он был членом партии, очень знающим и опытным строителем, к тому же умелым организатором. Впоследствии Борис добился того, чтобы Павлова зачислили в штат медсанбата на должность одного из писарей.
Сержант попросил только, чтобы ему разрешили взять с собою для разборки и последующей сборки домиков сколоченную им бригаду плотников — четырёх человек (трое санитаров и один из выздоравливающих). Алёшкин охотно пошёл на это, и вот «санитарка», в которой сидели Борис, Павлов и его стройбригада, выскочив из леса, окружавшего расположение батальона, устремилась по основной дороге в сторону передовой, чтобы добраться до старого места. По этой дороге нужно было проехать километра четыре по совершенно открытому пространству. Алёшкин спешил с передислокацией и дожидаться ночи не стал. Они выехали около 12 часов дня.
Между тем фашистские войска, то ли основательно измотавшись в прошедших боях и попытках выбить 65-ю дивизию со своих старых позиций, то ли вернув часть своих
